Затем приглушенный голос, футах в двадцати слева от Джека, произнес:
— Господи! Это невероятно!
Джек обернулся. Там, упав на грязную землю, похожий на грубо сколоченный гроб, находился карцер. Свет фонарика кружился вокруг него. Джек увидел башенки света. Расплывчатая фигура стояла около входа в карцер, изучая дверь.
— Похоже, что эту штуковину просто сорвали с петель, — произнес человек, стоявший рядом с дверью и заглядывающий внутрь. — Не представляю, что кто-то в состоянии сделать это, однако… Петли стальные. Но они просто… скручены.
— Черт бы побрал эти петли, — раздался приглушенный голос. — Проклятое место… они держали детей здесь, Паули! Я действительно так думаю! Детей! Эти имена на стенах…
Свет фонарика дрогнул.
— …и рисунки. Рисунки маленьких детей. Маленькие мужчины и женщины, такие, какими рисуют их дети… Господи, как тебе кажется, Вильямс знал об этом?
— Должен был знать, — ответил Паули, все еще изучая изогнутые, скрюченные петли стальной двери карцера.
Паули, согнувшись, вошел внутрь; его коллега выходил из карцера.
Не скрываясь, Джек пересек открытое пространство во дворе, обогнул гараж и вышел на дорогу. Отсюда он увидел целую кучу полицейских машин, в беспорядке оставленных перед входом в Солнечный Дом. Пока Джек смотрел на этот затор, подъехала машина скорой помощи, разрывая воздух ноющим звуком сирены.
— Я любил тебя, Вулф, — прошептал Джек и вытер влажные глаза ладонью. Он направился по дороге в темноту, надеясь, что его поймают, и он не успеет пройти и мили. Но и через три часа он все еще шел; очевидно, для полицейских нашлось много работы в Солнечной Доме.
2
Впереди было скоростное шоссе, за следующим холмом, а возможно, и чуть дальше. Джек уже видел оранжевый свет электрических ламп, слышал шум оживленной магистрали.
Он остановился около мусорной свалки и умылся под струйкой воды, стекающей из водопроводной трубы. Вода была ледяная, но, по крайней мере, хоть на несколько секунд она сняла боль от ожогов на руках.
Былая осторожность вернулась, как непрошенная гостья.
Джек постоял под прикрытием ночного неба Индианы, прислушиваясь к гулу больших грузовиков.
Ветер, зашумевший в деревьях, взъерошил его волосы. На сердце было тяжело от сознания потери Вулфа, но даже это не могло омрачить радость свободы.
А еще через час грузовичок притормозил около измотанного, бледного мальчика, стоящего у обочины с поднятой вверх рукой. Джек забрался в кабину.
— Куда направляешься, цыпленочек? — спросил водитель.
Джек был слишком измучен, и сердце разрывалось от горя, чтобы выдумывать очередную Версию. Да он едва ли помнил их все. Он надеялся, что когда-нибудь вспомнит.
— На Запад, — ответил он. — Подвезите меня, пока нам по пути.
— Тогда до Мирстейта.
— Отлично, — пробормотал Джек и заснул.
Они приближались к Иллинойсу.
1
Конечно, он взял Вулфа с собой. Вулф ушел домой, но огромная преданная тень неслась позади Джека во всех грузовиках, фольксвагенах и пыльных машинах по скоростным дорогам Иллинойса, это улыбающееся привидение пронзало сердце Джеку. Иногда он мог видеть или, точнее, почти видеть волосатую фигуру Вулфа, мчащуюся вдоль дороги по полям. Он глядел на него тыквенно-оранжевыми глазами. Когда он отвел глаза, Джек почувствовал отсутствие Вулфа. Теперь он полностью осознал потерю друга и стыдился былой бесчувственности. При воспоминании об этом кровь бросилась ему в лицо. Он столько раз подводил Вулфа, забывал о нем. Стыд, позор. Вулф был… Джек затруднился сразу подобрать определение, но первое слово, которое пришло ему на ум, было «благородный». И это благородное существо, такое инородное в этом мире, умерло из-за него.
«Я сохранил свое стадо». Но Джек Сойер больше не был стадом. «Я сохранил свое стадо».
Иногда водители грузовиков или коммивояжеры, подвозившие этого странного, приковывающего внимание мальчика, одиноко бредущего по обочине дороги, несмотря на то, что он был грязный и оборванный, даже те из них, которые никого и никогда не подвозили, оборачивались и видели застывшие на его глазах слезы.
Джек оплакивал Вулфа, пока он пересекал Иллинойс. Он был уверен, что у него не будет неприятностей в этом штате, и правда, иногда единственное, что требовалось от него, так это поднять большой палец и посмотреть приближающемуся водителю в глаза. Большинству водителей даже не нужна была Версия.
Единственное, что от него требовалось — дать минимальное объяснение: почему он путешествует один.
— Я собираюсь повидать своего друга в Спрингфилде.
— Хорошо, хорошо, — отвечали водители. Да и слышали ли они хоть слово? Джек не мог понять. Ум его блуждал далеко-далеко, следуя за Вулфом, бросающимся в поток, чтобы спасти создание Территорий, сунувшимся нос к носу в коробочку с гамбургером, приносящим пищу к сараю, врывающимся в студию, принимающим на себя пули, исчезающим… Джек не хотел вспоминать об этом, но картины возникали перед его внутренним взором, наполняя его глаза слезами.
Неподалеку от Данвилля какой-то седой толстячок лет пятидесяти с удивленным выражением лица посмотрел на него в зеркало заднего обзора и сказал:
— А ты не замерз, малыш? Тебе нужно что-нибудь потеплее, чем этот пиджачишко.
— Немного… — ответил Джек. Солнечный Гарднер считал, что осенние курточки достаточно теплы для работы в поле зимой, но теперь погода окончательно установилась, стояли сильные морозы.
— На заднем сиденье у меня лежит пальто, — сказал мужчина. — Возьми его. Нет, даже не пытайся отговариваться. Это теперь твое пальто. Поверь мне, я-то уж не замерзну.
— Но…
— У тебя все равно нет выбора. Это твое пальто. Примерь его.
Джек развернулся к заднему сиденью и с усилием выдернул тяжелый тюк материала к себе на колени. Сперва он был бесформенным, анонимным. Появились огромные карманы, потом продолговатые деревянные пуговицы. Это было старое пальто, сплошь и рядом усеянное табачной крошкой.
— Это мое старое, — пояснил мужчина. — Я вожу его с собой в машине целый год, потому что просто не знаю, что делать с ним. Поэтому возьми его.
Джек влез в большое пальто, надевая его прямо поверх курточки.
— Хорошо, — оценил мужчина. — Теперь, когда ты снова окажешься на холодном ветру, бредя по дороге, ты поблагодаришь мистера Майлеса П. Кигера из Огдена, штат Иллинойс, за спасение твоей жизни. Твою… — казалось, что Майлес П. Кигер хочет сказать еще что-то: слово застыло в воздухе, мужчина все еще улыбался; затем улыбка сменилась растерянностью, и Кигер стал смотреть вперед на дорогу.
