— Мне жаль, что я не оправдал ваших ожиданий, миссис Карпентер, — с максимальной вежливостью произнес Кристофер. — Если я явился не вовремя, я зайду в другой раз. Но я приехал в Калимпонг по важному делу и хотел бы начать свое расследование как можно скорее.
— Расследование? Что вы собираетесь расследовать здесь, мистер Уайлэм? Уверяю вас, что здесь расследовать нечего.
— Полагаю, что мне судить об этом, миссис Карпентер. Не могли бы вы любезно сообщить своему мужу, что я здесь?
Строгая женщина повернулась и рявкнула в окутанный тенями коридор:
— Девочка! Передай преподобному Карпентеру, что пришел человек, настаивающий на встрече с ним. Англичанин. Он говорит, что его зовут Уайлэм.
Девушка удалилась, но миссис Карпентер не сдвинулась с места, словно опасаясь, что Кристофер имеет виды на ее дверной молоток. Она привезла его из Лондона, из магазина на Принцесс-стрит, и ей вовсе не хотелось, чтобы им завладел человек, не имеющий даже визитной карточки.
Не прошло и минуты, как девушка вернулась и, все еще невидимая за дверью, что-то прошептала на ухо хозяйке. Строгая миссис Карпентер отступила и жестом показала Кристоферу, что он может войти. Входя, в дверь, он вдруг вспомнил все детские истории о странностях протестантства. Девушка вела его по узкому, застеленному коврами коридору, еле освещенному слабыми электрическими лампочками, к обшитой темными панелями двери. Он постучал, и тонкий голос пригласил его войти.
Казалось, что кабинет Джона Карпентера, как и его жена, его вера и его собственная персона, был доставлен по воздуху из Шотландии и помещен в неизменном виде в самом сердце язычества. Вход в это маленькое, не знающее запаха благовоний святилище мужчины-христианина был закрыт для всего индийского, темнокожего, бестактно иностранного. Развешанные на стенах головы и рога оленей с севера Шотландии храбро бросали вызов моли и прочим насекомым северо-востока Индии, а изображенные на картинах люди в традиционных шотландских юбках и с колючими бородами яростно отвергали язычников и их богов.
Если бы сюда вошел Иисус Христос собственной персоной — смуглокожий еврей, похожий на человека, а не на бога, — преподобный Карпентер постарался бы как можно скорее окрестить его и дать ему имя Ангус или Дункан. Говорящий по-арамейски еврей-учитель из Назарета был для Джона и Мойры Карпентер абсолютно никем, если не сказать хуже. Их Иисус был бледным галилеянином, безбородым блондином с голубыми глазами, чудесным образом парившим над дикими цветами и вереском Северной Шотландии.
Джон Карпентер стоял, соединив руки за спиной, и смотрел на Кристофера сквозь выпуклые стекла очков с золотым ободком. Ему перевалило за сорок, он был худ, чуть сутул и начинал лысеть, а один только вид его зубов заставил бы дантиста уйти в запой и броситься в объятия падших женщин. В целом он выглядел так, словно знавал лучшие времена. Кристоферу показалось, что он нервничает.
— Мистер Уайлэм? — спросил он с тем же акцентом, что и его жена. — Присаживайтесь. Мы не имели чести встречаться ранее? Это ваш первый визит в Калимпонг?
Эту тему Кристофер предпочитал не обсуждать.
— Я бывал здесь раньше, — сообщил он. — Раз или два. Просто краткосрочные поездки, не оставляющие времени для знакомства с местным обществом.
Карпентер окинул его пронзительным взглядом, словно желая подтвердить свое предположение, что люди типа Кристофера вряд ли знакомятся с местным обществом, где бы они ни находились.
— ...Или для посещения церкви? — Маленькие глазки блеснули за толстыми линзами очков.
— О, да. Боюсь... дело в том, что я не отношусь к пресвитерианской церкви, доктор Карпентер.
— О, это прискорбно, прискорбно. Очевидно, англиканская церковь?
Начало беседы складывалось неудачно.
— Ну нет, не совсем. На деле я в некоторой степени отношусь к римской католической церкви.
Кристофер мог поклясться, что портреты на стенах замерли, вдохнув призрачный воздух.
— Извините, мистер Уайлэм, — настойчиво продолжал Карпентер, — но я не совсем понимаю вас. Вполне очевидно, что вы не можете быть «в некоторой степени» католиком. Римская церковь не признает компромиссов, не так ли?
— Да, полагаю, что это так.
— Как я понимаю, вы выросли в вере?
— Да. О, доктор Карпентер, я...
— Конечно. Так оно обычно и бывает. Некоторые приходят к культу святых. Наверняка могу сказать, что такой путь характерен для некоторых приверженцев англиканской церкви. Но беда в том, что англиканская церковь и так очень близка к римской.
— Не сомневаюсь. А теперь, если вы не возражаете, я...
— Знаете ли вы, — продолжал Карпентер, совершенно не слыша того, о чем говорил Кристофер, — что я часто думал о том, что ваша вера — я никоим образом не выказываю неуважение — имеет много общего с верой, господствующей в этой темной глуши. Я думаю об индуистах с их экстравагантными богами, священнослужителями и приношениями. Или о буддистах Тибета с их иерархией святых и свечами, всегда зажигаемыми на алтарях из золота и серебра. Конечно, я никогда не был в их дикарских храмах, но я...
— Доктор Карпентер, — прервал его Кристофер, — извините, но я пришел сюда не для того, чтобы беседовать о теологии. Возможно, мы поговорим об этом в другой раз. А пока есть другие вопросы, требующие, чтобы им уделили внимание.
Получив отпор, давно страдающий великомученик из Калимпонга улыбнулся, обнажив щербатые десны, и кивнул:
— Да, конечно. Мистер Фрэйзер говорил мне о вашем приезде, и что вы, возможно, захотите задать мне некоторые вопросы. Он не сказал, что будет темой нашего разговора, но отметил, что он будет строго конфиденциальным. Я уверяю вас, что сделаю все возможное, чтобы найти ответы на ваши вопросы, хотя и не могу представить, какое отношение ваши дела могут иметь ко мне, мистер Уайлэм. Я не разбираюсь в торговле и коммерции. Здесь я преследую одну цель — я приобретаю души, спасая их от ада, хотя цена, которую я плачу за них, выражается не медными монетами. И, уж если на то пошло, не серебряными или золотыми. Она...
— Извините, если мистер Фрэйзер в разговоре с вами выражался несколько загадочно. Я приехал в Калимпонг по важному делу, которое вполне может и не иметь к вам никакого отношения. Тем не менее вероятно, что вы в состоянии кое-чем помочь мне. Я понял, что именно вы ухаживали за тибетским монахом, умершим здесь несколько недель назад. Монаха звали Цевонг. Мне нужна любая информация о нем.
Миссионер с интересом посмотрел на Кристофера, словно ждал совсем другого вопроса. Казалось, однако, что вопрос вывел его из равновесия. Улыбка сползла с его лица, на смену ей пришел пронизывающий, испытующий взгляд. Он потер кончиком пальца переносицу, сдвинув на лоб очки. Он явно взвешивал свой ответ. И когда наконец ответил, то сделал это очень осторожно:
