— Ладно, но если она мне откусит язык, я буду недоволен.
И Джейсон прижался ко мне губами, но я не попыталась его укусить, потому что рот его был полон крови и мясного вкуса. Я уже начала эту трапезу, и хотела только её закончить.
Зверь мой был уже здесь, прямо у меня под кожей, и только хватка Натэниела заставляла его вести себя спокойно. Вкус свежей крови и мяса, ощущение рта Джейсона вплотную к моему зажгли зверя огнём. Я чувствовала, как варюсь в этом жаре, будто кожа моя содержит что-то куда более жаркое, чем тело человека. Что-то было почти здесь, почти готовое, почти…
Натэниел поднял рот, и только его вес и руки Джейсона удерживали меня на месте. Натэниел что-то шепнул мне в шею, кажется, «давай». Но не уверена, потому что мой зверь бросился.
Он жаром взметнулся вверх по позвоночнику. Он вылился изо рта прямо в рот Джейсона, обжигая, заставив вервольфа закинуть голову и вскрикнуть, а тело Натэниела выгнулось на мне дугой, и он тоже закричал. Мой зверь пронзил их обоих как меч. Я вливала в них энергию, пока они оба ею не взорвались.
Я видела, как расселась кожа у Джейсона, ощутила, как задрожал на мне Натэниел. Вот они только что были здесь, а теперь я утопаю в жидкости, тёплой-тёплой, будто меня макнули в свежую кровь, только это не была кровь. Жидкость была прозрачной и вязкой — та жидкость, которую выделяют из тела оборотни, перекидываясь из одной формы в другую.
Жидкость покрыла меня, капала с меня, а когти Джейсона все ещё прижимали мне руки, я не могла стереть её с лица. Я заморгала, пытаясь разглядеть склонившегося передо мной человеко-волка. Мех у него был сухой, как всегда бывает, как по волшебству. Я смотрела в волчьи глаза цвета весенней травки. Густой мех переливался оттенками светло-серого. Он открыл пасть, опустил челюсть длиннее человеческой, с такими зубами, что любой волк мог бы позавидовать. Невероятно длинный язык облизал эти зубы, и волк уставился на меня глазами, в которых было такое, о чем я только начинала догадываться.
Когтистая лапа вминалась в скомканные простыни, и была эта лапа мохнатой человеческой рукой. Я обернулась, медленно, как в фильме ужасов, когда знаешь, что у тебя за спиной, но не можешь удержаться, чтобы не посмотреть. Не можешь не посмотреть, вопреки этой тяжести и ощущению на тебе мохнатого тела. Я знала, что увижу, и все же обернулась.
Лицо Натэниела было странно-гармоничным сочетанием человеческого лица и морды леопарда. Форма лица ближе к человечьей, чем у вервольфа, но за этими серо-голубыми глазами не было никого, с кем можно говорить.
Я избавилась от своего зверя, вызвав зверей из них, и вдруг оказалась в луже, так похожей на кровь, и меня держали два только что превратившихся ликантропа. Натэниел положил мохнатые руки на кровать по обе стороны от меня, и из них выскочили белые когти, подобные ножам. Только от их вида у меня, беспомощно лежащей, сердце забилось сильнее.
Я знала, что они мне ничего плохого не сделают. Я верила им. Но в глубине души я больше верила Натэниелу и Джейсону, чем их зверям. Я пыталась не бояться, потому что страх для них — как пряная приправа к мясу. Ликантропов страх возбуждает — всегда. И я лежала совершенно неподвижно, пытаясь успокоить сердце, пытаясь придумать, как сказать им, чтобы отпустили меня, и голос чтобы не был похож на голос жертвы.
Натэниел сдвинул руки так, что мех его пальцев гладил меня. Моему сердцебиению это не понравилось. Мне тоже. Он снова сжал руки, и когти исчезли в шерсти. Этой шерстью он погладил меня по бокам, и прикосновение тёплого меха заставило меня задышать прерывисто.
Голосом, который больше всего был похож на рычание, Натэниел произнёс:
— Никогда раньше у меня при превращении не было рук.
