Мы расстелили чехол позади головы Эллиота.
— Я — за ноги, — сказала Кэт.
Кивком я одобрил ее выбор. Заступив на пластик чехла, я склонился над Эллиотовой головой. Кэт на другой стороне поддела труп за лодыжки и задрала его ноги вверх.
— Готова? — спросил я.
— Готова.
Я продел руки под мышки трупа и поднял свой конец.
Для такого худощавого парня Эллиот что-то многовато весил.
Мы не пытались поднять его в воздух целиком. Гусиными шажками мы с Кэт начали отступать назад — Эллиот болтался посередке, почесывая голой задницей ковер. Это нам никак не мешало — но лишь до поры, пока его поясница не прошлась по границе пластикового чехла, задирая ее.
Пришлось-таки потягать тяжести.
Я рванул труп на себя — Кэт пришлось податься ко мне; Эллиот весь затрясся. Пенис болтался колокольным языком туда-сюда. Кэт издала какое-то жалобное хныканье — выглядела она сейчас, как человек, пытающийся катить амбарное колесо по плохой дороге. Взмокла. Поникла. С каждым ее рывком ее груди подпрыгивали.
Я заметил, что по ее лобку потекли капельки крови из вновь открывшихся прокусов.
Мы опустили Эллиота в центр пластиковой подстилки.
Встав прямо, Кэт все же заметила свою проблему. Поникнув, она смахнула кровь рукой — впрочем, лишь размазав.
— Утечка, — пояснила она мне с кривой улыбкой.
Я покраснел. — Хочешь, я найду что-нибудь для перевязки?
— Я и сама справлюсь. И с этим, и с ногой — а то скоро из моих тапок польется. А нам лишний беспорядок ни к чему.
Она сошла с пластика. Вместо ванны она направилась туда, где остались изолента, ножницы и веревка. Оставив последнюю на полу, она подняля ленту и ножницы.
Моток полетел ко мне. Поймал-таки.
— Пожалуйста, не бросай в меня ножницы, — взмолился я.
— Ну ты и цыпа. — Идя обратно ко мне, она спросила: — Не возражаешь, если мы ему лодыжки смотаем? И запястья? Думаю, так его проще тащить будет. Не будет мотаться туда-сюда.
— Не возражаю, — кивнув, ответил я. — Здравая идея.
Она вложила в мою протянутую руку ножницы.
— Я пойду налеплю пару пластырей, потом мы его замотаем и…
— Если хочешь привести себя в порядок сейчас, — сказал я, — беги в душ и ни о чем не думай. С Эллиотом я управлюсь и сам.
С ее лица вроде как сбежала тень.
— Увяжешь его?
— Да запросто. Не вопрос.
— Уф, это будет здорово. Спасибо.
— Всегда пожалуйста.
— Я постараюсь управиться со всем быстро.
— Торопиться ни к чему. Но к твоему выходу я всяко о нем позабочусь.
— Превосходно. Только смотри, чтобы кол остался там, где он сейчас.
Я улыбнулся. — Это еще зачем?
— Сам знаешь.
— Он может воскреснуть? — выдвинул я предположение.
— Может, — протянула она как-то странно.
— Я протестую, — выдал я этаким адвокатским голосом.
Она изогнула бровь.
— Если тебя тянет вытащить из него кол, просто предупреди меня сейчас, чтоб я успела одеться и эвакуировать весь район.
— Ни к чему, — сказал я, склоняясь. — Кол из него никуда не денется, уж поверь. Сейчас я его к нему прикручу.
7
Кэт закрыла дверь ванной — не полностью, оставив пару-тройку сантиметров. Наверное, для отхода горячего, пропаренного воздуха. Может, по еще каким-то причинам.
Впрочем, долго гадать я не стал — у меня в перспективе объявилась работенка.
Корпея над Эллиотом, я вслушивался в звуки из ванной: шум воды, скрежет колец задергиваемой занавески, шепот струек из крана. Разум попытался нарисовать картину — как Кэт выглядит сейчас.
Стоя под теплыми потоками воды.
Не только Эллиот сейчас застыл бесчувственным столбом.
Водя мылом по блестящей коже.
Не я, а кто-то другой обматывал лодыжки Эллиота изолентой. Не я, а кто-то другой связывал его руки вместе, склонившись над его брюхом.
