– Неужели вы сами додумались? – вырвалось невольно у сыщика.
– Врать не буду: тут господин Когль послужил мне наводчиком Это когда Биллендон объявился, в тот самый раз, можно сказать, осенило. Что теперь скажете об оплате? – Сыщик безмолвствовал. – Погромче, господин репортер! – крикнул тогда в темноту Дамло. И голос репортера пробубнил внятно:
– Господин сыщик думает, что все ему сообщенное, строго говоря, никакой не секрет. Частично он прав. Сержант Дамло тоже еще не догадывается, что по-настоящему секрет заключается в том пожелании, которое он изложил когда-то в частной беседе нотариусу Коглю. Все пожелания были, как известно, исполнены, за исключением тех, что исполняются в настоящее время. Пожелание сержанта Дамло…
– Убавьте звук! – крикнул Дамло.
Репортер снова забубнил невнятно. Дамло слушал его один через посредство серьги, потея от изумления. И, дослушав, сказал:
– Так-так!.. Оплата, можно считать, гарантирована!
Если без пожелания секрет недействителен… – начал сыщик.
– Тем более! Пожелание мое, могу вам продать и его. Наяву, вот в чем штука! Оформим нотариальным порядком, не отвертитесь. Господин Когль не станет возражать.
Душа сыщика яростно возликовала. Никаких больше сомнений: он наследник славы Дамло, жар-птица поймана, он станет известен, глядишь, и в самом Ноодорте, а то я далее, учитывая уровень развития интеллекта… Но какой-то червячок продолжал его точить?..
– Почему вы решились.., захотели избавиться? – спросил он, поразмыслив и набравшись храбрости.
– Потому, господин сыщик, – угрюмо сказал Дамло, – что мне все это обрыдло! Завтра закончу последнее дело, – он позвенел наручниками в кармане, – и на покой, ну вас всех!
– На пенсию вам еще рано!
– Какая пенсия! – он сунул сыщику под нос объявления о наградах за поимку Даугенталя. – Это у меня, считайте, в кармане. Больше очкарь не уйдет. Я-то знаю, где он!
– Вы станете самым богатым человеком в городе! – сказал сыщик, не скрывая зависти, напротив, выставляя ее напоказ, чтобы польстить.
– В городе? – Дамло даже захохотал. – Вы что, не видали его развалин? Ну-ну, не бледнейте, не падайте, я вам не нянька. И не спрашивайте, сам не понимаю, что случилось не моего ума дело!.. Самым богатым я, господин сыщик, не стану. Есть один побогаче, завтра он обеднеет! – он опять звякнул наручниками. – И еще один – вот это богач так богач! Я вам его сейчас покажу. Засвидетельствуете заодно факт психического насилия! Ну, приготовились?
Он щелкнул выключателем. Яркий свет залил просторное казенного вида помещение, где они находились, и сыщик увидел: кроме их двойников, здесь, занимая проход между металлическими стеллажами, шеренгою стояли чины генштаба и представители союзного командования – это их дыхание он принимал за шорох!
– Тот вон спит крепче всех, – сказал Дамло, кивнув туда, где бдительно и хмуро почивал начальник разведка по соседству с артелью лесорубов, изолированной заодно – Из-за него всех было приказано упрятать поглубже! А вон ваш богач!
– Господин булочник?! Не может быть!
– Поглядите, что он обнимает! Спящий г-н булочник обнимался со стеллажом. Дамло почти сочувственно наблюдал, как сыщик, рассматривает красноватые брусочки, заполняющие полки стеллажа, как разеваются буравчатые глазки и треугольный ротик… Весь этот подвалище был доверху набит червонным золотом в слитках.
Г-ну булочнику снилось, будто он ими владеет. Г-ну сыщику приснилось, будто его носик, как всегда в минуты сильного волнения, покрывается испариной. Он весь дрожал. Дамло же вслушивался в комариный звук речи репортера, который, согласно пожеланию, докладывал Дамло решительно обо всем, что тому хотелось выяснить. Лицо сержанта становилось все суровее, он багровел, пыхтел и, наконец, взорвался:
– Сыщик, что за наглость: злоумышлять в присутствии несущего полицейскую службу лица?! Молчать! Жаль, посадить не могу! Но проучить, дьявол бы вас взял, проучу! Будете знать наперед!
Он повернулся и вышел. Сыщик онемел посреди золотого запаса. Он ничего не имел бы против того, чтобы здесь и остаться, но броневые плиты прохода с жутким скрежетом повернулись, образовав непробиваемую стену. Вдобавок, погас свет.
– Господин Дамло! – взвыл в темноте сыщик.
В сущности, подумал он, ничего ему не угрожает. Ну, спит, ну, видит неприятный сон. И все-таки жутко, непереносимо жутко!..
– Господин Дамло!..
"Проснуться бы! – думал сыщик в тоске. – Проснуться – и все! Ни золота не надо, ни секретов!" – Так-то лучше – послышался голос Дамло, неизвестно откуда звучащий. – Больше не сворачивайте с правильного пути.
– Господин Дамло! – льстиво прокричал сыщик. – Я на все согласен, откройте!
– Чего понапрасну надрываться? – лениво ответил Дамло. – Идите насквозь!
– Как?! Это возможно?
Ho вспомнив, что он прошел уже однажды – сквозь самого г-на мэра! – сыщик кинулся к стене. Броневая плита оказалась бесплотней тумана: там все же сырость ощущается, тут – ничего. При свете плафонов увидел стоявшего на ступеньках Дамло, даже его ухмылку и дубинку увидел с радостью!
– Что? – сказал Дамло. – Страху-то натерпелись? Это вам будет урок! Займите место в машине. Я должен совершить объезд участка.
– Зачем же, если вам без того обо всем докладывают? – сыщик почтительно указал на серьгу.
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – ошетствовал Дамло.
– И, как стало известно полиции, этот наш господин мэр кое-что затевает!
Когда они, покинув подземелье, очутились снова на вольном воздухе, откуда-то сверху, со склона холма, который, по ближайшем рассмотрении, оказался вовсе не холмом, донеся громкий собачий лай – это лаял Кьерк.
Там, наверху, сияли сквозь листву окна, за живыми изгородями звенели фонтаны и журчали ручьи…
Снизу всего этого было не видать. Только равномерное чередование полос растительности на склонах дало Рею повод предположить искусственное происхождение холма, а мост и тоннель подтвердили догадку.
В тоннель они с Марианной только заглянули. Расчищенная, посыпанная красным гравием тропинка повела их через дикую чащу нижнего яруса, опоясывавшего подошву холма. Затем они увидели дом, а на изрядном удалении другой…
Дома прятались в глубине садов, выдавая себя то белокаменной колоннадой, то позлащенной кровлею. Они располагались достаточно прихотливо: не было и намека на улицу, не было мостовой – ее заменяла все та же гравийная дорожка. Она-то и доконала бедные лапы Кьерка: пес едва ковылял.