Эти «руки» он поставил по обе стороны от меня, так близко, что волоски меха касались сбоку моих грудей. Когти он направил вниз, я ощутила боками, как сократились его мускулы. Руки Натэниела были рядом с моими грудями, и я почувствовала, как когти впиваются в кровать. Он потянул лапы вниз, и простыни с треском разошлись, но что-то вроде жалобного писка вызвал у меня звук рвущегося матраса. Сам матрас рвался с мясистым звуком, когда когти будто без сопротивления полосовали его. Натэниел сдвинулся так, что мог очертить руками контуры моего тела. Он их вырезал когтями. А я не могла пугаться.
Джейсон засмеялся, и этот очень мужской смешок отлично передавала волчья глотка. Я глянула на него, а он блеснул клыками и сказал:
— Анита, не бойся.
— Тогда отпусти меня, — ответила я, и голос у меня почти даже и не дрожал. Будь они людьми, они бы не заметили моей дрожи или убыстрения пульса. Но они людьми не были.
Натэниел свалился на меня, и оказался выше и шире, мускулистее, или мускулы были в таких местах, где раньше их не было. Будто совсем другое тело прижимало меня к постели, тело, которое мне не приходилось трогать. На груди, на животе, в паху мех был реже, но кожа теплее, почти горячая она была, будто в таком виде кровь бежит горячее.
Он лизнул меня в плечо, и я чуть-чуть пискнула. Закрыв глаза, я сосредоточилась на дыхании, только на дыхании. Не на ощущении его тела или рук Джейсона, у которого когти не так хорошо втягиваются. Я дышала, дышала, пока язык, куда шершавее, чем у Натэниела, лизал меня смачно поперёк плеч.
Когда я открыла глаза, пульс у меня стал нормальным, и я поняла, что Натэниел очищает меня от прозрачной жижи, которую излили на меня он и Джейсон. Почти в ухо он тихо прорычал мне:
— Мы тебя измазали.
— Ага, — ответила я шёпотом.
Он прислонился бёдрами к моей ляжке и стал делать короткие сильные движения, нечто среднее между кругами и толчками. Вдруг он оказался у меня на заду, и я почувствовала, что он и в этом месте изменился. Стал больше, но, может, это просто у страха глаза велики.
Он вроде как фыркнул мне в лицо, не так, как если бы нюхал, а как если бы это был звук, который мне полагается понимать.
— Ты голодна. Голодна, как мы. Я это чувствую.
Я попыталась сохранить ровный пульс и ровное дыхание. Ничего я не стала бы делать такого, чтобы усугублять ситуацию.
— Я не голодна.
Он прижался сильнее, медленно скользнул между моими ногами — не внутрь, но в ту сторону. От этой мысли сердце заколотилось, и я не могла его сдержать. А Натэниел потёрся мохнатой щекой о моё лицо.
— Тебе надо в душ.
— Окей, — сказала я. Я готова была согласиться со всем, что позволило бы мне встать и выползти из-под этих двоих.
— Мы тебя не съедим, Анита, — сказал Джейсон. — Если бы была такая вероятность, Жан-Клод никогда бы не допустил такой ситуации, ты это знаешь.
Я подняла голову и посмотрела в эти волчьи глаза.
— Извини, но когда вы вот так лезете на меня с зубами и когтями, я поневоле начинаю сомневаться.
— Мы тебе плохого не сделаем, — сказал Джейсон.
— Тогда отпусти меня, — ответила я совершенно нормальным голосом, и пульс у меня тоже замедлился до нормы.
— Ещё нет, — сказал Натэниел, все так же прижимаясь ко мне лицом.
— Почему? — опередил меня Джейсон.
— Потому что ей все ещё нужно напитать ardeur.
Никогда бы не подумала, что на волчьей морде можно выразить такую недоверчивость, но Джейсон сумел.
— Анита с мохнатыми не ложится.
Леопард у меня на спине сдвинул нижнюю часть туловища на долю дюйма и толкнулся — не внутрь, но все же в самые интимные ворота.
— Ты внутри пустая, я это чувствую. А раньше не умел.
С первого раза я ещё могла считать, что он желаемое за действительно принимает, во второй раз я попыталась заглянуть в себя. Увидеть ardeur, не пробуждая его. Нужен был этакий метафизический манометр, а так я только ощутила некую пустоту в себе. Место, где должно что-то быть, а ничего нет.
— Чувствую, — сказала я.
— Я сейчас не устал, Анита. Я как новенький. — Он чуть придвинулся. — Скажи «да».
— Отпусти, тогда посмотрим.
— А мне нравится тебя держать. Когда мы вдвоём тебя держим, — прорычал он.
