Она послала ему эсэмэску, когда приземлилась в Тель-Авиве. Он ответил эсэмэской, наврал, что телефонная линия не в порядке, а по мобильнику он может только посылать эсэмэски. Потом позвонил в полицию. Не прошло и десяти минут, как две патрульных машины появились у дома. Он был спокоен, рассказал, что случилось, и поехал на одной из машин в местное отделение полиции. Дал показания, поставил свою подпись, согласился на публикацию одной из фотографий Бенни и продолжал лгать Рахель, славшей ему эсэмэски. Через трое суток его начали допрашивать и искать тело в реке. Ему пришлось принять успокоительное, когда они поволокли что-то баграми из воды. На четвертый день Рахель послала эсэмэску: она получила странное сообщение от подруги, та вроде бы видела фото их ребенка и сообщение о том, что он пропал, по местному телевидению. Что, собственно, случилось? Почему подруга смогла позвонить ей, а Брам не может? Он не знал, что отвечать. Она снова послала эсэмэску, что вылетает в Америку ближайшим рейсом. У него оставалось не больше пятнадцати часов на решение задачи. На карте штата Нью-Джерси он нарисовал крестик там, где стоял их дом. Он не мог примириться с тем, что это — слепой удар судьбы. Всему должна быть причина.
Пока он искал малыша по всей Америке, Рахель развелась с ним и вернулась в Израиль. Получила роль в индийском фильме, стала кинозвездой в Мумбаи, и индийский бизнесмен сделал ей предложение, от которого невозможно было отказаться. Теперь у нее трое детей, она живет во дворцах и шикарных апартаментах то в Москве, то в Париже, то в Лондоне, то в Нью-Йорке, у нее слуги, шоферы; краткий эпизод жизни с Брамом надежно похоронен в подвалах памяти. Иногда он отыскивал в сети ее имя и разглядывал на экране фото из светской хроники. Иногда, забывшись, мечтал о том, как позвонит ей и скажет, что нашел сына, пока до него не доходило: этого никогда не случится. Их сын давно мертв.
22
Когда Брам и Икки появились у его кровати, Плоцке чуть приподнял руку в знак приветствия. Он проделал это с видимым усилием. Рядом с ним на табуретке сидела жена, опершись на локоть, подперев ладонью щеку. Она была из эфиопских евреев, темнокожая и кудрявая. Шланги и кабели все еще соединяли Плоцке с башней, напичканной высокой технологией. Не похоже было, чтоб ему стало намного лучше с тех пор, как Брам навещал его в прошлый раз.
— Профессор, — произнес Плоцке едва слышно.
Его жена встала и поздоровалась:
— Привет, меня зовут Сира.
— Садитесь, — сказал ей Брам.
Но она осталась стоять:
— Вы подоспели как раз вовремя, не иначе как Ашем, Предвечный, привел вас туда.
— Не знаю, нашлось ли время у Предвечного заняться нами особо, Вселенная — довольно-таки обширная штука.
— Ему нравится возиться с нами, — уверенно заявила Сира.
— Вы все-таки садитесь, — сказал Брам. — Я постою.
Он улыбнулся ей и облокотился на высокую стальную спинку кровати. Сира снова села и взяла Хаима за руку.
— Хаим, — спросил Брам, — как ты?
— Все хорошо. Через некоторое время меня отпустят.
Он говорил еле слышно, и Браму приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова.
— Когда Хаим вернется домой, — вмешалась Сира, — вы должны прийти к нам обедать.
— С удовольствием, непременно. Можно, я захвачу свою девушку?
— Конечно! — ответила Сира, едва ли не возмущенно. — Можете взять с собой всех, кого хотите.
— Только мою девушку.
— А это ваш сослуживец?
— Икки? Нет… то есть Икки работает со мной в «Банке», занимается розыском детей. Но не на «скорой». В тот вечер со мной был Макс Ронек.
— Пригласите и его от нашего имени, ладно? — попросила Сира. — И он тоже пусть приводит всех, кого хочет. Недели через три. Мы дадим знать когда. У нас есть ваш телефон?
— Я оставлю номер Хаиму.
— Без разницы, — согласилась Сира.
— Надо говорить: как вам будет удобнее, — поправил ее Хаим.
— А как дела у… — Брам на секунду запнулся, припоминая имена, — у Лонни? Лонни и Тонни!
— Через полчаса у нас связь с Лонни по скайпу, — отозвалась Сира. — Все в порядке. И похоже на то, что нашей семье позволят воссоединиться.
— Отваливаете? — поинтересовался Брам.
— Завтра у меня разговор с директором «Легии», — ответила Сира. — Он уверен, что все будет в порядке. Он хочет, чтобы Тонни тоже у них играл.
— Здоровенные парни, оба, — вмешался Хаим. — Полуевреи, полуафриканцы — невероятная комбинация, зато какой результат!
— Я везде ищу информацию о Варшаве. Ну и холодина там зимой! — сказала Сира. — Надо будет потеплее одеваться. Снег лежит по нескольку месяцев, представляете?
— Представляю, — улыбнулся Брам.
— Родители приехали за мной сюда, а теперь я уезжаю, — вздохнула Сира. — Почти наверняка.
— А вы остаетесь, профессор? — спросил Плоцке.
— Да, я остаюсь. Наверное. Пока еще не знаю.
— И вы придете к нам обедать, когда Хаима выпишут.
— С удовольствием, сударыня.
— Хаим, — Брам помедлил, собираясь с мыслями. — Хаим, мы хотели тебе кое-что показать.
Плоцке кивнул, но при этом нерешительно покосился на жену, которая немедленно пришла ему на помощь:
— Он еще очень слаб, профессор.
— Это совсем нетрудно, Хаим.
— Я ничего не знаю, — прошептал Хаим почти беззвучно.
— Мы хотим показать тебе один портрет. Может быть, ты…
— Я ничего не видел. Ничего.
— Похоже, мы знаем, кто это был…
— Ракета, — сказала Сира, — было официальное сообщение.
— Хаим?
Плоцке прикрыл глаза, а жена склонилась над ним, словно собираясь защитить мужа от Брама и Икки.
— Ему нужен покой, профессор. Поговорите с ним через несколько недель, когда он окрепнет.
Она была некрупная, но мускулистая и спортивная женщина, ясно было: такая вполне может дать сдачи.
— Хаим? — снова спросил Брам.
Плоцке взглянул на него и покачал головой.
— Я был в шоке, профессор. Извините, я был не вполне…
Брам переглянулся с Икки, тот напряженно кивнул, и Брам понял: Икки не намерен отступать.
Развернув компьютерную обработку детской фотографии Яапа де Фриса, Икки поднял листок повыше. Красивого юношу лет двадцати, светловолосого и голубоглазого, с волевым подбородком легко было принять за выходца из Норвегии или Швеции, только Y-хромосома в его крови указывала на длинную череду предков — пугливых евреев из восточноевропейских гетто; он мог бы быть честолюбивым молодым банкиром или профессиональным теннисистом.
Плоцке закрыл глаза и отвернулся.
— Он хочет спать, его нельзя беспокоить, — сказала Сира.
