– Может быть, Инютин или Родионов что-то знают о диске?
И тут весьма эксцентрично вмешалась в разговор Мавра Седнина, мол, ничего они не знают – тут другое. Она поинтересовалась у Богдана Бонифатьевича, где диск. И когда он ответил, что диск остался в главном компьютере, тёмное лицо Мавры буквально озарилось от ликования.
– Вот сейчас мы и узнаем – кто ворует у нас мелкие предметы: скрепки, булавки, шпильки, ластик?
Но при чём здесь это? – удивились коллеги.
– При том, что Властелин колец создаёт своеобразное магнитное поле, а главный компьютер обсчитывает параметры решения задачи.
– То есть вы хотите сказать, что диска, с содержанием которого мы сейчас ознакомились, в главном компьютере уже нет?
– Да, именно это я хочу сказать.
Мавра Седнина решительно подошла к компьютеру и не менее решительно нажала кнопку «выброс диска». В ответ на мониторе зажглись две надписи: «диск отсутствует», «вставьте диск».
– Вот, пожалуйста! – радостно сообщила Мавра. – Компьютеру была поставлена задача отобразить контент. И он отобразил, показав нам «кино». А сохранение диска в его задачу не входило, и Властелин упрятал диск. Превратил его в неизвестное нам энергетическое поле, которое «сбежало» отсюда или было «утянуто», может быть, даже со скоростью света в какое-то своё море фотонов или электронов – для нас теперь это не имеет никакого значения.
– Да, но как-то надо вернуть диск, – сказал Богдан Бонифатьевич.
И в кабинете сразу же воцарилась та напряжённая творческая тишина, ради которой, по сути, и сносились все насмешки и оскорбления.
– Возможно, в нём разгадка нашего бытия. И весь наблюдаемый нами мир: звёзды, планеты и мы сами – это только чудесная запись на своеобразном диске?!
Внезапный звонок телефона раздался в тишине подобно взрыву. Звонил Агапий Агафонович Акиндин, требовал немедленной встречи с профессором.
Богдан Бонифатьевич извинился перед аспирантами и перенёс семинар на завтра, вполне уверенный, что завтра соберутся все, включая Инютина и Родионова.
Агапий Агафонович предложил профессору встретиться возле памятника Джавахарлалу Неру. Он знал, что Богдан Бонифатьевич живёт в доме восемнадцать на Ломоносовском проспекте (рядом с цирком) и по пути домой забегает в магазин «Кулинария». Там, как правило, берёт уже готовую еду, потому что его матушка достаточно пожилая пенсионерка и ему не хочется утруждать ни её, ни себя приготовлением пищи.
Впервые ознакомившись с досье завлаба, Агапий Агафонович был удивлён, что мужику под пятьдесят, а он одинок, живёт с матерью. Но теперь, осведомлённый о его научной «подкованности» (трижды кандидат наук, причём в разных областях знаний), не понаслышке знающий о руководящей роли Богдана Бонифатьевича в «проекте индиго » (сориентированном на спасение человечества), полковник уже ничему не удивлялся. Потому что теперь было впору удивляться – как это профессору ещё удаётся самому сохраняться и оберегать от повседневных потрясений свою престарелую мать? Ведь завлабу приходится постоянно работать с экстрасенсами, а что они за люди, кому-кому, а полковнику достаточно хорошо известно. В их окружении нельзя ни минуты находиться, чтобы не ждать от них каких-нибудь неприятностей или экстравагантностей, что, по сути, одно и то же.
Вот и сейчас Агапий Агафонович идёт к памятнику Джавахарлала Неру прежде всего потому, что побаивается встречаться в собственном кабинете. Даже на территории парка МГУ – побаивается. Потому что у него нет никакой уверенности, что Председатель комитета СОИС не есть на самом деле Бэмсик, а Бэмсик – Председатель комитета СОИС. Проклятая работа, в ответственную минуту не на кого положиться. Поэтому и приходится всё учитывать: и возможности профессора, и свои возможности, и тащиться на встречу куда подальше, только бы не у стен МГУ.
В самом деле, на кого он может опереться? На своих орлов: Кимкурякина и Наумова. Ага, только, как говорится, сядешь, и уже вокзал – пора выходить.
Агапий Агафонович быстрым взглядом окинул пассажиров, садящихся в троллейбус (инстинктивно проверял, нет ли хвоста), умышленно сел в кресло. Да-да, сел, хотя до метро «Университет» оставалась всего одна остановка. «Пусть думает, что ехать ему далеко – бдительность, и ещё раз бдительность!» Установка на бдительность, ставшая частью его натуры, неожиданно возмутила. Кто – пусть думает? Кого он имеет в виду? Это уже какая-то паранойя! Неслучайно в приватной беседе с Председателем комитета Президент обеспокоился, как бы он не свихнулся на своём пунктике о бдительности. А что поделаешь, такая работа.
Покидая троллейбус, полковник запретил себе оглядываться по сторонам. Оттого-то, наверное, ему и не на кого опереться, что это уже не бдительность, а подозрительность. Своего рода мания преследования.
Перейдя Ломоносовский проспект, бросил взгляд в сторону памятника Джавахарлала Неру и невольно улыбнулся. Навстречу быстрыми шажками спешил Богдан Бонифатьевич, полностью погружённый в свои мысли. Серое демисезонное пальто было расстегнуто. Полосатый шарф, завязанный на шее узлом и ниспадающий короткими концами на грудь, только усиливал расхристанность. Под мышкой левой руки профессор нёс папку. А в правой руке, прикрывая животик, – тёмную узкую шляпу. Тут только Агапий Агафонович обратил внимание на пригревающее солнце, осевший под деревьями потемневший снег и серебрящиеся ручейки, бегущие по асфальту.
Нет, это ещё не ручейки, а только намёки на их возможность, подумал полковник. Весна, март, он даже не заметил проскочившей зимы. Агапий Агафонович ещё раз более внимательно посмотрел в сторону приближающегося профессора и, кажется, наконец-то утвердился – если уж на кого и можно положиться, то, конечно, на профессора Бреуса. Этого абсолютно гражданского человека, интроверта, ничего не замечающего вокруг, кроме своих опытов. К тому же если Агапий Агафонович не установит в ближайшее время, кто Председатель комитета СОИС, то ему в любом случае придётся забыть о генеральских погонах. И тут уже не имеет значения, в чьем они кармане. Он подумал о генеральском мундире, который доставил ему столько неприятных хлопот (точно тать, перенёс его в дублирующую лабораторию ЛИПЯ), и полковника охватило какое-то щемящее чувство тоски. Тоски мучительной, словно он уже побывал в генералах, а теперь разжалован как раз за то, за что получил столь высокое звание. Ну-ну, Агапий, окстись, возьми себя в руки – жизнь прекрасна.
– Богдан Бонифатьевич, рад вас видеть!
Полковник ловко подхватил профессора под руку, в которой была папка, и увлёк его по диагональной аллее между выключенными фонтанами и сидящим на лавочке Джавахарлалом Неру. Махатма, одетый весьма легко, то есть в соответствии с тёплым индийским климатом, вызывал сочувствие. Глядя на смёрзшиеся наплывы снега на его пилотке и плечах, невольно являлось ощущение, что и тебе за шиворот положили такой же кусок снега.
