– Скорее всего, никакой это был не парень, – заметила Рита О’Нил. – Главные технологи производства почти сплошь женщины.
– Как женщина может пустить в производство этакую дрянь?
При этом Рахиль уписывала «дрянь» за обе щеки. Еще бы: если мальчики из разведки запускают две «Осы», значит, с воздуха заметили выдвижение красных. И кто не успеет поесть – пойдет воевать голодным.
В основном, конечно, не успели ребята из роты технического обслуживания, но они-то как раз могли вернуться к прерванной трапезе после того, как мы с «Гусарами» поднялись.
Авангард советских сил – 61-й полк морской пехоты, усиленный разведывательным батальоном, – скучился у переправы через Березанку, где наши «сапсаны» раздолбали ракетами мосты.
Вот в это месиво мы и ударили.
«Будьте профессионалами. Оставайтесь живыми».
Речь моего ненаглядного произвела на однополчанок сильное впечатление. И, конечно, весь полк уже знал, что корниловский комдив ночевал у меня. Языки работали всю дорогу до Одессы.
Просто удивительно, каким суперменом можно вообразить человека, в которого хочешь по-настоящему верить.
Мы были очень профессиональны и очень хотели жить, так что первый заход провели как по ниточке.
А второй нам сорвала эскадрилья МиГов.
Конечно, нас не отправили «голыми» – «сапсаны» с «Севастополя» обещали «прикрыть наши хорошенькие попки», и не обманули. Но перед истребителем все равно чувствуешь себя так же, как танкист – когда ты заходишь на колонну.
Мы потеряли три экипажа, и еще один – «Летучие гусары». Небо осталось за красными.
* * *
Капитан подарил ему небо. Холодное, лиловое небо, темное даже днем, такое огромное, что глаз бессилен ухватить его край…
Шамиль не представлял себе, как большие и важные люди начинают верить в необходимость этих экспедиций, как капитан умудряется растопить их заиндевелые извилины, чем он наживляет крючок и как подсекает. Капитан умел убеждать и уговаривать, Берлиани знал, с кем нужно говорить, и был вхож к этим людям, Дядя Том был незаметным, но надежным организатором, а также скрупулезным казначеем всех экпедиций. Шамиль умел только одно: работать на стене – в любых условиях, лед там или снег, мороз или беспощадное солнце. Костяк команды. Был еще Таскаев, совсем штатский человек, но хороший спортсмен. Остальных набирали по мере необходимости: за возможность пройти по сказочным Гималаям ребята из батальона готовы были драться. Отбирали лучших: пятнадцать человек из трехсот – все хотели быть лучшими! Нужно было слышать, как солдат четвертого батальона говорил: «наш батальон»…
– Как вы думаете, сэр, они скоро вернутся?
Старший унтер Сандыбеков сплюнул, открыл глаза и покосился на вопрошавшего – парнишку из резервистов, такого же татарина, как и он сам, только без примеси греческой крови. Парня звали Мустафа, его и еще четверых резервистов зачислили в отделение неделю назад – заменить погибших. Двое этих новичков были уже мертвы. Шэму не хотелось такой же судьбы и для Мустафы – парень ему нравился.
Капитан сказал, что нужно быть профессионалом и оставаться в живых. Но вот этот Мустафа – когда бы он стал профессионалом?
– Вернутся? А ты что, соскучился? Я тебя обрадую, челло, они никуда и не уходили. Они теперь долго будут с нами. Hasta la muerte. Пить хочешь?
Вода в канистре успела прогреться и отдавала пластмассой. Мустафа расстегнул ремень шлема, взъерошил мокрые волосы, подставляя ветру… Потом наполнил крышку-стакан еще раз и протянул Шэму.
– Спасибо, рядовой… Надумаешь поднять башку – не забудь каску надеть.
Затишье после боя нередко нарушалось одиночными выстрелами с обеих сторон: били в тех, кто высовывался. Чаще всего мазали. Иногда – попадали…
…Упорный муравьишка выцарапывался со дна окопа на стенку. Песок осыпался под ним, но муравьишка проталкивал вперед свое маленькое серо-стальное тельце и крупную голову, состоящую наполовину из массивных челюстей.
«Тоже солдат. Как мы…» – подумал Шэм.
…Красные атаковали без десяти два. Уже слегка потрепанные – их встретили вертолеты возле моста через Березанку – и очень злые. Какое-то время шла ожесточенная артиллерийская перепалка, потом красные двинули в атаку танки и пехоту. Часть этих танков горела теперь у дороги, часть пехотинцев валялась там, где их опасались подобрать крымцы или красные. Отделение унтера Сандыбекова подбило одну БРДМ и уничтожило экипаж. Потеряв троих: один ранен, двое убито.
Половина третьего. Приказ к отступлению – все это знали – отдадут не раньше семи вечера.
– Шэм, наш комдив по старой дружбе не поделился с тобой стратегическими планами? Например, не заменят ли нас через часок-другой?
– Ага, как же… У меня с ним этой ночью была астральная связь. Он мне сказал (Шамиль попытался скопировать выражение лица и обычный тон Верещагина): за ваш участок фронта я в общем спокоен, унтер Сэнд, но меня волнует ефрейтор Юсуф Сковорода. Если он начнет егозить и засирать людям мозги, не в дружбу, а в службу, дайте ему по казанку, чтобы он успокоился. Учитывая его черепушку толщиной в два пальца, можете дать ему рукояткой пистолета.
Опять заржали. Шамиль вздохнул и опять сбил каску на нос, закрывая глаза.
Они стояли здесь потому, что были лучшими. Самых лучших – на самый сложный участок. Кэп верил, что именно они не дрогнут и не побегут.
Продержаться еще пять часов, еще три или четыре атаки… Каждая из которых будет более убийственной, чем предыдущие, потому что красные развернули три дивизии против их одной, и полчаса назад их даже не взяли за задницу – так, потрогали только. Сейчас они подтянут силы и начнут опять…
Сколько от отделения останется к вечеру? Двое, трое?
Страшно…
Страшно этому парнишке, Гирею…
Страшно Юсуфу, хоть он и хорохорится, потому что он участвовал в турецкой и видел, как это бывает…
Страшно Годзилле, и Ходже, которому до конца срока осталось всего два месяца, тоже страшно, и Гришке Пивторыпавло, у него в Крыму девушка, и Саше Якимиди, и Косте Байраку. А больше всех страшно старшему унтеру Сэнду, страшно за всех – и за себя, и за то, что в нужный момент не удастся их поднять в бой или напротив – заставить стоять здесь и драться до конца…
Под клацание металла затаптываются в песок окурки и объедки, консервные жестянки… Под шлемом потеешь мгновенно. Ожидание. Жара. Мучение…
Момент, когда начинается, трудно определить четко. Сначала вдали происходит какое-то шевеление… Потом оттуда начинают бить ракеты. «Грады» обрушивают огонь на то место, где мы только что находились, – не будь дураками, мы уже в другом месте и отвечаем чем можем. На какие-то секунды поднимается бешеный ветер: «Вороны» летят бить по позициям «Градов»; там начинает гореть и взрываться. «Грады» молчат, зато в небе начинается свистопляска: «Стрелы» и «Шилки», ЗУ-23… Вертолеты рассыпают резаную алюминиевую фольгу, инфракрасные ловушки… Попадание! Горит и падает один вертолет…
