И прямо сейчас я должна лгать.
Я сплетаю пальцы.
— Что такое? — спрашивает он.
— Я все еще не могу стрелять, — говоря это, я смотрю на Тобиаса. — И после того, что произошло в штабе Эрудитов… — прочищаю горло. — Мне не очень-то хочется рисковать жизнью.
— Трис, — он проводит пальцами по моей щеке. — Ты не должна туда идти.
— Я не хочу выглядеть трусом.
— Эй, — он обводит контур моего подбородка, его пальцы холодные по сравнению с моей кожей, и строго смотрит на меня. — Ты сделала для этой фракции больше, чем кто-либо другой. Ты…
Он вздыхает и прижимается своим лбом к моему.
— Ты самый храбрый человек, которого я когда-либо встречал. Оставайся здесь. Дай себе передышку.
Он целует меня, и я чувствую, как снова рассыпаюсь на части, начиная из самой своей глубины. Он думает, что я останусь здесь, но я буду бороться против него в компании с его отцом, которого он презирает.
Это самая ужасная ложь, какую мне доводилось произносить. Мне никогда не удастся загладить свою вину.
Когда мы расстаемся, я боюсь, что он услышит мое неровное дыхание, поэтому разворачиваюсь к окну.
Перевод: Екатерина Забродина, Дольская Алина, Алёна Вайнер, Воробьева Галина
Редактура: Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
— О, да. Ты похожа на дурочку, бренчащую на банджо, — заявляет Кристина.
— Правда?
— Нет. Вовсе нет. Просто… Дай я кое-что поправлю, ладно?
Она роется в сумке в течение нескольких секунд и достает коробочку. В ней лежат разные по размерам трубочки и контейнеры, в которых я распознаю косметику, но не знаю, что с ними делать.
Мы находимся в доме моих родителей. Это единственное место, куда я могу пойти, чтобы подготовиться. Кристина ничего не говорит о том, что она обнаружила — два учебника, спрятанных между шкафом и стеной, которые говорят о склонности Калеба к Эрудиции.
— Позволь мне спросить прямо. Ты оставила группу Бесстрашных, чтобы подготовиться к войне… и взяла с собой сумку с косметикой?
— Да. Я думаю, что тем, кто захочет меня застрелить, будет труднее, если они увидят, какая я убийственно-привлекательная, — отвечает она, выгнув бровь. — Держи голову вот так.
Она откручивает крышку у черной трубки размером с один из моих пальцев, показывая красную палку. Губная помада, это очевидно. Она прикасается к моему рту и проводит по нему, пока мои губы не покрываются цветом. Я вижу это, когда она убирает ее в сумку.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе о таком чуде, как выщипывание бровей? — спрашивает она, держа пинцет.
— Убери это от меня.
— Прекрасно, — вздыхает она. — Я бы добавила румян, но не уверена, что этот цвет тебе подходит.
— Шокирующее открытие, если учесть, как похожи тона нашей кожи.
Кристина хихикает.
Мы готовы; у меня красные губы и накрашенные ресницы, и я одета в ярко-красное платье. А еще нож, привязанный к внутренней части бедра. В этом должен быть смысл.
— Где же Маркус, Разрушитель Жизней, должен с нами встретиться? — спрашивает Кристина. Она одета в Дружелюбное желтое, а не красное, и на ее коже оно буквально светится.
Я смеюсь.
— За штабом Отречения.
Ночь. Мы идем по тротуару. Все остальные должны быть на ужине, я в этом уверена, но на случай незапланированной встречи мы одеты в черные куртки, скрывающие большую часть нашей одежды. По привычке перепрыгиваю трещину в цементе.
— Куда вы обе идете? — раздается голос Питера. Я смотрю через плечо. Он стоит на тротуаре позади нас. Интересно, как долго он там?
— Почему ты не ужинаешь со своей группой нападения? — интересуюсь я.
— Я не иду, — он стучит по руке, которую я подстрелила. — Ранен.
— Да ты что! — восклицает Кристина.
— Ну, я не хочу идти в бой с кучей Афракционеров, — признается он, его зеленые глаза сверкают. — Собираюсь остаться здесь.
— Как трус, — парирует Кристина, не скрывая отвращения. — Пусть остальные наведут для тебя порядок.
— Да! — отзывается он с ехидным видом и хлопает в ладоши. — Удачной смерти.
Насвистывая, пересекает улицу и идет в противоположную сторону.
— Ну, нам удалось его отвлечь, — замечает Кристина. — Он не повторил вопрос о том, куда мы идем.
— Да. Хорошо, — я прочищаю горло. — Но наш план все равно глупый. Ведь так?
— Он… не глупый.
— О, да ладно. Доверять Маркусу глупо. Пытаться пройти мимо Бесстрашных у забора глупо. Идти против Бесстрашных и Афракционеров глупо. Все это в совокупности составляет… различного рода неслыханные глупости прежде неведомые человеку.
— К сожалению, это лучший план, который у нас есть, — замечает она. — Если мы хотим обнародовать правду.
Я доверилась Кристине, когда думала, что умру, поэтому казалось глупым не доверять ей сейчас. Меня беспокоило, что она откажется, забыв, что Кристина пришла из Искренности, где стремление к истине является самым важным. Она может быть Бесстрашной, но есть кое-что, что я уяснила, пройдя через все это — мы никогда не забываем наши старые фракции.
— Это место, где ты выросла. Тебе здесь нравится? — она морщится. — Видимо, тебе многого не хватало, раз ты решила оставить свою фракцию.
Солнце склоняется к горизонту. Я никогда не любила вечерний свет, он делал весь сектор Отречения еще более одноцветным, но сейчас мне кажется, что серый успокаивает.
— Что-то мне нравилось, что-то я ненавидела, — признаюсь я. — А было кое-что, о чем я не знала, пока не потеряла.
Мы достигаем штаба Отречения, серое здание на цементной площади. Мне хочется войти в зал заседаний и вдохнуть запах старого дерева, но у нас нет времени. Мы идем в переулок рядом со штабом, туда, где нас должен ждать Маркус.
Видим синий пикап с включенным двигателем. Маркус сидит за рулем. Я позволяю Кристине идти передо мной, чтобы сесть в середине, даже помогая ему, не хочу сидеть рядом с ним. Чувствую ненависть к нему, работая с ним, я предаю Тобиаса.
«У тебя нет другого выбора, — говорю я себе. — Нет другого пути».
Думая об этом, я закрываю за собой дверь и ищу пряжку от ремня безопасности, но нахожу только потертый конец ремня и сломанную пряжку.
— Где вы отрыли эту развалюху? — спрашивает Кристина.
— Я украл его у Афракционеров. Они ремонтируют их. Было нелегко раздобыть его. Снимите куртки.
Я беру наши куртки и бросаю их в полуоткрытое окно. Маркус передвигает рычаг и поворачивает руль. Мне кажется, что машина останется на месте, когда он нажимает на педаль газа, но она движется.