Оттолкнувшись от столба, Павел сделал несколько неровных шагов и упал на дорогу, под колеса автомобиля.
Взвизгнули тормоза, и машина, рыча, остановилась прямо у его головы. Воздух наполнился гарью раскаленных покрышек.
— Боже, как же мне везет, — прохрипел Павел, с трудом поднимаясь.
Из кабины выскочили Быстров и Чернухин. Оба с изумлением разглядывали пятна крови на футболке Павла.
— Покровский? — Быстров нахмурился. — Что с вами? Вы будто из ада выползли.
— Почти так, — сказал Павел с недоброй улыбкой, медленно приближаясь к капитану.
— Почему вы весь в…
Кулак Павла врезался в губы Быстрова. Голова капитана откинулась. Он отлетел к машине, хлопнувшись спиной о дверцу.
— Э… — сказал Чернухин, округляя глаза. — Ты че творишь, урод?
Дверцы «козла» распахнулись, из машины выскочили два молодца в форме.
— Это ему за Инну, — сказал Павел, потирая кулак.
В следующий миг он уже согнулся пополам, хватая ртом воздух: один из молодцев двинул ему под дых. Вдвоем они обрушили на Павла град ударов, повалили на землю и начали с остервенением бить ногами.
— Хватит! — послышался голос Быстрова. — Прекратите!
Павел поднялся. На губах застыла кривая улыбка. Из левой брови сочилась кровь. Капитан подошел к нему, утирая кровь с губы.
— Что произошло? Ты можешь сказать?
— Инна убита.
Быстров и Чернухин переглянулись.
— Когда? Кем? — спросил Чернухин.
Улыбка Павла пропала.
— Только что. У меня на глазах. Я оставил ее одну, отошел на минутку. Хотел цветов ей купить, — голос Павла дрогнул, глаза заблестели. — Рядом с ней остановилась машина. Инну застрелили из пистолета.
— Куда они поехали? — Быстров схватил его за руку. — Марка? Цвет машины? Номера? Ты запомнил хоть что…
— Я их убил, — Павел смотрел капитану в глаза. — Застрелил из пистолета.
Он издал нервный смешок.
— Жаль, что нельзя воскресить их и убить еще раз. Медленно.
— Соболезную.
Павел усмехнулся.
— Кто ж сомневался. Вы обещали мне, капитан. Вы обещали мне, что убережете ее. Так-то вы выполняете обещания?
Быстров молча смотрел ему в глаза. Павел продолжил, постепенно срываясь на крик:
— На что вы годны? В вашем городе творят все, что хотят! Где вас носит? Почему вас никогда нет, когда вы нужны?
Из его рта на лицо капитана брызнули капельки слюны. Но Быстров не отшатнулся, не отвернул лицо. В его глазах застыло сожаление.
— Беспомощные ублюдки, — сказал Павел. Потер виски — острая боль молнией пронзила череп.
— У вас шок, — сказал Быстров. — Вам нужно в больницу.
— Нет! — вскричал Павел. — Я вернусь к ней. Я хочу быть с ней!
— Кто это сделал? — перебил Быстров.
Павел отвел глаза.
— Баринов.
Быстров побледнел. Повернулся к Чернухину.
— Едем туда.
— Нужно ехать в парк.
— В парк? — Павел насторожился. Взгляд его начал проясняться. — Что там?
— Андрей Белкин взял людей в заложники. Уже есть жертвы.
— Конечно, конечно, езжайте туда, — Павел махнул рукой. Глаза снова опустели. — Разберитесь, остановите этого идиота. А я… побуду с ней.
Быстров задумался.
— Мы поедем с вами. Все осмотрим, вызовем машину из морга, — Павел вздрогнул. — Одна нога здесь, другая там.
— Вова, — Чернухин пристально взглянул на Быстрова. — Хреновое решение. В парке вот-вот начнется заваруха.
— Свяжись с Климовым, пусть направит в парк наряд. И дозвонись до омоновцев. Нам нужно подкрепление.
— Они будут нескоро. Нельзя терять время.
— Делай, что я говорю! — закричал Быстров. На миг их взгляды встретились. Павел увидел в глазах Чернухина нечто вроде ненависти.
— Хорошо, — Чернухин кивнул. Подошел к машине, сунулся в кабину за рацией.
— Скажи, чтоб без нас ничего не предпринимали! — бросил Быстров. Обратился к Павлу: — Садитесь в кабину. Поедете с нами.
— Чернухин прав, — сказал Павел, втискиваясь на заднее сиденье. — Судья может устроить второй Беслан.
— Не устроит, — отозвался Быстров через плечо. — Он не вооружен.
Павел усмехнулся.
— Это как посмотреть.
Ира очнулась. Осознала, что лежит на спине в грязи.
Над ней нависала громада неба, свинцово-черная от скопившихся туч.
«Где я?»
Ее окружали люди. Ира повернула голову и увидела пару заляпанных грязью черных мужских туфель. Из туфель вверх вырастали ноги в серых брюках. Ноги переступили на месте, Ира увидела, к подошве левой туфли прилипла мокрая обертка от шоколадного батончика.
За частоколом ног девушка увидела на земле раздавленную куклу. Тело превратилось в осколки розовой пластмассы. Голова с золотыми волосами валялась рядом. И эта голова с выражением идиотского удивления таращилась на Иру синими глазами-пуговицами.
«Вставай, дура», говорили эти глаза.
Ира попыталась пошевелиться. В левом боку вспыхнула боль. Девушка прикусила губу, чтобы не закричать. Из глаз потекли слезы. Кажется, сломаны ребра. Вспыхнув, боль не исчезла, и теперь при каждом вдохе кололо в области сердца.
Прогремел гром. Ира спиной ощутила дрожь земли.
Постанывая от боли в боку, она села. Боль вспыхнула под сердцем, заставив девушку зажать рот ладонью, и разлилась по всему телу. В глазах потемнело, мир начал вращаться, странно кренясь вбок.
— Я помогу. Дайте руку.
Перед ней стоял неопрятный мальчик с печальными голубыми глазами. Нет, печальные — неверное слово. Его глаза были пусты. Ира испугалась: такие глаза бывают только у взрослых. Мальчику же едва ли можно дать больше двенадцати.
— Ладно, — Ира несколько секунд шумно дышала, приходя в себя. — Как тебя зовут?
— Дима, — голос мальчика был взрослым: бесцветным, усталым. — Вставайте, чего сидеть. Тут вон что творится.
— Да, ужас, — Ира встала, опираясь на его хрупкое плечо.
Судья на сцене стоял, воздев обе руки к черным небесам.
— Я сошел на землю, чтобы исполнить волю Твою! Яви Свой гнев, Господи!
Фиолетовая вспышка расколола небо, раскат грома был таким, что многие зажали уши. Ира чувствовала странное спокойствие, смотрела на все будто с высоты. Боль от сломанных ребер перекрыла боль в раздавленных пальцах, а мысли о сыне затмевали все.
Ира повернулась к Диме.
— Возьми меня за руку. Будем держаться вместе.
Дима взял ее за руку. Ира, сжав его маленькую ладошку, почувствовала себя спокойнее.
— Ну и дела здесь творятся, да? — сказала она, просто чтобы не молчать. Огляделась. — Кажется, все здесь.
— Не все, — сказал Дима, не глядя на нее. Его глаза не отрывались от черной фигуры на сцене. — Павла и Инны нет.
