— Ничего не сломали?
— Не знаю, — выдавила она.
— Ну все, — пробормотал Грилло. — Вот теперь мы точно на самом дне.
— А свет откуда? — спросила Тесла. Остатки сил ушли у нее на то, чтобы поднять голову и поискать источник света. При этом она обнаружило, что у нее растянута шея, и застонала.
— Больно? — спросил Хочкис.
Она села. Сквозь онемение в десятке мест пробивалась боль: в голове, в шее, в руках, в животе. Судя по тому, как застонал рядом Хочкис, у него были те же проблемы. Грилло просто смотрел на воду, поглотившую Витта, и дрожал.
— Это за нами, — сказал Хочкис.
— Что?
— Свет.
Она повернулась, не обращая внимания на боль.
— Можете идти? — спросил Хочкис.
— А вы?
— Что, посоревнуемся?
— Давайте.
Она взглянула на него. Из-за левого уха у него текла кровь, и он придерживал левую руку правой.
— Выглядите вы хреново.
— Вы тоже.
— Грилло! Ты идешь?
Нет ответа, только стук зубов.
— Грилло?
Он оторвал глаза от воды и посмотрел вверх.
— Это все над нами, — услышала она его шепот. — Вся эта земля.
— Мы же не спускаемся, а поднимаемся.
— Как бы не так! Мы похоронены здесь! Похоронены заживо!
Он вскочил на ноги, и стук зубов перешел в истерические рыдания.
— Заберите меня отсюда! Заберите меня!
— Заткнитесь, Грилло, — прикрикнул Хочкис, но Тесла знала, что никакие слова его сейчас не образумят, и просто отошла к трещине, откуда лился свет.
Это Джейф, поняла она сразу. Дневного света здесь быть не может, значит, это Джейф. Она уже продумала, что скажет ему, но теперь все вылетело у нее из головы. Все, что она могла, — это просто пойти туда в надежде, что ее язык сделает остальное.
Сзади Грилло замолчал, и она услышала слова Хочкиса:
— Вон Витт!
Она обернулась. Тело Витта покачивалось лицом вниз в воде, неподалеку от берега. Она не стала смотреть на него, а опять повернулась к трещине. Да, Джейф был там; она чуяла его, как человек, затронутый Нунцием, чувствует других таких же людей. Она заглянула в трещину. Там была маленькая пещера, посреди которой, как ей сперва показалось, горел костер. Но этот свет был холодным и неподвижным.
Она шагнула внутрь, чтобы он не подумал, что к нему подкрадываются и не пустил в ход свою силу — если она у него осталась.
— Есть здесь кто? Я хочу говорить с… с Рэндольфом Джейфом.
Она назвала его так потому, что надеялась говорить с человеком, которым он некогда был, а не с врагом, которым он стал. Это сработало. Из дальнего угла пещеры раздался слабый голос:
— Кто ты?
— Тесла Бомбек.
Она подошла к огню и подставила ему окоченевшие руки, не спрашивая позволения.
— Он не греет, — сказал Джейф.
— Вижу, — ответила она. Это был не огонь, а распадающийся терат, испускающий бледное сияние.
— Мы наедине, — сказала она.
— Нет. Ты привела с собой людей.
— Ты знаешь одного из них. Это Натан Грилло.
Услышав имя Грилло, Джейф вышел на свет.
Она дважды видела безумие в его глазах: у Центра и когда он выходил из дома Вэнса, оставив за собой дыру в мироздании. Теперь она увидела это в третий раз.
— Грилло здесь?
— Да.
— Зачем?
— Мы ищем тебя. Нам нужно… нам нужна твоя помощь.
Лунатические глаза выпучились на Теслу. Ей показалось, что за ним, как сквозь дым, просвечивает другое лицо, раздутое, оскаленное в злобной усмешке. Она старалась не замечать этого. Сейчас важно было выведать секреты этого безумия. Для этого, может быть, придется открыть ему собственные.
— У нас есть кое-что общее. Немного, но довольно важное.
— Нунций. Флетчер послал тебя за ним, и ты не смогла избежать прикосновения.
— Да. Но это не важно.
— А что важно?
— Киссон.
Его глаза блеснули.
— Он послал тебя.
«Черт, — подумала она, — еще оправдываться придется».
— Нет. Совсем нет.
— Что ему от меня нужно?
— Ничего. Он просто притащил меня в Петлю так же, как тебя. Помнишь?
— О, да. Это трудно забыть.
— Но ты знаешь, зачем ты был нужен ему?
— Ему был нужен собеседник.
— Нет. Ему было нужно тело.
— И это тоже.
— Он там заточен. И может выйти только в чужом теле.
— Зачем ты говоришь мне это? Неужели перед концом не о чем больше поговорить?
— Концом?
— Концом света, — Джейф прислонился к стене и сполз на корточки. — Ведь нас ждет это?
— Ты в этом уверен?
Джейф поднес к лицу руки. Они были изуродованы. Три пальца на правой руке отсутствовали.
— Я видел то, что видит сейчас Томми-Рэй. Что-то надвигается.
— Но что? — она все еще пыталась выяснить что-нибудь о природе Иад.
— Нет. Это только тьма. Бесконечная тьма. Я не могу на нее смотреть.
— Ты должен. Ты же владеешь Искусством, Рэндольф…
— Нет.
— Ты ведь открыл дыру, так? Я не говорю, что я в восторге от твоих методов, но ты сделал то, на что никто до тебя не осмеливался.
— Киссон хотел того же. Теперь я вижу это. Он все-таки сделал меня своим слугой. Он использовал меня.
— Не думаю, — сказала Тесла. — Не думаю, что он вообще способен на такую хитрость. Откуда он мог знать, что вы с Флетчером создадите Нунций? Ты сам сделал все это, своей властью. И ответственен за это.
Она замолчала, поскольку была обессилена. Джейф тоже молчал, только смотрел на ложный огонь, который уже угасал, и на свои руки. Лишь через минуту он подал голос:
— Ты пришла сюда, чтобы сказать мне это?
— Да. И не говори, что это глупость.
— Что ты хочешь от меня?
— Помоги нам.
— Я не могу вам ничем помочь.
— Ты открыл дыру, ты можешь ее и закрыть.
— Я больше не подойду к этому дому.
— А я думала, что ты стремишься к Субстанции, — сказала Тесла. — Что это твоя мечта.
— Я ошибался.
— Ты прошел такой путь только затем, чтобы выяснить, что ты ошибался? Что привело тебя к этому выводу?
— Ты не поймешь.
— Попытайся объяснить.
Он снова посмотрел на огонь.
— Это последний. Когда он погаснет, мы окажемся в темноте.
— Отсюда должен быть выход.
— Он есть.
— Тогда мы выйдем. Только сперва скажи мне, почему ты передумал.
Он немного помедлил, потом сказал:
— Когда я читал первые письма, в которых говорилось об Искусстве, во многих из них говорилось о перекрестках. Не во всех, но во многих. И я стал искать на перекрестках. Я думал, что там найду ответ. Потом Киссон притащил меня в Петлю, в свою хижину вне времени. Там не было никаких перекрестков. И все, что случилось потом — в Миссии, в Гроуве… все это случалось не на перекрестках. Я подумал, что ошибся. Знаешь, я всегда был чертовски педантичен. Понимал все буквально. Флетчер думал о небе и воздухе, а я — о власти и славе. Он брал у людей сны, а я — требуху из их кишок и соплей. И все, — голос его охрип, наполнившись горечью, — все это время я не видел. Пока не применил Искусство и не увидел, что это за перекрестки.
