— Да не все ли равно? — удивился Скрибнер. — Даже если этот старый паразит кормит зверей корнями — или наоборот, что от этого меняется? Все равно тахи будут охранять острова, просто потому, что охраняют собственное потомство, гнезда-то у них в песке, на берегу.
— Но если действительно тахи и тодит связаны… ведь сургоры не смогут без тахи выйти в океан.
— Орехами прокормятся.
— Они не смогут переселиться обратно на материк, — сказал Ланской. — Не смогут навещать соседние племена и вынуждены будут заключать браки внутри собственной изолированной группы. К чему это приведет? К вырождению, это аксиома, и странно, что приходится тебе об этом напоминать.
— Знаешь, Эмиль, — сказал Скрибнер, — пусть над этим голову ломают в Управлении. Наше дело уничтожить тодит.
— А нужно ли их уничтожать? — спросил Ланской. — Ведь сургоры уже вторую тысячу лет живут на островах, это их дом, а мы заставим их вновь переселиться, бросить все…
— Ну… — Скрибнер хотел сказать что-то, но шлюпка уже подошла к рифам у Ки-Нтот, и Адриан Антонович замолчал. Он провел лодку сквозь бурлящую полосу и, заглушив двигатель, выскочил на песок. Когда врач вышел на пляж, Скрибнер подошел к нему и сказал тихо:
— Ты забываешь, Эмиль, что тодит — чужие. Совсем чужие для этой планеты. Я не знаю, и ты не знаешь, откуда взялись эти вшивые миссионеры, но следы этой компании уничтожить необходимо. А переселиться островитянам мы поможем, если уж на то пошло. На кой черт им эти… Геспериды, — добавил он и пошел к «Эксору». Ланской отправился в лагерь.
— …Разумеется, и речи не может быть о насильственном возвращении на материк. Помощь в случае необходимости, не более того. Но я абсолютно согласен с Адрианом Антоновичем в том, что растение тодит уничтожить необходимо, — кроме тех образцов, которые мы берем с собой. И хорошо, если эти… миссионеры не оставили еще каких-нибудь следов своего пребывания, — таких следов, о которых аборигены и не подозревают. Поэтому я и предлагаю как следует обшарить материк, а уж потом предлагать какой-то конкретный план.
— И все-таки это будет вмешательством в исторический процесс, так или нет? — спросил Сергиенко.
— Какое к черту вмешательство? — возмутился Тронхэйм. — Мы должны вернуть их на собственный путь, неужели не ясно? На островах они живут как в заповеднике, ни о чем не думая, — орехи над головой, рыба в лагуне… Они остановились, прекратилось развитие, а ты говоришь о вмешательстве. Вмешались до нас, наше дело ликвидировать последствия.
— А любопытно все же, — сказал Виклер, — откуда взялась эта компания? Миссионеры. И что за странная цивилизация должна это быть…
— Поищем — найдем, — сказал Скрибнер.
— Ой ли, Адриан Антонович? Легко сказать — «найдем». Где искать, ты хоть какое-то представление имеешь?
— Нет, конечно, — сказал Скрибнер. — А только думаю, что они где-то неподалеку.
— Почему? — заинтересовался Тронхэйм.
— Да так, кажется мне.
— Это не довод.
— Доводы тебе нужны? Пожалуйста. В космос они вышли недавно, так что недалеко забрались.
— Почему — недавно?
— Во-первых, потому, что лезут не в свои дела. Если бы они имели приличный уровень развития, они бы на такие штучки не пошли. Они же не имели малейшего понятия, как на аборигенов подействуют их клубеньки. Уверяли, сургоры от эдакой пищи поумнеют?
— Так.
— Ну вот. А они не поумнели, скорее наоборот, хотя жить стали дольше. Как же можно было сажать свои растения на чужой планете, не зная генетики местных жителей? Это что, высокий уровень?
— Да… — сказал Ланской. — Кстати, о генетике. Тот рыбак, Гике-та, согласился все-таки на обследование. Я еще не во всем разобрался, но основное понятно.
— Точнее, — потребовал Винклер.
. — Настой из клубней тодит действует на островитян весьма своеобразно. Исчезают ошибки редупликации, тем самым — прекращается старение организма. Так что… я вновь предлагаю подумать — стоит ли уничтожать тодит. А тахи, судя по всему, от питания корнями «умнеют», легко поддаются дрессировке и вообще с удовольствием остаются жить возле человека. И насчет уровня, — Ланской говорил, демонстративно не глядя на Скрибнера, — тоже не все так ясно, как представляется некоторым. Почему не может оказаться так, что эти миссионеры, имея весьма и весьма высокий технический уровень, отстали в отношении социальном и не считают грехом вмешательство в чужую жизнь? Если же допустить такой вариант, то получим, что миссионеры могли прибыть откуда угодно, расстояние может не иметь для них никакого значения.
— Найдем, — сказал Скрибнер, как припечатал. — Не может быть, чтобы не нашли. Надо. Эта публика может таких дел натворить, что подумать страшно.
— Ну, это вопрос будущего, — сказал Винклер. — Хотя понять тебя нетрудно, Адриан. А пока нужно найти то место, где эти розовые окапывались. Лагерь. Стойбище. Завтра и займемся. Что касается тодит, Эмиль Юлианович, — добавил он, — я все-таки думаю, что Центр даст «добро» на уничтожение их. А споры на Земле исследуют, разберутся, и если удастся лишить тодит людоедских замашек — отчего и не вернуть их сюда? Кстати, дрессировка тахи на материке аборигенам просто ни к чему, жили они без тахи и дальше проживут. К тому же неизвестно, как будут чувствовать себя тахи на материке, — вид эндемичный, в новых условиях может и не прижиться. Так что на сегодняшний день у нас осталась одна задача — розовые миссионеры, точнее, следы их пребывания на Талассе. Все.
— …Уровень… вот он, их уровень, — ругался Скрибнер. — Форменный кабак развели, дикари космические… А это что? — он вытащил из-под куста небольшой аппарат, похожий с первого взгляда на лингатор. — Вот, пожалуйста. Набросали всякой дряни, и смылись.
Действительно, место, где располагался в незапамятные времена лагерь космических миссионеров, напоминал средних размеров свалку, заросшую пышной зеленью. Ее обнаружили и расчистили от кустарника и лиан автоматы, и сейчас пятеро землян осматривали то, что оставили пришельцы из неведомых краев. Здесь в изобилии валялись обрывки плотных тканей, пластика, обломки аппаратуры, черт-те что еще. Аппарат, извлеченный Скрибнером из сплетения корней, казался неповрежденным. Винклер отдал его автомату, и люди продолжали осматривать остатки лагеря, время от времени подзывая автоматы и распоряжаясь упаковать ту или иную вещь. Через небольшое время робот, занявшийся «лингатором», доложил, что конструкция аппарата ему неясна, равно как и назначение, а потому нельзя сделать вывод об исправности или неисправности данного предмета. «Лингатор» упаковали в контейнер вкупе с прочим барахлом, подобранным в этой громадной мусорной куче.
