Жорж внимательно посмотрел на друга.
— Это тебя после реального секса колбасит, — констатировал он. — Постой, у тебя точно всё получилось?
— Да иди ты на хрен! Не видел, что ли, как морда у Гальки лоснится? Теперь пойдёт по рукам…
— А чего ты от Гальки хотел? Что она при всех поцелует тебя взасос и объявит своим официальным бойфрендом?
— Да насрать мне на неё! — Сёма отшвырнул недокуренную сигарету и оседлал ближайший тренажёр.
— Я не въехал: ты собираешься повторять свой успех?
— Во всяком случае, не с Галькой. Всё, закрыли тему!
— Как скажешь…
* * *
Жихарк смотрел на Жорика и улыбался. Какой он всё-таки хороший и верный друг! Пусть его пасомого все любят, это поможет реализоваться огромному количеству свобод!
Это Жихарк сделал Жорика таким — открытым и внимательным, уравновешенным и необидчивым. Говорят, что хороший Опекун может из всего извлекать реализацию свобод, и в принципе неважно, каков подопечный — добрый или злой, открытый или замкнутый. Но Жихарк хотел видеть своего барашка именно открытым и уравновешенным. В конечном счёте, из-за того, что Старатель-опекун оказывает критическое влияние на формирование характера своего пасомого, к юношескому возрасту тот становится отражением своего Опекуна. А учёные-психологи недоумевают, почему дети зачастую непохожи на своих человеческих родителей и воспитателей, сваливают всё на игру генов! Правда же в том, что пасомый проводит с Опекуном гораздо больше времени, чем с любым из своих воспитателей, и, конечно же, начинает походить в первую очередь на него.
Как же правильно всё во вселенной устроено, как чудесен симбиоз аршеланцев и землян! Связь Опекуна с пасомым подобна таинству супружества — только смерть может разлучить их. Либо физическая смерть подопечного, либо вставание на Путь Раба — духовная смерть человека. Но у Жихарка и Жорика впереди ещё десятилетия и десятилетия счастья!
* * *
— Хочешь, дам несколько советов относительно Серовой? — спросил вдруг Сёмыч, закуривая новую сигарету.
— Не успел перепихнуться, уже советы даёт! — усмехнулся Жорж.
— Не-е, я в другом плане, я по поводу охмурения так называемых недотрог. С ними обычные методы не катят. Их надо креативностью зацепить.
— В смысле?
— В смысле, так выпендриться, чтобы она поняла, что ты особенный. Слышал песню «Миллион алых роз»? Там мужик бабу цветами завалил… Просёк тему? Вот куда ты её в следующий раз собираешься пригласить?
— Ну, в кино…
— Дебильнее ничего придумать не смог? Она этого от тебя и ждёт. Слушай внимательно: пойдёшь с ней в театр. Причём не на какую-нибудь попсу, а на элитную авангардистскую постановку. Короче, я сам тебе спектакль подберу и билеты по Нэту закажу, а то ты лохануться можешь. Жди звонка курьера. А потом ещё чё-нибудь придумаем…
— Спасибо тебе, Сёмыч, по гроб жизни обязан! Черепушка у тебя охренительно варит!
— Сам знаю.
— А ко мне вчера мать по поводу Надечки приставала. Типа: не циклись на таких бабах, лучше отымей кого-нибудь подоступнее.
— Передовая у тебя мамаша, в натуре. И я с ней, пожалуй, согласен… А позволь спросить: она-то откуда знает, что ты в недотрогу втюхался?
— Ясновидящая, блин…
* * *
Жихарк видел в потенциальном романе Жорика и Надюхи неплохие перспективы для реализации свобод его пасомого. Единственное, что напрягало Старателя — отсутствие у Надюхи своего персонального Опекуна. Бедная, бедная девочка! Никто не говорит ей нежно: «Надюшка, доченька моя ненаглядная, как же нам хорошо с тобой!» И Первозданной Тьме гораздо проще воздействовать на бедняжку… Может быть, им с Жориком удастся исцелить это несчастное создание?
А вдруг Надюха заразит его пасомого своей аномальностью? Нет, нельзя думать о плохом, надо верить в благой исход всего. Кем были бы аршеланцы, если бы не верили в добро? Разве имели бы они право заниматься духовным прогрессорством, если бы не были абсолютно благи, не знали бы, что несут землянам свет свободы и любовь?
Жихарк представил на секунду, что было бы, если б мир перевернулся с ног на голову и оказалось, что аршеланцы причиняют людям вред. Инверсия света и тьмы обозначила бы ужасную картину: мир уподобился бы негативу, на котором красивый улыбающийся человек выглядит тёмным монстром с чёрными зубами. Что бы стало тогда с аршеланцами? Где во вселенной можно было бы спрятаться от безмерного стыда, куда укрыться от отчаяния? Даже в небытии не раствориться бессмертным существам…
Старатель встряхнулся и опять увидел мир таким, каков он есть, — чистым, сверкающим, стремящимся к абсолютной свободе. Ясноокая улыбающаяся действительность дружелюбно махала аршеланцу рукой!
Надежда впервые смотрела неклассическую постановку и смеялась от души, в то время как бо́льшая часть зрителей сосредоточенно хмурилась, пытаясь разглядеть в спектакле Романа Мирзояна политическую подоплёку. А вот Жорж почему-то не смеялся и вообще чувствовал себя неуютно. Пару раз он принимался оправдываться и ругать Орехова, но Надя затыкала ему рот.
Спектакль назывался «Деревянные лбы» и являлся современным прочтением толстовского «Золотого ключика». Папа Карло выражал тоталитарно-архаическое начало, требовал от Буратино беспрекословного подчинения и препятствовал сыну посвятить себя творчеству, то есть стать театральным артистом. Крыса Шушара символизировала порыв человеческой души к свободе. Она вызволила Буратино из плена предрассудков, то есть убедила сбежать от отца, за что жестоко поплатилась от брутального тирана. Наде надолго запомнилась сцена, когда папа Карло, схватив Шушару за хвост, несколько минут вертел ею над головой и жестоко проклинал, а затем метнул в партер (перед этой сценой артистка, играющая крысу, конечно, была заменена куклой).
Буратино получил-таки роль в театре Карабаса Барабаса, но здесь он стал подвергаться насмешкам со стороны косных артистических масс — «деревянных лбов» — за свою любовь к женской одежде. «Деревянные лбы» мешали самовыражаться не только Буратино, но и приме Мальвине, появляющейся на сцене исключительно в обнажённом виде, а также транссексуалу Артемону, влюблённому в Пьеро. В итоге Буратино, Мальвина и Артемон сбежали в лес, где стали сожительствовать с двумя благородными разбойниками — лисой Алисой и котом Базилио. Этому сожительству и была посвящена основная часть спектакля. Когда бесконечные выяснения отношений в семье извращенцев уже стали Надю утомлять, неожиданно наступила трагическая развязка: папа Карло, вообразивший себя Тарасом Бульбой, и Карабас Барабас, лишившийся ведущей артистки, появились на сцене с помповыми ружьями и расстреляли всю пятёрку. В финальной сцене лесные зверюшки с жалобными песнями хоронили новомучеников, пострадавших за свои убеждения…
