В стопке три серебряных доллара нового образца. «Эти монеты бывают теперь только у нью-йоркских шоферов и таксистов; точно так же нигде не увидишь столько двухдолларовых банкнот, как в кассе на бегах». Эдди всегда держит монеты наготове: их принимает сборщик пошлины — автомат на мостах Джордж Вашингтон и Триборо.
Снова всплывает воспоминание — на сей раз серебряные доллары. Не эта подделка, «медные сэндвичи», как их называют, а самые что ни на есть настоящие серебряные доллары с изображением статуи Свободы в легком одеянии. Серебряные доллары Бена Хэнскома. Не то Билл, не то Беверли — Эдди уж не помнит, кто именно, — спасли себе жизнь благодаря им, откупились. Эдди уже забыл, да и вообще в чем он теперь может быть уверен? А может, просто не хочется вспоминать.
«Там было темно, — неожиданно ловит себя он на мысли. — Это я помню. Там внутри было темно».
Бостон уже далеко позади, туман понемногу тает. Впереди МЕЙН, НЬЮ-ХЭМПТОН И ВСЕ СЕВЕРНЫЕ ГОРОДА НОВОЙ АНГЛИИ. Впереди Дерри и нечто, что двадцать семь лет было погружено в небытие, а вот поди-ка, ожило, восстало. Нечто многоликое. Но что это на самом деле? Разве под конец они не увидели Его, как Оно есть, когда все маски были сброшены?
Вот ведь и это вспомнил… но этого недостаточно.
Эдди помнит, что очень любил Билла Денбро — прекрасно помнит. Билл никогда не смеялся над тем, что у него астма. Билл никогда не называл его маменькиным сынком, девчонкой, пидаром. Эдди любил Билла, как любил бы старшего брата… или отца. Билл знал, что и как делать. Знал интересные места. Для него как будто не существовало преград. Когда, бывало, бежишь с Биллом, то тебе хорошо, весело, ты смеешься и совсем не задыхаешься, как обычно. А это так здорово — не задыхаться. Когда ты рядом с Биллом, хватит «приколов» на целый день.
«А я тебе говорю, парень, на целый день», — изображает Эдди один из голосов Ричи Тоузнера.
Именно Билл придумал соорудить на Пустырях плотину, из-за нее они и собрались вместе. Бен Хэнском показал им, как надо строить плотину. Она удалась на славу, правда, из-за нее у них были кое-какие неприятности с мистером Неллом, патрульным полицейским. Но сама идея построить плотину принадлежала Биллу. И хотя все они, кроме Ричи, видели в те годы много странного и страшного в Дерри, Билл был первый, кто набрался мужества высказать это вслух.
Ах, эта плотина…
Чертова плотина.
Эдди вспомнил слова Виктора Криса: «Ну пока, мальки. В детские игры играете. Плотинку выстроили. Вам без нее будет лучше».
Через день Бен Хэнском, улыбаясь до ушей, сказал:
«Мы могли бы…»
«Мы могли бы затопить…»
«Мы могли бы затопить все…»
«…все Пустыри».
Билл и Эдди в сомнении посмотрели на Бена, затем на его ношу — кувалду, совковую лопату и несколько досок, стибренных с заднего двора мистера Маккиббона. Но поскольку мистер Маккиббон сам, вероятно, их где-то стибрил, в такой экспроприации не было ничего плохого.
— Не знаю, — сказал Эдди и посмотрел на Билла. — Вчера мы пытались, но у нас ничего не получилось. Течение уносит доски.
— Теперь получится, — заверил Бен и тоже посмотрел на Билла, ожидая его решения.
— Ну д-давайте по-попробуем, — сказал Билл. — Я утром з-звонил Р-ричи Т-тоузнеру. Он б-будет по-попозже. М-может, он да еще С-стэнли п-помогут.
— Что за Стэнли? — спросил Бен.
— Урис, — пояснил Эдди. Он по-прежнему осторожно поглядывал на Билла, который, похоже, переменился со вчерашнего дня: он казался спокойнее, но, видно, остыл к своей идее построить на Пустырях плотину. Лицо у него было бледное. Взгляд устремлен куда-то вдаль.
— Стэнли Урис? А, кажется, знаю. Он в начальную школу ходит?
— Он наш ровесник, но только что закончил четвертый класс, — сказал Эдди. — Просто он в школу пошел на год позже: он в детстве много болел. Тебе вчера сильно досталось, но все же благодари Бога, что ты не Стэн. Знал бы ты, как его травят.
— Он е-еврей, — пояснил Билл, — М-многие в ш-школе не любят его, п-потому что он еврей.
— Да? — удивился Бен. — Еврей? — Он замолчал, а затем осторожно добавил: — То есть он вроде как турок или скорей как египтянин?
— П-пожалуй, как т-турок, — сказал Билл. Он поднял одну из досок и внимательно осмотрел ее. Она была шесть футов в длину и три фута в ширину. — Мне п-папа г-говорит, что у евреев б-большие носы и к-куча денег, но Стэн… не такой…
— У Стэна обычный нос и денег нет ни цента, — досказал за него Эдди.
— Ага, — подтвердил Билл и широко улыбнулся. Впервые за этот день.
Улыбнулся и Бен.
Эдди тоже.
Билл бросил доску на землю, поднялся и отряхнул пыль с джинсов. Затем подошел к ручью, Эдди и Бен последовали за ним. Билл сунул руки в задние карманы и глубоко вздохнул. Эдди был уверен, что Билл собирается сказать что-то серьезное. Он переводил взгляд с Эдди на Бена и уже не улыбался. Внезапно Эдди охватил испуг.
Но Билл спросил только:
— Ты не забыл с-свой а-аспиратор, Эдди?
Эдди похлопал по карману.
— Заряжен доверху, даже медведю хватит.
— Послушай, а как ты тогда с шоколадным молоком. Обошлось? — спросил Бен.
— Обошлось! Здорово получилось! — рассмеялся Эдди. Билл с недоуменной улыбкой посмотрел на них. Эдди объяснил, о каком шоколадном молоке он говорил, а Билл снова улыбнулся и кивнул головой.
— М-мать Эдди волнуется, что Эдди отдаст к-концы, и она не п-получит д-денежной компенсации.
Эдди фыркнул и сделал вид, будто хочет столкнуть Билла в ручей.
— Смотри, падло, — произнес Билл, подражая голосу Генри Бауэрса. — Голову скручу — будут у тебя глаза на затылке.
Бен умирал со смеху. Он даже упал на землю. По-прежнему не вынимая рук из карманов джинсов, Билл с улыбкой смотрел на него. На лице его снова появилось довольно рассеянное выражение. Он посмотрел на Эдди и кивнул в сторону Бена.
— Впечатлительный парень, — произнес он.
— Ага, — согласился Эдди, но ему отчего-то показалось, что пока они просто шутят, дурачатся, а главного Билл еще не сказал. Билл явно о чем-то размышлял. Эдди надеялся, что Билл поделится своими мыслями. Весь вопрос, хочет ли он, Эдди, чтобы Билл их высказал. — У него, видать, с головой того…
