— А о ком я должен думать?
— Обо мне хотя бы! Я…
Инна осеклась. Павел упал на колени, сжав голову ладонями.
— Паша… что…
Он страшно закричал — так, что птицы испуганной стаей слетели с кладбищенских деревьев. Упал на спину и снова закричал, извиваясь в конвульсиях. Его ноги били по земле.
— «Скорую»! — закричала Инна, забыв о том, что на кладбище, кроме них, никого. — Скорее врача!
Инна сидела в коридоре больницы, глядя на собственные побелевшие пальцы, стиснувшие коленки. Боже, только этих волнений мне не хватало. Кончится это когда-нибудь?
Павел, слабо улыбаясь, вышел из врачебного кабинета. Девушка поднялась ему навстречу.
— Ну, что сказал врач?
— Все в порядке, — Павел попытался обнять ее. Инна отстранилась.
— В порядке?
— Дома поговорим.
К ним подошел врач — высокий лысый мужчина в круглых очках.
— Больному нужно ехать домой, — весело, как на детском утреннике, объявил он. — Больному нужен отдых.
Врач излучал позитив, но Инну охватил ужас. Его веселье выглядело насквозь фальшивым.
Врач взглянул на нее.
— Вы родственница?
— Невеста.
— Зайдите ко мне. Нам надо поговорить.
Что-то промелькнуло в его глазах. Или просто свет блеснул в стеклах очков? Инна нерешительно взглянула на Павла. Тот кивнул.
— Я поеду домой. Когда ты приедешь, обед будет уже готов.
На ослабевших от страха ногах Инна последовала за врачом. Села на стул. Врач, сняв очки, посмотрел ей в глаза. Наигранное веселье исчезло. На Инну смотрели настоящие глаза врача — суровые, холодные, видевшие смерть стольких хороших людей, что их трупами можно наполнить Зимний дворец. Эти глаза видели слезы их близких, отчаяние, безнадежность, покорность судьбе и готовность к неравной борьбе. Эти глаза видели, как подонки здоровыми и полными сил вставали с больничной койки, чтобы продолжать уничтожать мир.
То были глаза самой Смерти. Их взгляд скальпелем резал в самое сердце.
И эти глаза смотрели на нее.
— У вашего жениха опухоль мозга.
Инна молча смотрела на него, не в силах сказать ни слова. Наконец, еле слышно спросила:
— Что же делать?
— Нужна операция. Но даже, если она пройдет успешно, я не гарантирую положительный результат.
Он выжидающе уставился на Инну. Девушка, не зная, что ответить, нервно кивнула.
— Я поняла.
В дверях он спросил:
— С этим все хорошо?
Инна посмотрела на свой выпуклый живот.
— Да, спасибо.
— Поздравляю.
Она улыбнулась.
Остановилась на пороге кухни. Павел, снимая передник, оживленным голосом сказал:
— Инна, а давай жить весело! В ресторан закатимся. Мы давно никуда не ходили. Давай?
— Не сейчас, милый, — сказала Инна, с тревогой вглядываясь в его слишком радостное лицо. Она не стала напоминать, что они почти на всем протяжении их романа не вылезали из постели, и торчали у него, либо у нее дома, трясясь в страхе перед жизнью.
— Паша. Скажи, у тебя еще осталось что-то от денег жены?
Расставляя на столе тарелки, он сказал:
— Самая малость. А что?
Инна не понимала: он знает или нет? Знает, что может умереть? Девушка понимала, что нужно заговорить об этом, но малодушно промолчала. В ее чреве росла новая жизнь, и меньше всего ей хотелось говорить или думать о смерти.
Ночью в постели Павел потянулся к ней. Он искал во мраке ее губы, и Инна дала ему свои губы, и вновь и вновь ощущала на себе его холодные руки. «Руки мертвеца», думала она, испытывая ужас и особое, утонченное наслаждение.
А после уснула в его объятиях, а потом очнулась. Павел, думая, что Инна спит, призраком бродил по дому. Разговаривал с кем-то, спорил, убеждал, оправдывался. Инна, вцепившись зубами в подушку, чтобы не закричать, тихонько плакала.
Утром они пошли в ресторан. Инна надела красное платье, золотую цепочку с розовым камнем в виде сердечка (подарок Павла на Новый год), на голые плечи накинула тот самый роковой черный платок с красными цветами — Павел заставил. Платок неоднократно стирали, но бурые пятна остались.
Инне не хотелось показываться на людях с животом, но Павел сказал, что беременная женщина выглядит очаровательно. Инна убедилась в правоте Павла, встречая завистливые, восхищенные, одобрительные взгляды женщин. Их глаза желали Инне счастья. Она впервые встретила доброжелательность со стороны женщин.
Ребенок иногда толкал ножкой. Они усаживались на скамейку. Молчали. Инна с тревогой думала о будущем. О чем думал Павел, она, как всегда, не знала.
За столиком в ресторане Инна, вяло ковыряясь вилкой в «Цезаре», спросила:
— Знаешь, по-моему, здесь, в городе, уже забыли, что случилось прошлым летом.
Павел, проглотив кусок хлеба (ел он с аппетитом умирающего), спросил:
— А ты помнишь?
— Да, я иногда думаю об этом. Зачем все это случилось? Зачем Судье было убивать других, а потом погибнуть самому?
Павел, задумавшись, подпер кулаком подбородок.
— Мы никогда этого не узнаем. Думаю, Андрей тоже этого не знал. Он был из тех людей, которыми в жизни руководит странная сила, не имеющая ничего общего с любовью, добром, счастьем и прочим. Смысла в этой истории немного, однако мораль из нее вывести можно.
— Какую?
Павел взял бокал, глотнул вино. Поднял глаза.
— Все бессмысленно, и ничему и никому нельзя верить, кроме собственного сердца. Это первое. Второе: мир изменить невозможно. Никогда не пытайся бороться с тем, кто сильнее тебя — проиграешь. Андрей не мог победить — у него не было денег и власти. Он был беззащитен, как ребенок. Сильные мира сего делают то же самое — убивают людей. Но они никогда не будут наказаны. Закон карает лишь тех, кто не имеет власти. По крайней мере, в этой стране. В конце концов, мир не исправить, и это хорошо. По справедливости нас с тобой должны были бросить вниз со скалы, когда мы родились — мы с тобой слабые люди. Жить должны сильные, это закон. Но нам милостиво сохранили жизнь, и это несправедливо.
И последнее: ничто не имеет значения, кроме самой жизни. Все наши деяния, сколь велики они не были, уйдут вместе с нами в небытие, и память о нас сотрется, на земле не останется и следа нашего присутствия. Идеи, лозунги ничего не стоят. В жизни имеют значение только редкие минуты мира и гармонии, пение птиц, красота природы, искренность, молчаливые взгляды, ласковые прикосновения. Все остальное — ложь и тлен.
— Немного, — с сожалением сказала Инна.
— Согласен. Мне жаль, что я лишаю тебя юношеских иллюзий, но я повидал всякого. И меня удивляет, что в жизни вообще есть что-то хорошее. Оставь мечты о славе и великих свершениях — это все ложь и страдание. Важно то, что ты делаешь сейчас с теми людьми, которые тебя любят. Поверь — заботиться о близких — самая тяжелая вещь на свете, любить невыносимо тяжело, и девяносто девять процентов человечества этого не умеют.
