— В несколько незаконных действиях? Нет. Мне нужен плут и мошенник, который, не моргнув глазом, обманет любого. Кроме меня, естественно. А еще мне нужен пройдоха и выжига, которого никто не сможет обвести вокруг пальца. И это должны быть не четыре разных человека, а один. Мне такого и прислали?
Цайт встал:
— Стараюсь таким быть, ваша милость.
— Тогда докажи мне это.
Вот так. На ровном месте докажи, что ты можешь обманывать, а тебя обмануть нельзя. Не сходя с места.
Раз плюнуть.
Цайт провел ладонью по темной столешнице старинного стола:
— Скажите, ваша милость, чем старили дерево? Уксусной морилкой?
Глава 18
5
— Мой род, — холодным, ледяным, как ветры Стеклянных островов, голосом проговорил рыцарь, — владеет этим замком уже тысячу лет. Каждый камень здесь — свидетель древности, каждая трещина — след истории, каждая щербинка — оставлена славными предками…
Рыцарь Зеебурга сел в кресло, накрытое волчье шкурой, закинул ногу на ногу и подмигнул:
— А старили уксусом, конечно.
И рассмеялся.
Цайт улыбнулся. Уже по некоторым признакам, попавшимся ему на глаза, юноша понял, что местный властитель вовсе не помешан на соблюдении старинных традиций и следовании заветам давным-давно почивших предков.
Он притворяется.
Взять хотя бы латника у ворот… как там его, ваффенкнехта… Доспех на нем — дикая сборная солянка из разных эпох, да еще и с пистолетом у бедра, чего ревнитель традиций не допустил бы. Искусственно состаренная древесина, та же «волчья шкура»…
— Шкуру в Лёвенбурге покупали, ваша милость?
Рыцарь ослабил шнуровку у ворота дублета и разлил вино по серебряным бокалам. Толкнул один из них Цайту:
— Как догадался?
— Зеленоватый оттенок серого, из-за которого цвет выглядит более естественным — характерная особенность выделки овчины под волка, которую практикует семья Оротт. А они живут как раз в Лёвенбурге. Правда, обычно они делают шкуры более… хм… правдоподобных размеров.
— Я специально заказал такую. Чтобы рассказывать легенду об огромном чудовищном волке, которого взял на клинок мой прадед. Погоди-ка… Ведь Оротты — из фаранов. Откуда ты знаешь их секреты?
Взгляд рыцаря впился в сидевшего напротив него посланника короля, но золотистые волосы и светлая кожа как бы говорили о том, что этот человек на фарана совершенно не похож. Разве что темными глазами.
— А вы как ухитрились познакомиться с ними?
— Тебе не кажется, что я первый спросил?
— Может, тогда вы первым и ответите, ваша милость?
Драй Зеебург рассмеялся и поднял ладонь:
— Сдаюсь. В стоппардской дуэли я не силен. И все же?
— У вас ведь есть тайны, верно? У меня они тоже есть.
— Дело в том, — посерьезнел рыцарь, внезапно став старше на несколько лет, — что, раз тебя прислал король Леопольд, то мои тайны я должен буду тебе рассказать. А вот твои тайны…
— Хотите, я поклянусь, что моя тайна никаким боком не касается ни вас, ни Шнееланда?
— Я только выгляжу, как рыцарь из романов, — предупредил Зеебург, — В наше время одного слова мало. Потому что те, кто верил клятвам, вымерли от острого спиннокинжального расстройства.
— Не мой случай. Кинжал, грубое острое железо, опять же кровь… Я предпочитаю яд.
— Кстати, это вторая причина вымирания рыцарства. Итак?
— Письма от моего командира вам недостаточно?
— Откуда я вообще знаю, что вы не зарезали… ах, простите, не отравили настоящего Цайта и не сбросили его с поезда, когда тот проезжал через мост над Риназом?
— Мост над Риназом мы проезжали два раза. Оба раза — днем, когда тащить мертвое тело к выходу из вагона, чтобы сбросить в реку, несколько затруднительно.
— Вы меня поняли.
— Я не знаю, как вам доказать, что я — тот, за кого себя выдаю.
