Господи Боже мой! — пронеслось у меня в голове. Значит, Верной по сию пору живет здесь! Я въехал в ворота и прокатил мимо вместительного плавательного бассейна. Под ветвями раскидистого древнего дуба притулилась уютная беседка. Поместье было ухожено и находилось в отличном состоянии, земли и сады заботливо убраны руками садовников, все новые постройки отлично гармонировали с общим стилем.
Я остановил машину перед парадным входом в поместье.
— Просто не могу поверить своим глазам! — сказал я Сэнди. — Я должен зайти туда и увидеться с Верноном, потому что он, должно быть, все еще живет здесь.
Выбравшись из машины, я принялся подниматься по ступенькам к парадной двери, внутренне сжавшись от предчувствия встречи.
Но прежде чем я успел добраться до двери, я услышал звон колокольчика: динг.., динг.., динг…
Я услышал звуки, набирающие скорость и силу, словно приливные волны цунами.
У меня в буквальном смысле перехватило дыхание.
Потому что через мгновение появились они.
Высыпав наружу через распахнутые двери, они обрушились вниз лавиной, словно осы из дыры в потолке нашей церкви в тот знаменательный день пасхальной службы. Они мчались ко мне, заливаясь смехом, громогласно крича и подталкивая друг друга. Они неслись ко мне на единой волне сшибающего с ног шума.
Мальчишки. Дюжины дюжин. Частью белые, частью черные.
Все они закружились вокруг и обтекли меня, словно я был островком в водовороте их реки. Некоторые устремились к веранде, другие избрали своей целью призывный простор зеленого луга с ухоженной травой. На несколько коротких мгновений я стал центром вселенной молодого задора. Я поднял голову и прочитал табличку, прикрученную к стене рядом с дверями поместья.
“ЗЕФИРСКИЙ ПРИЮТ ДЛЯ МАЛЬЧИКОВ” — вот что на ней было написано.
Дом Вернона стал приютом.
Голоса по-прежнему звенели вокруг меня. На втором этаже распахнулось окно, из которого выглянула морщинистая женщина.
— Джеймс Люциус! — выкрикнула она. — Эдвард и Грегори! Вернитесь сейчас же обратно! Через пять минут у вас начинается урок музыки!
На женщине был голубое платье.
Две незнакомые мне пожилые леди вышли из дверей поместья, видимо, дождавшись, когда стихнет буйство мальчишеского взрыва, чтобы присмотреть за юными сорванцами. Удачи вам, сказал себе я. Появившийся вслед за ними молодой человек, заметив незнакомца, остановился и обратился ко мне:
— Чем могу помочь вам, сэр?
— Я раньше жил здесь, в Зефире, я имею в виду. Я был настолько потрясен увиденным, что едва мог говорить.
— Когда же здесь открылся приют?
— В 1985-м, — ответил мне молодой человек. — Мистер Вернон Такстер передал этот дом приюту.
— Мистер Такстер жив и здоров?
— Да, но он покинул город. Мне очень жаль, но в настоящее время у меня нет сведений о том, где он проживает и как идут у него дела.
У молодого человека было приятное открытое лицо. Его волосы были светлыми, а глаза — васильково-голубого цвета.
— Я могу узнать ваше имя?
— Я… — начал я и остановился, потому что понял, кто этот молодой человек. — Могу я сначала спросить, как зовут вас?
— Бубба Уиллоу.
Молодой человек улыбнулся мне, и я моментально увидел в нем Чили.
— Преподобный Бубба Уиллоу.
— Рад познакомиться с вами, преподобный.
Мы пожали друг другу руки.
— Я знал вашу мать, мы встречались однажды.
— Мою мать? В самом деле? Так как же вас зовут?
— Кори Мэкинсон.
Мое имя не произвело на него никакого впечатления. Я был всего лишь маленьким корабликом, однажды прошедшим мимо острова Чили.
— Как поживает ваша мать?
— О, прекрасно. Она переехала в Сен-Луис и сейчас работает в школе учительницей в старших классах.
— Завидую ее ученикам от всей души.
— Парсон? — проскрипел старческий голос. — Парсон Уилло?
Из дверей приюта появился пожилой темнокожий человек в выцветшем комбинезоне. На его тощей талии наискось висел монтерский пояс со всяческим инструментом, разнокалиберными молотками, отвертками и гаечными ключами.
— Парсон, я заделал ту течь в трубе, ту, из которой капало внизу в подвале. Теперь иду на кухню, погляжу, что там с холодильником.
Глаза старого негра наконец различили меня.
— Ого, — поднял он бровь. — А я ведь знаю тебя, парень. На его темном лице разлилась улыбка, подобная наступившему после темной ночи светлому дню.
Мы обнялись, и аккомпанементом нашим объятиям было звяканье и бряканье инструментов на монтерском поясе.
— Кори Мэкинсон! Господи, глазам своим не верю! Неужели это ты?
Я поднял голову к женщине в голубом.
— Да, мэм, это я и есть.
— Господи, Господи! Прошу прощения, преподобный! Господи, Господи!
Но уже через несколько секунд внимание женщины снова переключилось туда, где и должно было быть сосредоточено, — на подрастающее поколение мальчишек.
— Джеймс Люциус! Не смей забираться на веранду — ты обязательно свалишься!
— Могу я пригласить вас и вашу семью зайти к нам? — спросил меня преподобный Уиллоу. — Пожалуйста, мистер Мэкинсон, — подхватил мистер Лайтфут. — Нам есть о чем поболтать.
— На кухне кофе и свежие пончики, — принялся соблазнять меня преподобный. — Миссис Велведайн заправляет кухней так, что пальчики оближешь!
— Кори Мэкинсон, немедленно заходи внутрь! — И сразу же после этого:
— Джеймс Люци-и-и-ус!
Я добыл Сэнди и Скай из нашей машины. Зная меня, Сэнди не стала отказывать мне в удовольствии повидаться со старыми знакомыми. Мы не задержимся здесь надолго, потому что мой новый дом теперь был далеко от моего старого дома, но побыть здесь часок было как раз то, что нужно. Нам всем.
Когда они вошли внутрь, я на мгновение задержался на пороге, прежде чем устремиться за ними.
Я поднял голову и взглянул в синее весеннее небо.
Мне показалось, что я заметил там четыре маленькие фигурки с развевающимися за спиной крыльями, летящие в сопровождении крылатых собак; они играли на просторе и закладывали петли в океане солнечного света.
Они всегда были там и останутся до тех пор, пока жива будет магия.
А душа магии крепка, крепче самого крепкого камня.
