«Разве ж я где остался бы в дураках, неет, шалишь», думает он и полные красивые губы раскалываются в улыбке. «Да где угодно залез бы наверх, но вот вовремя врубился, жизню строить надо так, чтоб слаще самому. Слаще сладкого и горше горького. А большей сладости, чем весенняя степь над морем — нету. Поездил, потерся, и что? Винчик везде хорош, бабы сладки одинаково, если бабло в кармане. Да, конечно, есть еще пальмы и там шезлонги всякие или боулинги. Но если посреди всего вдруг подвернется такая, такая вот, с черным или серым горячим глазом и скажет, растягивая по-степному слова насмешкой „ойй ли!..“, и станет от этой горячей насмешки в сто, в тыщу раз сахарнее, то умный человек смекнет и сам себе поверит. От добра добра не ищут, Яков Иваныч! Тут, в этих местах, ты царь, бог и земской начальник, все в руки к себе поместишь. Сначала погладишь, приласкаешь, пригреешь в ладоньках-то. А потом пальцы прижать и держать уже крепко, чтоб то сдавить посильнее, то ослабить. Если правильно жать, никто и не пикнет, на волю не попросится. Какая воля? Вона вам сколько всего — степ, море, гуляй не хочу. Денег кину, только отрабатывайте, удобств всяких наудоблю потихоньку. Детками опять же займусь, много ли надо, если в округе два поселка, три мызы, да пяток хуторов. Ах да, маяк еще вот…»
Сжал руки на баранке и плавно, не снижая скорости, объехал яму.
«А что ж маяк. Торчит там Колька, как бельмо на черном глазу, но там же и Дашка. Дашка, Даренка, горячая… ну ладно, девчонка. Как тогда, в молодости, все славно получилось. Сопляк еще был, Яшка Каюк, а скрутил, сплел все как надо, и теперь вот, пока эта корова пустобрюхая на маяке торчит, муженек к ее подолу привязан. А она до сих пор, только глазом подморгни, сорвется и все сделает»
Руки Якова скользнули ниже, устроил их расслабленно, почти на коленях, придерживая баранку большими пальцами. Пустая дорога свистела на скорости, и мотор урчал, как сытый кот.
«…И как сообразил, что надо делать, а? Под утро посмотрел на поблядушку эту столичную, что неделю коньяк с ним сосала и после отрубалась, рот раззявив. Растолкал, быстренько в райцентр проводил, хоронясь, чтоб не видал никто. И засел в домике, как мудрый паук. Два дня ждал, посылал пацанов за жратвой и пойлом, вроде как любовь крутит, из койки не вылазя. И Дашка-мушка попалась, вот как попалась! Горячая какая, за эту неделю так измучилась в ревностях, что вилась вся, под руками таяла, все-все делала, да так, уууу…»
Взвизгнули тормоза. Яшу кинуло на руль грудью и он рассмеялся, смотря перед собой радостными от воспоминаний глазами. Пошарив в бардачке, достал бутылку колы и хлебнул, лаская пересохший рот. Пряча бутылку, подумал снова, как думал все эти годы часто, а в последние все чаще, что — избран.
«Ведь не сам понял, а проснулся и было сказано, что делать-то. И показано. И на следующий день, когда уж Дашку на катере пользовали, звон этот пришел, вроде колокол, но не сверху, а как изнутри себя. И было в звоне как раз о том, что — если помучаешь всласть, то после получишь вдоволь. Проверил. И вправду. И сразу глаза открылись, понял, куда смотреть, куда идти. Бумкнуло — во всю башку»
Яша хохотнул и ощерился.
«А и хрен, могу и посмеяться, никто не видит, не слышит, хоть ори, хоть стишки читай. …Вот если б впросак попадал, тогда точно — с катушек съехал. Но все, что говорено было в голову, все получалось! А если получается, хрен ли думать — съехал, не съехал. Пусть убогие боятся глюков да голосов. А если польза для жизни, чего же бояться!»
— Не бояться! Никогда не бояться! Смелым все, трусам — огрызки.
Битая дорога, измученная капризами холодов, пласталась под крепкие колеса, правильные колеса отличной машины. И, ничего не боясь, Яков смеживая веки, ехал в полудремоте, зная — избран и потому не разобьется и не вильнет с обочины в овражек.
«Еще делов много, ох сколько наворотить можно! „Эдем“ работает, да это начало только. Земля без хозяина, да разве ж можно? Непорядок и грустно. Но ниче, теперь Яков Иваныч ей хозяин. Кому еще такие сны снятся? А-а-а… Такое увидеть и понять, это надо иметь такую вот жилу, такую силищу в руках и в голове. Никогда теперь пусто не будет здесь. А будет скоро выбранная Матерь, родит ему сына и с этой поры не перервется власть над землей. И когда придет время уйти туда, где все время черно и сладко, — останется взамен ему молодой, сразу ученый и с крепкими руками. А что можно ими сделать, отец научит. …А пока заботы-заботы. Лариску надо прижать. Пацанка ее сбежала, кобыла беспутная. Далеко ли убежит? Все они в шаре и старшая Ларка в нем, и младшая тоже.»
— Лариска, лиса ты облезлая, посмотрим, как запоешь, когда прилетит тебе из города телеграммка. О девке твоей…
«Зазря девок нищить нельзя, девки вещь нужная. Пока стоит этот мир и пока у мужиков есть, что в дырки совать, надо девок пользовать. Но если девка перестарилась, молодость проскочила, то — бесполезна. А бесполезные портят мир, как дрянной воздух. Уберу обеих, мир и не заметит.»
— Заметит мир! Сгинет Ларка со своим облезлым домишком, и мир выпрямится, расправится… Успокоится…
— Будет все кругло, гладко и по-моему, да, мужик?
Он подмигнул себе в зеркало.
Над плоской степью вырастали серые пятиэтажки райцентра. Бывший военный поселок, окруженный бетонными развалинами укреплений и ржавыми полосами аэродрома, заросшими травой.
Здесь Яков Иваныч встретится с инспектором рыбнадзора, кое-что передаст, как всегда — порадовать вкусненьким на праздник. И поедет дальше, как раз успевая в город, прошвырнуться по нужным местам и после забрать заказчиков сладенького, что специально прилетели в гости издалека.
Усмехнулся, припомнив утренний разговор.
«Пока дело далёко, ах, какие все смелые, поржать, по плечу Яков Иваныча похлопать. А как время подошло, так сто раз уж спросил, ссыкля жопастая, а не малолетка ли, и чтоб все секретно. И говорить ссыт, а ехать и делать еще ссыкотнее ему, тьфу, немочь столичная. Жену боится, в газетки попасть боится, ах и тяжело же быть крутым в городе.»
Посматривая на серые дома, Яша прогнал дорожную дремоту. Въезжая в нужный переулок, ухмыльнулся.
«Прав столичный — рискует, падла. В любом другом месте так рисковать — идиотом быть. Но перетоптал его Яков Иваныч, приедет, никуда не денется, как тот мыш у змеюки в пасти. Потому что нужен. Для того, чтобы жертва правильно была сделана, нужны звери. И змеи. И крысы.»
Мелькнула под колесом рыжая кошка, метнулась к помойке, ставя трубой хвост. И, окончательно проснувшись, Яша выбросил из головы странные мысли.
А под старой грушей, привалившись к растресканной коре, засыпал черный демон. Баюкая на груди, обнимал живой шар множеством пальцев. И его не удивляло умение Яши всех заставить делать то, что нужно ему. Пока они вместе, их мир — в их пальцах.
