По плацу брели, положа руки в рукавицах на висящие на груди автоматы, Киса и Дрон. Курили, меланхолично беседовали о чем-то между собой. Старшина Нефедов облегченно выдохнул. Ну, этих-то можно не опасаться. Эти свои парни, нормальные ребята, не сдадут. Но все-таки высовываться из-за угла почему-то не стал, решил перестраховаться — подождал, пока солдаты пройдут мимо…
И стоя под стеной, тиская в руках канистру, воровато дыша в сторону, чтобы не выдать себя паром изо рта, старшина вдруг будто увидел себя со стороны. И внезапно испытал чувство странной и мгновенной брезгливости, подобное тому, какое испытывает человек, случайно наступив босой ногой на большого отвратительного жука.
Нефедов поморщился, неслышно сплюнул на снег и снова помотал головой, прогоняя неприятное ощущение.
Через пару минут он продолжил прерванный появлением караульных путь.
* * *
— Приехал, — констатировал Ефим, увидев, как из старенькой иномарки осторожно и неуверенно выходит невысокий молодой человек в тесном сером полупальто, под воротником которого пунцовел аккуратно повязанный длинный шарф. — Сидите в машине! — строго приказал он. — Помните, как уговаривались? Выходить только тогда, когда я подам условный знак — вот такой… — и Ефим закинул руку к затылку, вроде бы для того, чтобы почесаться — но вместо этого побарабанил пальцами по голове.
Он выбрался из автомобиля и, не потрудившись закрыть за собой дверцу, пошел к иномарке — прямой, с высоко поднятой головой, держа руки в карманах расстегнутого плаща. На ходу он энергично дергал плечами, словно помогая длинным полам плаща развеваться еще эффектнее. Трое мужчин, оставшихся в автомобиле, немолодых, крутолобых, коротко стриженных, очень похожих друг на друга, переглянулись.
— Во фраер! — проговорил тот, кто сидел за рулем. — Ну и фраер!
— Молодой, — равнодушно отозвался один из тех, кто помещался на заднем сиденье, — понты распирают. Пройдет.
Третий с легким лязганьем поправил лежащий на коленях автомат Калашникова и хмыкнул:
— Не, Мишаня в его годы другим был. На дешевые понты не разменивался. Верно говорят, природа на детях отдыхает…
— Не гони, Зяма, на мальчугана, — сказал ему водитель. — Тогда время другое было. И люди другие. А теперь и такие, как Ефимка, подойдут, чтоб делами ворочать…
Место встречи Ефим назначил на повороте загородной трассы, неподалеку от железнодорожного моста через глубокий овраг. «Все открыто, как на ладони, — внушительно вещал он своим подопечным еще несколько часов назад, — если наш друг не один подъедет, сразу заметно будет…» В ответ на замечание Зямы о том, что «наш друг» вряд ли представляет такую опасность, что нужно страховаться на случай какой-либо неожиданности, Ефим смерил его суровым «начальственным» взглядом и велел не рассуждать.
Сейчас Ефим еще раз убедился в том, что место он выбрал верно — умозаключение это базировалось теперь на следующем: стелющийся понизу ветер непринужденно, но весьма картинно распахивал его плащ, открывая на обозрение молодому человеку кобуру пистолета, укрепленную под мышкой Ефима.
— Старший лейтенант Бородин? — осведомился Ефим.
— Ага, — несколько растерянно кивнул молодой человек. — Это я.
Ефим недоверчиво прищурился.
— Точно ты? — спросил он. — Чего-то ты это… не похож на офицера.
Его визави бледно улыбнулся, пожимая плечами.
— Могу это… паспорт показать, — предложил он.
— На полставки в правительстве сисадмином сидишь, так?
— Так… точно. То есть — да.
— Знаешь, кто я?
— Знаю, да. Вы ж по телефону представились, когда со мной о встрече договаривались. Вы сын Михаила Сигизмундовича…
Ефим прицелился в него указательным пальцем, и старлей Бородуля послушно заткнулся.
— Обойдемся без фамилий, — веско проговорил Ефим. — Так вот, мне позарез нужен срочник один, рядовой, который у вас в части служит, и ты поможешь мне его заполучить. По-тихому, понимаешь? Потолковать с ним надо…
— Да я… — замялся Бородуля, — некоторым образом… сейчас на больничном. Я на службе-то давно уж не появлялся и не знаю, когда появлюсь. А… что за солдат вас интересует?
— Василий Морисович Иванов, — старательно выговорил Ефим.
Бородуля вздрогнул. В круглых глазах его отразилось отчетливое: «Я так и знал!»
* * *
Переговоры продолжались недолго. Вернувшись к своему автомобилю, Ефим облокотился о капот, достал из нагрудного кармана чудовищных размеров сигару, с третьей попытки откусил кончик, потом принялся неумело прикуривать… В тот момент, когда ему это наконец удалось, Бородуля на своем «японце» преклонных годов успел уже скрыться.
— Ну что? — выглянул в окошко Зяма.
— Все путем, — не оглядываясь на него, сказал Ефим. — Клиент понервничал-понервничал, но информацию выдал.
— А чего нам информация? — криво усмехнулся Зяма. — Нам солдатик нужен. Да какого хрена канителиться-то вообще? Подъехать к КПП, да и вызвать его. Как высунется: за химок и в багажник. Всего делов.
Ефим медленно повернулся к нему.
— Операцию разрабатываю я, — проговорил он. — И руковожу ею тоже я. Все ясно?
— Операцию… — хмыкнув, негромко повторил Зяма, но спорить дальше не стал.
— Короче так, парни, — держа сигару на отлете, Ефим щелчком пальца стряхнул с ее кончика пепел. — Этот старлей сейчас на службу забил, в часть носа не кажет. И вообще, насколько я понял, с военной карьерой завязать решил. Но дал мне телефончик одного четкого типчика, который все может устроить в лучшем виде.
Ефим вытащил из кармана мобильник и прочитал на дисплее только что забитое в память телефона имя:
— Гусев Александр.
* * *
Старший лейтенант Бородин припарковал автомобиль у низкого, похожего на барак двухэтажного дома, где квартировался. Взбежал по деревянной лестнице, будто за ним кто-то гнался, открыл ключами дверь в свою однокомнатную клетушку, шмыгнул внутрь и поспешно заперся.
И тут только перевел дыхание.
«Вовремя я заболел, — сказал он самому себе, освобождаясь в тесной прихожей от верхней одежды. — Ишь ты, какие страсти кипят! Надо будет подольше поболеть, пока все не утихнет. А потом отпуск взять. А потом… еще чего-нибудь придумаю. А там, глядишь, и срок контракта выйдет…»
Бородину очень не хотелось возвращаться в расположение части.
Он прошел на кухню, увидел в раковине кусок мяса, который оставил размораживаться с утра, вспомнил, что собирался варить щи. Поставив кастрюлю с мясом на огонь, Бородуля уселся перед мусорным ведром чистить картошку. Мерный мокрый шелест ползущей в ведро ленты картофельный шелухи подействовал на старлея успокаивающе. Никогда не имевшему жены Бородину нравилось готовить. Этот неторопливый процесс, в результате которого разномастные и поодиночке непривлекательные продукты превращаются в цельное произведение, неизменно умиротворял его.
