— А мы с тобой?
— Мы с тобой тем более.
Инна оторопело смотрела, как Павел ест. Нет, ну надо сказать такое? С Павлом невозможно разговаривать. Вечно с ним наткнешься на какую-нибудь гадость.
Павел промокнул губы салфеткой.
— Пошли домой.
На выходе из ресторана он упал на пол, дергаясь в припадке. Зал наполнился криками, сбежались официанты. «Скорую!», закричала Инна. Павел, руками отмахиваясь от чего-то огромного, черного.
Девушка остановилась на пороге палаты. Павел лежал с закрытыми глазами в мятой больничной рубашке. Был бледен, осунулся. Голова в бинтах с пятнами крови.
Он не двигался. Инна, решив, что он спит, на цыпочках подошла к постели.
Павел открыл глаза. Инна еле удержалась от крика.
— Паша! Господи, напугал.
— Здравствуй, — сказал он.
Инна села на край постели.
— Как ты? Что сказал врач?
— Сказал, операция удалась. Так что у меня все отлично. А у тебя?
— Тоже, — Инна положила ладонь на увеличившуюся выпуклость живота.
— Справляешься?
— Да. Ира навещает. Одна я не остаюсь.
— Ира — хорошая девушка.
— Да.
— Что это у тебя?
— Это я тебе… принесла, — Инна начала выгружать на тумбочку бананы, яблоки, мандарины, пакет виноградного сока, пироги.
— Оставь. Иди сюда.
Инна села.
— Ира обещала завтра зайти.
На лице Павла отразилось равнодушие.
— Ты не рад?
— Хорошо, когда тебя кто-то помнит, но мне все равно. Я хочу видеть только тебя.
Он положил ладонь ей на колено, начал поглаживать, забираясь рукой под платье.
— Я ведь люблю тебя, — странным голосом сказал Павел. — Видишь, теперь я могу сказать. Верно? Это ничего не изменит.
Инна молчала, позволяя Павлу ласкать под платьем ее бедро.
Он убрал руку.
— Открой окно.
Инна встала, открыла обе створки окна. Снаружи сияла во всем блеске весна. На березах и каштанах лопнули почки, наполняя воздух сладким ароматом. Пели птицы. Солнечное золото щедро изливалось на зеленые листья деревьев, на замерзшую землю, ярким костром горело в стеклах машин.
— Хорошо умирать весной, — сказал Павел с кривой улыбкой. — Птички поют…
Инна резко повернулась к нему.
— Слушай, заткнись, а? А не то я…
— Что ты? — Павел с неподдельным интересом посмотрел на нее.
— А не то я… мозги тебе вышибу, — тихим голосом закончила Инна.
Они взглянули друг на друга, и в следующую секунду расхохотались, как сумасшедшие.
Инна села на рай соседней койки. Взгляд стал задумчивым.
— Знаешь, я встретила Быстрова. Он сказал, что уходит из милиции. Говорит, не может этого вынести. Его тошнит. Я так и не поняла, что он имел в виду. А ты?
Павел молча смотрел в потолок.
— Вероника покончила с собой. Выбросилась из окна. В газетах писали. Мне ее жалко. А тебе? Павел, о чем ты думаешь? Не молчи, скажи что-нибудь.
Павел пожевал губами.
— Вчера в коридоре я разговорился с одним стариком. У него лопнула слизистая. Он пил. Он все время пил…
Речь Павла оборвалась. Взгляд затуманился.
— И что?
Павел с трудом продолжил:
— Я спросил, почему он так много пьет? Тогда старик рассказал мне одну историю. У него была трехлетняя внучка. Она заболела диатезом, и ее повезли в больницу. Дело было в новогоднюю ночь. Пьяный врач вколол ей не тот препарат. К утру она умерла.
Старик сказал, что каждый раз в Новый год напивается до беспамятства, и уже не может остановиться. Пьет месяц, два, пока есть деньги.
— Боже, Паша, какой ужас…
Помолчав, он добавил:
— Девочка умерла здесь, в этой больнице. Врач, убивший ее, по-прежнему здесь работает.
Он усмехнулся:
— Забавно, правда? Для всех Новый год — праздник, а кто-то в Новый год умирает.
Тень новой мысли пробежала по лицу Павла. Он приподнялся на постели. Взял с тумбочки два яблока.
— Вот, возьми, — он дал яблоки Инне. — В соседней палате лежит женщина с лейкемией. Она одинока. За две недели никто не навестил ее. Отнеси ей гостинцы и скажи, что от меня. Она знает.
Действительно, в соседней палате на койке сидела худая как скелет женщина, без единого волоса на голом черепе. Женщина держала в руках «Космополитен», почему-то вверх ногами. Взгляд ее был неподвижен.
Инна, приблизившись, кашлянула. Лысая женщина, вздрогнув, подняла на нее водянистые глаза.
— М-м… мужчина из соседней просил вам передать, — Инна протянула ей яблоки. — Угощайтесь.
Женщина смотрела на нее неподвижным взглядом рептилии. Поджала сухие губы.
— Нет, не надо. Спасибо, — мертвым тоном отчеканила она.
И уткнулась в журнал.
Инна прочистила горло.
— Я от Павла. Он сказал…
— Я не знаю никакого Павла, — отрезала женщина, не поднимая глаз. — Убирайтесь.
Павел с улыбкой взглянул на нее.
— Ну? Что она сказала?
— Ей не нужны от тебя гостинцы, — раздраженно сказала Инна, положив яблоки на тумбочку. — И она тебя не знает.
Павел помрачнел.
— Это конец, — прошептал он. — Конец всему.
— О чем ты? Какой еще конец?
Павел лег набок, отвернувшись от нее, и замер. Инна без труда поняла безмолвный намек. Она развернулась и направилась к выходу.
На пороге ее остановил резкий голос Павла:
— Мальчик или девочка?
Инна обернулась. Павел лежал к ней спиной, не шевелясь. Было абсолютно невозможно поверить, что он сейчас задал вопрос.
— Девочка.
— Слава богу, — казалось, этот странный чужой голос сам исходит из горла неподвижного Павла, без напряжения голосовых связок. — Если подумать…
Павел задышал глубоко и ровно.
Инна осторожно спускалась по лестнице, держась за перила. Два подростка, парень и девушка, с хохотом взбегали по лестнице ей навстречу. Девушка грубо задела Инну локтем. Инна остановилась, испуганно прислушиваясь к ощущениям в животе. Она так привыкла беспокоиться о жизни, растущей в ее чреве, что почти не замечала терзающей сердце постоянной тревоги. Каждый раз, когда опасность становилась реальной — ее толкали на улице, во время перехода через дорогу, или Инне случалось споткнуться — тревога возвращалась во всей страшной силе.
Ребенок не шевельнулся. Инна расслабилась, с облегчением выдохнув воздух. Начала спускаться по лестнице.
В фойе она вспомнила, что забыла в палате сумочку.
Павел лежал в той же позе. Она поправила одеяло, закрыла окно. Взяла сумочку и села на соседнюю койку, чтобы перед спуском дать отдых позвоночнику. В ее сознании возникали разные мысли о будущем. Что их ждет? Хотелось бы, чтобы все сложилось хорошо, но так не бывает. Что-то будет хорошо, а что-то, надо думать, будет плохо. Ну и пусть. Главное, чтобы это «плохо» не касалось семьи. Они с Павлом через многое прошли вместе, многое преодолели. Они справятся.