— Особенно если учесть… — рыцарь внезапно перегнулся через стол и сжал в руках прядь волос Цайта, — что твоя внешность не менее фальшива, чем моя волчья шкура.
— Я — фаран, — Цайт легко произнес то, что, казалось бы, давно забыл.
Фараны. Легкий на подъем и веселый народ, промышляющий торговлей и подделками, а также торговлей подделками и, иногда, поддельной торговлей, в законах большинства государств именуемой мошенничеством. Народ, который в некоторых государствах — в Рессе, например — был вне закона. Просто по факту своего существования.
Убийство фаранов в этих государствах даже не каралось.
6
— Фаран… — драй Зеебург выпустил волосы и сел на место, — А твое начальство об этом знает?
— Начальство — знает. Больше — никто. Даже мои друзья.
— Волосы — краска?
— Как и кожа.
Приходилось, конечно, мыться специальным раствором почти каждый день и выслушивать шутки о своей кошачьей чистоплотности, но Цайт твердо решил, что некоторое время побудет другим человеком.
Пока не придет срок.
7
Треск пламени, черный дым, взлетающий в небеса. Крики.
Крики.
Крики…
8
— Как вы думаете? — кривовато улыбнулся Цайт, — эта тайна стоит того, чтобы обменять ее на вашу?
Черта с два он признался бы, но что-то подсказало, что рыцарь этот его секрет знает и так.
— Такая тайна стоит дорого. Ну что ж, уговор есть уговор. Пойдем.
Рыцарь встал и шагнул к двери.
Глава 19
Флебс.
Проспект Горст. Красные кварталы
23 число месяца Мастера 1855 года
Йохан
1
Перрон Центрального Флебского вокзала был переполнен людьми. Одни приезжали в роскошную столицу Грюнвальда, также называемой столицей роскоши, другие уезжали из нее, несомненно, для того, чтобы как можно скорее вернуться обратно или же всю жизнь тосковать, вспоминая благородные проспекты, тихие улочки, блистающие дворцы и уютные домики, вспоминая парки и скверы, памятники и статуи, музеи и картинные галереи…
По крайней мере, флебсцы уверены, что любой побывавший в их городе мечтает в него вернуться.
Йохан двигался сквозь толпу, как тяжелый северный корабль, раздвигающий носом ледяную шугу, или же, если учесть, что выражение его лица при этом не менялось, оставаясь все таким же спокойным и безучастным, то более точным сравнением был бы айсберг, движущийся сквозь яркую толпу разноцветных лодчонок.
Вдруг это лицо, казалось бы, вырезанное из гранита, дрогнуло и на нем появилось почти человеческое выражение. На секунду, но все же.
Каролина…
Светловолосый ангел, молодая девушка — неважно, что вдова, для него она была невинна, как первый снег — его любовь… Светлый образ встал перед глазами, ее улыбка, ее глаза, запах ее волос, вкус ее губ…
Сердце болезненно сжалось.
На этом сердце лежала огромная, тяжелая кровавая тайна. Та история… с женой… и ее любовником… и друзьями любовника… и служанкой… Уже ее одной было достаточно, чтобы всю жизнь терзаться мучениями совести — какие уж там угрызения, натуральные пытки — но ведь был еще и Душитель…
Сумасшедший убийца, душащий девушек на заснеженных улицах Бранда. И Йохан не мог поклясться, что не имеет к этому никакого отношения.
Да, преподаватель в школе говорил о том, что сумасшедшие не меняют предпочтений. И если бы девушек резали на куски, а газеты кричали о Мяснике — он, Йохан, даже и не сомневался бы, чьих это рук и ножей дело.
Да, друзья говорили, что видели его в те моменты, когда Душитель находил очередную жертву.
Все это было убедительно и логично. Однако логика воздействует на разум, а страх оказаться сумасшедшим убийцей гнездился где-то гораздо глубже, там, где царили голые инстинкты.
Инстинкты, которые, возможно, однажды бросят его вперед, чтобы убить Каролину.
Он любил ее — или был влюблен, юноши часто путают эти понятия — и не хотел причинить ей вреда. Поэтому, узнав, что уезжает в Флебс, Йохан внутренне вздохнул с облегчением.