Опуская пенную мочалку между ног.
Не я, а кто-то другой хоронил пенис Эллиота под широкими полосами ленты.
Втирая шампунь в короткие золотистые волосы.
Не я, а кто-то другой закрыл раззявленный рот Эллиота и его закатившиеся глаза.
Душ все еще не смолкал, когда я пинками кое-как перевел Эллиота в позицию «сидя», оставив со склонившейся к коленям головой. Теперь оставалось покончить с его торсом и руками. Спереди полосы ленты проткнул острый конец кола — сзади же в итоге образовалась туго стянутая выпуклость, этакий уродливый горб. Вскоре кол уже был надежно закреплен. Теперь ему точно было некуда деться из тела самостоятельно — требовалось порядочно усилий со стороны.
Вскоре после того, как затих шум воды в ванной, я опустил Эллиота на пластик, свернул концы и принялся склеивать их.
Вот и все. Труп был запечатан в кокон из белого пластика и серебристо-серой изоляционной ленты.
Держа перед собой выпачканные кровью руки, я присел на краешек кровати дождаться Кэт. Тихие звуки доносились из ванной — похоже, она возилась с пластырями. Я слышал, как она насвистывает какой-то мотивчик из Музыкальной Академии — вроде бы ту самую песенку о «дорогих моему сердцу вещах».
Наконец она вышла.
Полотенца на ней не было. Она выглядела чистенькой и новенькой. Ее короткие волосы были причесаны и уложены.
Ноги — в тапочках, но пластырные нашлепки хорошо видны. Окрашены они были под цвет кожи, как и те, что красовались на моей руке, но — не полоски, а круглые, сантиметра два в диаметре, будто специально сделанные для работы с ранками пунктурного характера. Такие же, наверное, были и непосредственно на пятке, но видеть их я, понятное дело, не мог.
Как минимум два — внизу живота. Наверное, другая пара — опять же, вне доступности взгляда.
Два старых прокуса на ее шее не были прикрыты. Они, казалось, приобрели более темный красный оттенок, чем прежде. И другие ее былые раны просматривались отчетливее — такое всегда бывает после душа. Возможно, из-за температурного перепада.
Ее тело было картой Эллиотовых укусов.
Он побывал почти везде.
Даже на плоском животе — это же как надо было изловчиться! — остались следы его клыков.
— По-моему, тебе больше нужно в душ, — улыбаясь, сказала Кэт.
— Я только руки помою.
Прошлепав в тапках к кровати, она, застыв, уставилась отрешенно на Эллиота. Чуть качнула головой.
— Чертовски хорошо вышло, — сказала она.
— Спасибо.
— Тебе спасибо. О Боже, у нас тут, похоже, труп.
— Так точно, это и есть труп.
— Лучше бы никому с ним на глаза не попадаться.
— У тебя есть план? — спросил я.
— Жаль, что он не обратился в прах. Я могла бы просто раз-другой пройтись пылесосом.
— Жаль, — согласился я.
— Ну, теперь у нас тут улика. Мы ведь его как бы убили.
— Угу.
Слово улика Кэт сказала таким забавным голосом, что я с трудом сдержал улыбку. От нее это не укрылось — насупив брови, она развернулась всем телом ко мне.
— Может, идею подбросишь, как с ним быть? — последовал вопрос.
— Солнечный свет, — изрек я.
— Какой еще солнечный свет?
— Придется подождать до утра, — объяснил я. — А там — мы распутаем его и положим на твою лужайку.
— Ох, классно.
— Это работает в фильмах. Прямой солнечный свет падает на вампира, и от него остается только пуф-ф-ф и облачко дыма.
— Видала, — кивнула Кэт. — Остается только горстка пепла, которую ветер разносит на все четыре стороны.
— Вот только сдается мне, в реальной жизни это не сработает.
— Тоже так думаю, — сказала она. — Так что, выходит, нам остается только избавиться от тела. Похоронить где-нибудь. — Ее взгляд посуровел. — Только не в моем саду. Не хочу, чтобы он, пусть даже убитый, лежал где-нибудь неподалеку. Это будет для меня слишком страшно.
— Да и опасно, чего уж там — добавил я. — Если его случайно найдут, к тебе будет много вопросов. Надо бы его куда-нибудь подальше деть.
