Алевтина широкими от страха и потрясения глазами глядела на распростертое рядом тело мужа. Ее трясло, как при сильной лихорадке.
— Он живой?! Он должен быть живой!
Женщина из службы безопасности склонилась над Валерием и отрицательно покачала головой. Мужчина обнял Черкасову, попытался как-то успокоить:
— У вас не было другого выхода. Иначе бы он убил вас.
— Я. испугалась. Когда Александр промахнулся. пришлось самой. Валерий, почему?!
— Мы во всем разберемся. А вам спасибо за своевременный сигнал, за помощь в поимке опасного преступника. Жаль, не удалось его допросить. Интересно бы узнать из первых рук — насколько были справедливы ваши предположения о его связи с полицией Старого Оскола.
— Сумка! — простонала Алевтина.
— Да, да, сумка с деньгами, — сказал мужчина. — Сколько там должно быть?
— 100 тысяч. Или все 200.
— Ух, ты!
Но когда раскрыли сумку, там оказалась лишь кипа старых газет. Убийца решил провести собственную игру.
Черкасову больше не держали ноги. Несмотря на пережитое, Горчаков вызвался проводить ее и не оставлять сегодня одну. Их подвезли до самого дома, Александр усадил ее в кресло, принес вина. И услышал, как стучат о стекло ее зубы. Выпив, она с жадностью набросилась на курево.
Одна сигарета, вторая. Кажется, Черкасова немного успокоилась. В глазах заиграл знакомый ироничный блеск. Александр наконец решился задать вопрос, который его давно волновал:
— Почему ты мне не сказала, что будем не одни?
— Справились бы мы вдвоем!
— Ты так мне до конца и не доверяешь.
— Доверяю, но. Приготовлю ужин.
— Может, я?
— Я хозяйка! Мне уже лучше. Одна просьба: забудь о моем недавнем состоянии. Я была не в себе.
— О чем ты?! Не каждый день убиваешь собственного мужа. Извини, конечно же, защищаясь.
Алевтина ушла на кухню, Александр откинулся в кресле и думал уже не об убитом Валерии, а том, как спасти Валентину. Все-таки не случайно жена Корхова бросила эту свою странную фразу.
Как было бы здорово, если бы Корхов оказался не причем.
«Стоп! А кто сказал о виновности Анатолия Михайловича? Это было лишь мое предположение, которое Алевтина превратила в теорию.
Я могу ошибаться и она тоже.
Вдруг она не ошиблась, а. специально подставила его под подозрение?
Зачем? Она помогла обезвредить убийцу. А с чего это я решил, что Валерий прикончил всех этих людей? Меня убедила в том сама Алевтина.
Но он же пришел к мельнице!»
Из кухни послышался звон посуды, разнесся запах ароматного кофе. Она всегда изумительно его варила. «С какой стати ей подставлять собственного мужа? Он ей так надоел? Гораздо проще развестись, ничего не усложнять, не придумывать нелепые схемы устранения человека. Она — состоятельная женщина, его деньги ей особенно не нужны. Нет, она искренне верила в его виновность. И он наверняка виновен!» Александру бы успокоиться, но возбужденный мозг продолжал работать.
«А что, собственно говоря, произошло? На все события я смотрел не своими глазами, а глазами Черкасовой. Она сообщила мне о своих подозрениях, показала какие-то улики — они могли быть, но могли и не быть. Затем убедила меня отправиться на поиски убийцы.
Было письмо с шантажом. И опять: какое в действительности письмо она показала Валерию? Какие аргументы использовала, чтобы заманить его на мельницу?
Зачем ей подставлять собственного мужа?!
А ты подумай.
Раз в деньгах она не нуждается, то значит.»
От такого предположения Горчаков даже подпрыгнул. Несколько раз повторил: «Быть не может!», однако все складывалось слишком странным образом. Александру дается задание расследовать убийство сначала Федоровской, затем — остальных жертв. Черкасова в той или иной мере — в курсе событий. Правда, она совершает серьезный прокол: начинает восхищаться убийцей, пытается подвести Александра к мысли, что на самом деле преступник очищает город от скверны. Откуда она знает мысли убийцы? Простая догадка? А если не просто догадка?!
Предположение о связях убийцы с влиятельными людьми Старого Оскола и начальником полиции Корховым делает сам Александр. Но она блестяще доводит «теорию» до совершенства. Для чего? Чтобы внушить ему, что преступник вовсе не одиночка?
Но не могла же хрупкая женщина. Хрупкая женщина? А как она ловко ухватила его в том заброшенном доме! Она совершила и второй промах. «Господи, неужели?!!..»
Алевтина вошла в комнату, неся на подносе кофе и булочки. Она выглядела уже по-иному: руки больше не дрожали, лицо порозовело. Как быстро она успокоилась!
И тут Горчаков решил нанести свой удар — прямой и точный. Он смотрел, как она разливает кофе в небольшие фарфоровые чашечки и неожиданно спросил:
— За что, Алевтина?
Ее взгляд стал вопросительным, непонимающим.
— За что ты их всех убила?
Мгновения невыносимо тяжелого молчания. Она не оправдывалась, только, отхлебнув кофе, спросила:
— Когда ты это понял?
— Только что.
Черкасова как обычно затянулась сигаретой, в ее взгляде, движениях не было ничего угрожающего. Как, впрочем, — и ни капли раскаянья.
— Разве они не заслуживали смерти? Я знала, чем каждый из них занимается, поскольку имела контакты с нужными людьми.
— Кто тебе дал право выступать судьей?
— Права, дорогой, не дают. Их завоевывают.
Горчаков внутренне напрягся, ожидая возможной агрессии с ее стороны, вряд ли она оставит в живых свидетеля. Однако Черкасова по-прежнему выглядела на удивление спокойной, курила, пила кофе.
— Может, принести коньяк? Такой в городе только у меня. Отличное средство снять стресс.
— Алевтина, скажи, что это не ты!!!
Глаза — в глаза. И сразу отпали последние сомнения.
— Не желаешь расставаться с иллюзиями? Так легче?
— У тебя есть все! Любая женщина с удовольствием поменялась бы с тобой местами.
— Деньги, положение в обществе — такая чепуха. Пока этого нет, стремишься получить. Когда же получишь, становится ясно: насколько все наскучило и обрыдло. Ты отчасти понял психологию убийцы. Мы должны сохранить наш Старый Оскол центром относительного благополучия.
— Не таким же образом.
— Ответь мне на вопрос: почему рушились общественные системы, империи, казавшиеся незыблемыми? С одной стороны — наступала стагнация власти, она жирела, пыталась удержаться любым путем. На каком-то этапе ее никто не тревожил, она успокаивалась, начинала пропагандировать принципы «ожирения» среди других, среди всей людской массы. И потомки бывших героев превращались в стадо боровов. И есть другая сторона: в любом обществе неизбежно появление паразитов, которые вгрызаются зубищами в его основы. Чем больше боровов, тем паразиты сильнее. Я решала обе задачи: паразиты подыхали, а боровы, вынужденные вертеться, чтобы поймать меня, худели.
