— Вы кушайте, Александр Иванович, — Евгения подложила ему в тарелку еще один кусок индейки, — а то в трудах праведных сойдете с дистанции прежде, чем молитвы отца Серафима дойдут до Господа Бога!
Алексей фыркнул как кот. Сашка застыл с открытым ртом, потом засмеялся, покачал головой и укоризненно поглядел на меня: «Дескать, как ты только позволяешь в своем доме обижать меня?»
— Ты когда-то утверждал, Саша, — напомнил ему Алексей, — что девки у нас рождаются от крахмала. Теперь мяса достаточно! Ешь и «роди богатыря нам к исходу сентября».
— Напрасно смеетесь, — с сарказмом в голосе ответил Паскевич, — как бы плакать не пришлось! Вы понимаете, к чему мы идем? У нас за пять лет родилась масса девочек и всего три мальчика. Тут совершенно верно говорили о генетическом отягощении современного человека. Но это еще не все. При таком соотношении полов в будущем вероятность близкородственных браков еще более усилится! Я дополню твою цитату из Пушкина:
Родила царица в ночь
Не то сына, не то дочь,
Ни мышонка, ни лягушку,
А неведому зверушку.
Вот что ждет нас, я имею в виду тех, кто будет жить потом, лет через сто. Сейчас надо думать, как избежать такого положения. Мы тут с вами радуемся, что разгневанная на человечество природа пощадила нас. А она не пощадила, а только отодвинула свой приговор лет на сто-двести.
За столом воцарилась гнетущая тишина. Еще две минуты назад здесь царило веселье. Теперь все сидели мрачные, отодвинув от себя рюмки и тарелки.
— Я вот еще что хочу сказать и обратить на что ваше внимание, — продолжал Паскевич. — Катастрофа оставила сотую часть процента мужчин на Земле. Что же дальше? А дальше то, что и сейчас число мужчин продолжает убывать. Мы убиваем друг друга с превеликим усердием. Разве не так? Сейчас подсчитаем. Нас было в самом начале человек восемь взрослых и человек пятьдесят детей в возрасте от 16 до 18 лет. Тех, кто мог носить оружие. За это время мы перебили… Сейчас подсчитаю… Так… Банду Виктора… более сорока, затем банду Можиевского — около трехсот человек. Итого, пусть — триста сорок. То есть, из четырехсот человек осталось пятьдесят восемь. Хороший баланс, не правда ли? Что же дальше? Я думаю, что мы не одни такие и такие же события происходят на всей планете. Иными словами, за пять лет число мужчин, из оставшихся после катастрофы, уменьшилось раз в пять! И вы думаете, что процесс взаимоистребления остановился? Нет, он продолжается и будет продолжаться!
Мне вспомнились кучки камешков, которые показывал мой ночной знакомый. Не имел ли он в виду то, о чем сейчас говорит Саша? Если верить классике, то яблоком раздора всегда служили земля и женщины. Классический пример этому — судьба мужского населения на острове Баунти. На границе XVIII — XIX веков на этот маленький островок высадились мятежники, захватившие корабль, шедший с Таити с грузом хлебных деревьев. Они захватили на Таити женщин и мужчин. Первый конфликт на острове произошел из-за женщин, потом из-за земляных наделов. Кончилось тем, что мужчины перебили друг друга. Остался в живых только один, который и дал начало будущему населению островка.
Теперь у нас избыток и земли, и женщин, а тем не менее мы продолжаем истреблять друг друга. Почему? Почему, даже получив столь грозное предупреждение, как бактериологическая катастрофа, мы не можем остановиться? В чем причина? В XX столетии, а вернее, еще в XIX, мы были уверены, что все наши невзгоды, войны — все это результат социального неустройства. В XVIII веке отцы Великой Французской революции провозгласили: «Мир хижинам, война дворцам!» Союз братских республик, освободившихся от феодализма и монархии. И что же? В XX веке монархия практически перестала существовать, и феодализм заменен был капитализмом. Вспыхнули две жесточайшие войны, унесшие десятки миллионов жизней. В конце XX века мир жил буквально в состоянии пятиминутной готовности начать самоуничтожение. Тогда, как откровение, возникло «новое мышление», провозглашающее примат общечеловеческого. Мышление, основанное на исключении насилия во взаимоотношениях между народами. Но возможно ли исключить насилие во взаимоотношениях между народами, если оно сохраняется внутри самого народа, государства? Может ли быть здоровым целый организм, состоящий из больных органов?
— Забыли люди Бога, а первая заповедь Отца нашего милосердного гласит: не убий! — прервал затянувшееся молчание священник.
— А! — поглощенный своими мыслями отмахнулся от него Алексей, — люди верили в Бога сорок столетий, а в библейского — двадцать. И что? Убивали все сорок столетий друг друга и церковь, между прочим, не отставала от остальных… Не в этом дело!
— Церковь учит милосердию! — не сдавался отец Серафим, — призывает к прощению раскаявшегося преступника. Может быть вам не стоило так жестоко карать заблудших…
— Это кого — бандитов Можиевского? — удивленно переспросил Алексей.
— Да! Если бы они раскаялись. Но вы, как я знаю, даже не пытались их направить на путь истинный…
— Такой раскаявшийся бандит, при удобном случае, отец Серафим, не задумываясь всадил бы нож в спину любому из нас.
— Вот тут ты может быть и не прав, Алексей, — возразил Александр Иванович, — возьми хотя бы нашего полковника.
Он дружески положил Голубеву руку на плечо.
— Ну знаете, Александр Иванович! — вскочил со стула Голубев. Его лицо дышало негодованием. — Прошу не сравнивать… Я этого от вас никак не ожидал.
— Успокойтесь, полковник, прошу вас! — вмешался я. — Саша, немедленно принеси извинения. Это черт знает что! И вы, полковник, простите ему оговорку. Вы прекрасно понимаете, что мы никогда не ставили знак равенства между вашей организацией и бандитами.
Александр Иванович, поняв, что он допустил бестактность, принес свои извинения. Полковник немного успокоился.
— Давайте вернемся к нашему разговору! — начал я, — Ты, Саша, обеспокоен продолжающимися убийствами. Твое беспокойство мы вполне разделяем. Но, чтобы понять явление, надо знать его причину. Не так ли? — я повернулся и вопросительно посмотрел на отца Серафима.
— Совершенно верно! Причинность, то есть, детерминизм, есть основа философии.
— Не совсем с вами согласен, но это не относится к делу. Итак, если отбросить эмоциональные причины, типа «Каин — Авель», «Отелло — Дездемона», то что же является основной причиной убийства? Убийство — это завершающий акт насилия. Цель насилия — присвоение собственности! Подожди! — пресек я попытку Паскевича, хотевшего возразить. — Именно присвоение чужой собственности. Под этим понимается многое. Волк, убивающий овцу, преследует присвоение собственности этой овцы, то есть ее тела. Не так ли?
