Он вернулся в коридор, но Ричарда не было.
— Ричард? — Он чувствовал, как сердце выпрыгивает из его груди.
Молчание.
— Ричард!
В воздухе висел ядовито-тяжелый запах пролитого одеколона.
— Ричард, какого дьявола, где ты?
Кто-то схватил Джека сзади рукой за плечо, он пронзительно вскрикнул.
8
— Не понимаю, почему ты так завопил, — говорил позже Ричард. — Это был всего лишь я.
— Я просто нервничаю, — еле слышно ответил Джек.
Они сидели на третьем этаже, в комнате мальчика со странным созвучным именем — Альберт Хамберт. Ричард рассказал ему, что Альберт Хамберт Пузырь был самым толстым мальчиком в школе, и Джеку нетрудно было в это поверить; его комната битком была набита удивительным разнообразием еды — это была копилка ребенка, самым страшным кошмаром которого было не вылететь из баскетбольной команды или провалить очередную контрольную, а не найти ночью чего-либо сладенького и вкусненького. Вот это все и было разбросано вокруг. Стеклянная банка с «Пухом алтея» была разбита, но Джек никогда особенно не жаловал «Пух алтея», он обходил своим вниманием и лакричный крем. На верхней полке в шкафу Альберта Пузыря была припрятана целая упаковка этого деликатеса. На верхней половине вскрытого ящика было написано: «Дорогому сыночку от любящей мамочки в День Рождения!»
«Некоторые любящие мамочки отправляют упаковочки с лакричным кремом, а некоторые любящие папочки отправляют блейзеры от братьев Брукс, — устало подумал Джек. — Если в этом и есть какая-то разница, то один только Джейсон знает о ней». Они обнаружили в комнате достаточное количество еды, чтобы устроить некое безумное подобие ужина — «Слим Дримз», острые ломтики, картофельные чипсы. Теперь они доедали пачку печенья. Джек забрал из коридора стул Альберта и сел возле окна. Ричард сидел на кровати.
— Ну, конечно же, ты нервничаешь, — согласился Ричард, неодобрительно покачивая головой, когда Джек предложил ему последнее печенье. — Очевидно, паранойя. И все из-за того, что последние два месяца ты провел в дороге. Как только ты вернешься домой к матери, с тобой все будет в порядке, Джек.
— Ричард, — сказал Джек, отбрасывая в сторону пустой кулек. — Хватит этого дерьма. Ты не видишь, что происходит за окнами на школьном участке?
Ричард облизал сухие губы.
— Я уже объяснял, — ответил он. — У меня температура. Возможно, ничего этого не происходит на самом деле, а если и происходит, то это абсолютно нормальные вещи, и мое сознание искажает их, преувеличивает их. Это одна Версия. Другая, это… ну… дельцы от наркомафии.
Ричард переместился ближе к кровати Альберта Пузыря.
— Ты ведь не имел дела с наркотиками, путешествуя по дорогам, правда ведь, Джек?
Взгляд Ричарда вновь стал колючим и умным.
«Вот, возможно, объяснение, возможный выход из этого безумия, — говорили его глаза. — Ты оказался вовлеченным в эту склоку, связанную с наркотиками, и все эти люди преследуют его».
— Нет, — устало вымолвил Джек. — Я привык считать тебя хозяином реальности, Ричард. Я никогда не думал, что доживу до того момента, когда увижу, как ты своим же умом искажаешь факты.
— Джек, это просто… замотанность, ну, ты понимаешь?
— Наркоманы в Спрингфилде, в Иллинойсе? — спросил Джек. — Кто же теперь несет Сибрук-Айлендскую чепуху?
И в это мгновение в окно комнаты Альберта Хамберта влетел камень, рассыпая по полу осколки стекла.
1
Ричард вскрикнул и прикрылся руками, защищая лицо. Стекло разлетелось вдребезги.
— Вышли нам его, Слоут!
Джек встал. Его наполнила глухая ярость.
Ричард ухватил его за руку.
— Нет, Джек! Не подходи к окну!
— К черту все это, — почти рыча, ответил Джек. — Мне надоело слушать всю эту болтовню о себе, словно я — пицца.
Через дорогу стоял Этеридт-нечто. ОНО стояло на тротуаре, у самого края четырехугольной площадки и, подняв голову, глядело на них.
— Убирайся отсюда! — закричал на него Джек.
Внезапно, словно вспышка молнии, его осенило вдохновение.
Какое-то мгновение он колебался, затем проревел:
— Приказываю тебе убраться отсюда! Всем вам! Именем моей матери, Королевы, приказываю вам уйти!
Этеридт-нечто вздрогнуло, словно кто хлыстом ударил его по лицу.
Затем выражение болезненного удивления исчезло, и Этеридт-нечто ухмыльнулось.
— Она мертва, Сойер! — выкрикнуло оно. Но взгляд Джека стал еще более пронизывающим, как и тогда, на дороге, и под маской триумфа он заметил выражение нарастающего беспокойства.
— Королева Лаура умерла и твоя мать тоже умерла… умерла там, в Нью-Хэмпшире… умерла и издает трупный запах.
— Прочь! — прорычал Джек и увидел, что Этеридт-нечто снова в ярости отскочило назад.
Ричард подошел к окну и встал рядом с Джеком. Он был мертвенно-бледный, ничего не понимающий и совсем уже сбитый с толку.
— О чем вы оба кричите? — спросил он.
Не отрывая глаз, он глядел на стоящую внизу через дорогу ухмыляющуюся карикатуру.
— Откуда Этеридт знает, что твоя мать в Нью-Хэмпшире?
— Слоут! — крикнуло Этеридт-нечто. — Где твой галстук?
Судорога вины исказила лицо Ричарда; его руки дернулись к расстегнутому вороту рубашки.
— В этот раз тебе это сойдет с рук, если ты вышлешь нам своего пассажира, Слоут! — выкрикивало Этеридт-нечто. — Если ты нам его вышлешь, все вернется на свои места! Ты ведь хочешь этого, правда?
Ричард, не мигая, смотрел вниз на Этеридта-нечто, утвердительно кивая. Джек был уверен в этом совершенно неосознанно. Его лицо исказили муки страдания, в глазах заблестели нескрываемые слезы. «О, да, я хочу, чтобы все вернулось на свои прежние места».
— Неужели ты не любишь эту школу, Слоут? — рычало Этеридт-нечто в окно Альберта.
— Да, — пробормотал Ричард, проглатывая комок рыданий, стоящий в горле. — Да, конечно, я люблю ее.
— Ты знаешь, что мы делаем с маленькими негодяями, которые не любят эту школу? Отдай его нам! И все будет так, словно его здесь и не было никогда.
Ричард медленно повернулся и посмотрел на Джека ужасающе опустошенным взглядом.
— Тебе решать, Риччи-малыш, — тихим голосом сказал Джек.
— У него есть наркотики, Ричард! — выкрикнуло Этеридт-нечто. — Четыре или пять видов! Кокаин, гашиш, ангельская пыль! Он продает всю эту дрянь, чтобы оплатить всю эту поездку на запад! Откуда, ты думаешь, у него то классное пальто, которое было на нем, когда он появился у тебя на пороге?
