А по дороге и вдоль нее опять прут танки и БМП. Взрыв! Танк с сорванным траком начинает крутиться на месте, потом замирает, разворачивает башню и начинает сажать по поселку из пушки. Ответные залпы «Витязей»… Еще один взрыв! БМП, аж подскочив, заваливается набок. Но все-таки взрывов меньше, чем в прошлый раз: ценой жертв понемногу расчищаются проходы в минных полях. Танк, сминая останки БМП, продвигается по найденному ею коридору… Взрыв! Танк дергается, останавливается, ползет назад… Из-под брони валит дым… Люк откидывается, наружу выскакивают люди, бегут, пулеметный огонь… Взрыв! Взрыв – совсем рядом: подбит «Святогор»…
Взрывы сливаются в сплошной неровный гул…
Пора!
Байрак вскидывает на плечо гранатомет, Годзилла заряжает, разворот, выстрел!
Неудачно…
Еще раз: граната, разворот, выстрел!
Еще раз!
Еще!
Поняв, что дальше не продвинуться, красные выскакивают из БМП и под прикрытием своих пулеметов бросаются в атаку на окопы…
Именно так – бросаются. Они что, не умеют ходить в атаку?
Пулеметная очередь заставляет Шамиля вжаться лицом в землю, до отвала наевшись песка. Потом пулемет замолкает: Байрак попал… Шэм поднимает М-16, упирает приклад в плечо и стреляет…
* * *
В четыре часа пополудни на связь вышел полковник Скоблин.
– Авиация не пробилась к Белой Церкви, – сказал он. – Следующий рейд в 18–30.
– В этот момент первые корабли уже будут грузиться, – Арт вытер мокрый лоб. – По плану мы должны начать сворачивать оборону.
– Все будет в порядке, Арт, – тон Скоблина не содержал и ноты фальшивой обнадеживающей бодрости.
Из Лиманского вернулся 1-й горно-егерский батальон. Задача рейда выполнена: четыре военных авиабазы Одесской области развалены дотла. Остался сущий пустяк – уйти из Одессы живыми. Арт вышел на связь с пятой бригадой, силы которой, по его расчетам, были уже на исходе. Шлыков отбил две атаки. Момент для связи оказался неудачным: в данный момент бригада отбивала третью.
– Какое, к чертям, отступление?! – ответил Шлыков на предложение отступать. – Мы их преследуем!
Полная картина выглядела так: около шести пополудни красные попытались организовать фланговый обход и подставились как раз под удар бронекавалерийского полка. Опрокинув танковый батальон, корниловцы прошли через мотострелков, как Кинг-Конг через Манхэттен, и вышли к танковому полку в тыл. Красные запаниковали и начали отступление, которое вскоре превратилось в бегство. Шлыков, уже зная от воздушной разведки, что на подходе еще один танковый полк, не давал им остановиться и сообразить, что к чему: он хотел вызвать столкновение и вызвал: приняв отступающий полк за наступающего врага, танкисты открыли огонь по своим. Тучи пыли, поднятые танками в сухой и жаркий день, очень быстро стерли всякую разницу между машинами белых и красных. И сверху по этому месиву ударили «Вороны» и А-7D. Творился ад на земле и в небе: эскадрилья Ми-24 атаковала нас, «сапсаны» ударили по ним, а внизу горели танки и бронемашины.
Я уже видела их, когда заходила на колонну. Один вышел на нас чуть ли не в лоб, и Рита выпустила первый «стингер», и он ушел зря: подорвался на инфракрасной ловушке. Я взяла круто вверх, уходя из-под пулеметов, а там развернулась – и так же круто вниз, очередь из пушки, совсем рядом – «стрела» – куда, в кого? Апельсин… Ровный шар пламени очень похож на апельсин… Какая глупость… Очередь из пушки – машину трясло так, что мне казалось, крошатся зубы во рту.
Меня спасала маневренность компактного соосного «Ворона». Кружись, кружись, кружись, раздавая смерть и уворачиваясь от нее. Страшно утратить контроль, невозможно отказаться от беспорядочных, хаотичных движений… Земля, небо, полоски фольги, вертолеты, трассы снарядов, огни ловушек, горящие машины, ракеты – по-медвежьи услужливая память подсказывает, что рано или поздно ты потеряешься в этом калейдоскопе и тогда…
Я сначала почувствовала удар, поняла, что он попал, а потом уже увидела его…
Не было счастья – несчастье помогло: я на долю секунды запаниковала, машина потеряла управление и кувыркнулась вниз самым непредсказуемым образом, так что вторая, добивающая, очередь прошла мимо.
Спокойно… Спокойно!!!
Удержав машину на краю непоправимого падения, развернулась вверх… Шла почти вертикально, и беззащитное брюхо Ми-24 казалось огромным…
– Огонь! Стреляй, Рита! – крикнула я, или померещилось, что крикнула, ведь за кусочки мгновения, отпущенные на все про все, никак не получалось крикнуть, а потом еще успеть перевести ведение огня на себя и спустить на этого урода второй «стингер». И глупо было кричать: Рита мертва, я это знала, хотя – откуда, я же не видела ее?
Подумалось: сейчас он разлетится на куски, и эти куски полетят прямо мне на голову.
Еще подумалось: плевать.
Но – рефлексы работали – я уже взяла в сторону-вниз, уводя машину из-под обломков. Руки Риты соскользнули с панели и теперь болтались согласно с движениями машины. Мир пошел паутинными трещинами: лобовое стекло. Крупный калибр.
Я не смотрела на нее, пока мы не сели.
На жаргоне пилотов такой бой называется «собачья свалка». Длится это минут десять, трясешься потом не меньше часа. Если, конечно, остаешься в живых.
Я проследила черту дыр в стекле – одна пуля прошла немного выше и левее моей головы, другая – ниже и правее. Третья и четвертая вошли Рите в грудь – она и не вскрикнула, ей сразу же стало нечем кричать. Крови было море, по полу – ровным слоем, и еще тысячи мелких брызг – на стекле, на панели, на одежде, на моем шлеме и руках… Потом оказалось – и на лице…
– Бонней-2, отход!
Голос штабс-капитан Брукман. Почему не мама Рут? Ее машина должна идти в голове клина – где она?
Тело капитана Голдберг и еще трех летчиц нашли и вывезли ребята из пятой бригады. Экипажи четырех машин, упавших среди красных, так и пропали. Никто не сомневался, что летчицы мертвы, многие видели своими глазами, что машины сгорели, – но ни праха, ни даже ид-браслетов советские так и не вернули родственникам. Не сообщили и о месте захоронения.
Больше «Вдов» в небо не поднимали. Нет, неправда. Мы еще своим ходом летели домой – под прикрытием четырех А-7 и трех F-15. От полка осталась чуть ли не эскадрилья.
* * *
– Арт, мне ваша затея представляется неудачной, – сказал Ровенский.
– Меня ради этого сделали полковником, – ответил Артем. – Энвер Аблямитович справится с эвакуацией лучше моего, а полковому штандарту место впереди строя.
Ровенский прищурился.
– Не нарывайтесь. Один раз вы уже нарвались. Эта «линия Зигфрида», – он показал глазами на наспех вырытый оборонительный рубеж, – не годится ни к черту; штурм – и нас сметут. А вас не назначали пушечным мясом. Думаете, я не знаю, что Друпи еще утром был контужен, и фактически командовали вы?
