— Не все, — сказал Дима, не глядя на нее. Его глаза не отрывались от черной фигуры на сцене. — Павла и Инны нет.
Ира с удивлением взглянула на него.
— Ты знаешь Павла? — она наморщила лоб. — Постой… Ты Дима Сотников? Тот мальчик, который…
— Да, — оборвал Дима, по-прежнему глядя на Судью. Его лицо помрачнело.
— Нужно выбираться отсюда, — она думала о ребенке.
Дима прежним бесстрастным тоном ответил:
— Стена.
Ира оглянулась и увидела ледяную стену. Они в западне. Судья не трогает женщин и детей, но не отпустит никого, пока…
Она поняла, что рассуждает вслух, когда Дима договорил за нее:
— Пока мы не сделаем то, что Ему нужно.
Она вновь взглянула на стену. На миг показалось, стена стала прозрачной — сквозь нее Ира видела улицу, магазины, машины у обочин. Она моргнула. Стена вновь стала монолитной. Ира поежилась. Она впервые почувствовала, как здесь холодно.
Ира повернулась к Диме. Тот кивнул в сторону эстрады.
— Смотри. Смотри очень внимательно. Это величайший момент в истории.
Девушка, которая думала только о том, как бы поскорее увидеть сына, с недоумением посмотрела на Судью.
Тот, опустив руки, сказал:
— Настало время сбросить покровы.
И откинул капюшон.
Капитан Быстров, припав на колено, отогнул платок, укрывающий лицо убитой. У Павла вырвался сдавленный стон. Он отвернулся.
— Бедная девочка, — Быстров вновь накрыл лицо убитой. Поднялся. — Вызывай труповозку.
— Уже вызвал, — отозвался Чернухин.
Двое молодцев стояли у машины, курили, смеялись, сплевывая под ноги. Мотор машины оставили работать на холостом ходу.
Быстров отошел, чтобы осмотреть «вольво». Пистолет Павла по-прежнему лежал на дороге.
Вернувшись, капитан сказал Павлу:
— Ты сможешь дать показания?
— Конечно.
Они оба взглянули на мертвое тело.
— Что ты знаешь об отношениях Баринова с Инной? Они ссорились? Были угрозы?
— Они были партнерами. Инна подписала договор, по которому Баринову отходит наследство Нестерова.
— Что? — капитан изогнул брови. — Зачем?
— Инна хотела начать новую жизнь. Но она обманула Баринова, — Павел некоторое время смотрел на труп. Вздрогнув, взглянул на Быстрова. — Инна перевела все деньги на счет благотворительного фонда для детей-сирот.
Быстров молча смотрел на него.
Похлопал по плечу.
— Мне жаль, — обронил он, отворачиваясь.
— О, вам жаль! — Павел не сдержал сарказма. — Это многое меняет.
Быстров склонился над девушкой. Осмотрел огнестрельные раны на груди.
— Что толку в вашей жалости, даже если она искренна? — продолжал Павел, подходя к нему. — С тем же успехом вы могли сказать мне «С днем рождения!» Ваша жалость может вернуть… Что вы делаете?
Павел с озлобленным выражением лица смотрел, как Быстров отгибает платок, вновь открывая лицо Инны. Капитан повернулся к Павлу.
— Вы забыли закрыть ей глаза.
У Павла вытянулось лицо.
Инна лежала, глядя в небо остекленевшими глазами.
Подошел Чернухин.
— Вова, нужно ехать. Потом разберемся.
Капитан протянул руку, чтобы прикрыть Инне глаза.
Павел увидел, как спина капитана вздрогнула. Чернухин увидел, как он отдернул руку, и на лице капитана на миг отразилось изумление.
— Вова? Чего ты?
Быстров поднял глаза.
— Ничего. Она, — он указал на Инну. — моргнула. Я испугался.
— Остаточный рефлекс.
— Знаю. Я забыл.
— Господи, можно побыстрее? — Павел потер лоб. — Покончим с этим и уберемся отсюда!
— Да, да, — Быстров вздохнул. Протянул руку.
Его ладонь коснулась лица Инны.
— Что такое? — спросил Чернухин.
Его голос доносился издалека. Быстров ощутил, что на секунду оказался в другом месте, в холодной черноте на краю Вселенной.
Он услышал, как кто-то чужой говорит его устами:
— Она живая.
Инна моргнула, повернула голову и уставилась прямо на него. Схватила капитана за руку.
Быстров отшатнулся.
Чернухин заорал благим матом.
Один из молодцев, выронив сигарету, с открытым ртом уставился на ожившего мертвеца. Другой побледнел, хватаясь за сердце.
Павел вытаращился на Инну. В его глазах не было сейчас любви — только ужас. Так доктор Франкенштейн смотрел на собственное творение, оживающее в свете блистающих молний.
— Инна… — прошептал он.
Инна стояла и смотрела, как Павел медленно отходит от нее, улыбаясь и посылая воздушные поцелуи. В сумочке заиграла мелодия. Инна опустила глаза, расстегнула сумочку, достала мобильник. На дисплее прочитала имя абонента: ВАЛЕРА.
Баринов.
Нажала кнопку. Подняла глаза.
— Сейчас, — говорил Павел, отступая. Его глаза озарились внутренним светом. Он показался Инне прекрасным ангелом в сиянии лета.
— Давай-давай, — сказала Инна, грозя ему кулачком.
Приложила мобильник к уху.
Связь была плохая. Инна не слышала, что говорит Баринов. Ей было так хорошо… Инна почему-то решила, Баринов позвонил, чтобы поздравить ее. С чем? Может, с будущим материнством? Инне казалось, что ничего нет лучше и правильнее для всех, и все должны за нее радоваться.
Глядя, как Павел останавливается у дороги, напряженно вслушалась.
Она не разбирала ни слова, но в тоне Баринова чувствовалась угроза.
— Алло? Кто это?
К сердцу начал подбираться холод.
Павел, подняв руки, двумя пальцами нарисовал в воздухе сердечко. Инна сделала то же самое пальцем свободной руки. Она инстинктивно делала все, чтобы Павел ни о чем не догадался. Он отвернулся, ступил на проезжую часть.
Инна в тихом бормотании расслышала два слова: «обман» и «сука».
Девушка услышала рокот мотора. Шорох колес. За ее спиной остановился автомобиль.
Инна обернулась. Увидела в тонированном стекле «вольво» свое отражение, прижавшее к уху телефон.
Увидела страх в собственных глазах.
Водитель опустил стекло. Из окна высунулся коротко стриженый мужчина с суровым лицом. Направил на Инну дуло пистолета. В его глазах она увидела скорбную иронию.
— Привет тебе от Валерия Георгиевича, — сказал он и спустил курок.
Даже когда грудь Инны пробили пули — два раза, будто ударили камнем — она не верила в происходящее. Мобильник выпал из ослабевших пальцев. Инна смотрела, как он медленно падает, удивляясь собственной неловкости, и аккомпанементом момента был противный свистящий звук у нее в мозгу — будто закипает чайник.
Инна слабо взмахнула руками — плавным, медленным движением, словно во сне. А потом — нет, не упала. Земля вдруг ушла у нее из-под ног. И вот она уже лежит. «Я пьяна?» Боли по-прежнему не было. Все было странно и даже как-то смешно. Инна открыла рот, чтобы засмеяться. Из горла хлынула кровь, а в ее легкие с хлюпаньем ворвалось влажное и горячее. И потом пришла боль, и начала грызть ее тело. И наступил невыносимый холод.
