— И ведь что интересно, — сказал Ланской, — рядом с лагерем они не устраивали свои огородики, вы заметили? Все поляны с тодит расположены очень далеко. Как это понимать прикажете?
— Действительно, интересно, — сказал Тронхэйм. — Может быть, корни сами удалились от лагеря за это время? Поближе, так сказать, к источникам питания?
— А если нет? Если эти… розовые просто проверяли действие тодит на местных жителях, а сами своих корешков побаивались? — спросил Сергиенко.
— Ну, это уж ты… того, чересчур хватил, — усомнился Скрибнер. — Они, конечно, народ диковатый, эти миссионеры, но чтоб такое… Нет, не может быть.
— Почему не может? — сказал Сергиенко. — Исторические прецеденты имеются.
— Но все-таки не на космическом уровне развития, — возразил Скрибнер. — Через такое многие проходят, но гораздо раньше, на заре, так сказать, истории.
— Они могли сажать тодит далеко от лагеря просто в силу традиции, — сказал Тронхэйм. — Зачем сразу предполагать всякие ужасы?
— Саймон, — спросил Сергиенко, — а что в Управлении решили?
— Решили, что нужно уничтожить, — ответил Винклер, рассматривавший в этот момент плотный тонкий лист серого пластика, испещренный какими-то запятыми. — Так что сегодня, как только здесь закончим, автоматы займутся полянками, поляночками… А вам не кажется, милорды, что это письмо? — внезапно спросил он.
— Это? — Скрибнер подошел ближе, всмотрелся в запятые. — Отчего же нет? Вполне может быть.
Винклер дал задание автоматам искать аналогичные листы, и через полчаса перед командиром выросла стопка серых квадратов, покрытых мелкими знаками. Их упаковали отдельно.
— Знаете что? — сказал Тронхэйм. — Мне кажется, они не нарочно намусорили. Они отсюда удирали в панике, вот что мне кажется.
— Почему? — удивился Скрибнер.
— Может быть, потому, что заболели? И, кстати, если они отказались воспользоваться услугами местных лекарей, — значит, все-таки разобрались в физиологии, биохимии и так далее, а, Скрибнер? Знали, что местные лекарства им не помогут?
— Может, так, а может, и не так, — пробурчал Скрибнер, — а если они удрали потому, что их собственное детище отказалось им повиноваться? Если тодит стали нападать на них? Тогда как?
— С чего бы?
— Ну, мало ли с чего. Например, здесь другой состав почв, или воды, или еще какие-то факторы вызвали одичание тодит… а миссионеры не сумели справиться с корешками, да и сбежали, а?
— Гадать можно до бесконечности, — сказал Тронхэйм, — но всегда мы останемся при своем ходе мысли, а что думали миссионеры, бросая весь этот хлам в придачу к тодит, все равно не узнаем.
— Есть шанс узнать, — вставил Винклер, — если запятые — это письмо, и если удастся его расшифровать.
— Ну, это не скоро. А сейчас…
— Нет, — категорически сказал Винклер. — Ловить тахи будет следующая экспедиция, для нее в Институте строят полевой стабилизатор времени, а нам запрещено и близко подходить к этим милым зверюшкам.
Скрибнер молча вышел. Ланской посмотрел ему вслед с сочувствием — врачу тоже очень хотелось поймать тахи, но… ничего не поделаешь.
День угасал мягко. Утром предстояло свернуть лагерь, и — домой. Час назад Винклер и Тронхэйм вернулись с острова вождя, так и не добившись прощальной аудиенции. Дек-Торила не желал говорить с чужаками. Из дополнительных сведений, собранных Тронхэймом, следовало, что вождь Дек-Торила правит островами сургоров уже четвертую сотню лет, — а значит, он прекрасно осведомлен о деятельности старого колдуна, и, разумеется, уже знает, что розовые уничтожили тодит… тем самым лишив его, Дек-Торилу, надежды на вечную жизнь. Естественно, вождь не имел ни малейшего желания видеть таких гостей. Тронхэйм размышлял о том, что появление на Талассе растения тодит повлияло на аборигенов, так сказать, не в лучшую сторону. Долгая, возможно, даже вечная жизнь — это неплохо, однако какова цена этой жизни… страшно подумать. Но если на Земле удастся усмирить тодит, то почему бы и не вернуть сургорам растение, несмотря на то, что оно — чужое… Думал Тронхэйм и о круглых тахи. Ничего подобного еще не встречалось во Вселенной, и следующая экспедиция попытается изучить зверьков — разумеется, бескровными методами, — и понять, как мог возникнуть столь необычный живой аппарат. Но главным в размышлениях социолога оставались миссионеры. Что за странная цивилизация, проводящая эксперименты на чужих планетах? Где они могут находится, эти похожие на землян люди, почему они пытаются в незнакомых мирах вводить свои порядки, зачем и как у них вообще могла возникнуть такая дикая идея?
Тронхэйм вышел на пляж. Вдали, над соседним атоллом, раздался низкий протяжный звук, — кто-то дул в большую морскую раковину. Тронхэйм прислушался. Гудение разносилось над океаном, к первой раковине присоединились еще несколько… Ипполит Германович пошел на «Эксор». Через несколько минут вся группа собралась в рубке, и на экранах возникли девять островов коралловой цепи. Сургоры вышли из домов на берег, и старейшины дули в раковины, и вечерний воздух наполнили голоса:
— Плачьте и смейтесь, о люди… Мудрый из мудрейших, колдун Карпацико-тин покинул нас… Самый знающий, самый старый — Карпацико-тин ушел на Острова Вечности, чтобы встретиться с великим предком Корилентио-леком… Смейтесь и плачьте, о люди…
Евгений Дрозд
Возвращение пастухов
Чабаны выпили по последней пиале зеленого чая и, распрощавшись, ушли к своим загонам.
— Ну, — сказал Виктор, шевеля веткой головни в угасающем костерке, — теперь, наконец, можем поговорить. Объяснишь ты, в конце концов, зачем меня сюда вызвал?
Зубов ответил вопросом на вопрос:
— А тебе что — здесь на нравится?
Виктор помолчал, огляделся вокруг. На небо уже выползла огромная Луна и освещала долину и горы. Метрах в двадцати, внизу, неутомимо журчал невидимый сейчас горный поток. Свежий воздух был напоен неповторимым ароматом арчи.
— Нравится. Но мне непонятно — зачем ты дал эту телеграмму? Я беру отпуск за свой счет, срываюсь с места, трачу деньги на билеты, добираюсь на перекладных до этой долины — и все ради того, чтобы полюбоваться видами окружающей натуры, покушать баранины, да еще осмотреть свалку, где покоятся кости и черепа несчастных овечек… В этом что — таится некий сокровенный смысл? Зачем ты меня водил на кладбище этих убиенных созданий? Отвечай!
Зубов не спеша извлек сигарету, медленно закурил.
— Я ожидаю неких событий, — сказал наконец он, — и подумал, что тебе, как журналисту, это тоже будет небезынтересно.
