Зак не знал, признавать ему это или нет.
Эти животные твои — делай с ними что хочешь. Включая барса. Ты убираешь его клетку, ты кормишь его по собственному усмотрению. Ты не должен его бояться.
— Ну… я и не боюсь. Правда.
Тогда… почему бы тебе не убить его?
— Что?
Ты никогда не представлял, что будешь чувствовать, убивая такое животное?
— Убить его? Убить снежного барса?
Тебе наскучило ухаживать за животными в зоопарке, потому что это неестественное, искусственное занятие. У тебя правильные инстинкты, а метод ошибочный. Ты хочешь владеть примитивными существами. Но они не предназначены для содержания. В них слишком много силы. Слишком много гордости. Есть единственный способ по-настоящему завладеть животным. По-настоящему присвоить его.
— Убить.
Докажи, что способен на это, и я вознагражу тебя — твой зоопарк возродится, зверей будут кормить, за ними будут ухаживать, и ты избавишься от всех забот…
— Я… я не могу.
Потому что он красивый или потому что ты его боишься?
— Просто… не могу.
Я всегда отказывал тебе лишь в одном. Помнишь, о чем ты просил, а я не давал тебе?
— О заряженной винтовке.
Я прикажу, чтобы для тебя наготове держали винтовку в зоопарке. Решение остается за тобой… Я хочу, чтобы ты определился.
На следующий день Зак пошел в зоопарк, просто чтобы подержать в руках заряженную винтовку. Он нашел ее у входа на столе под зонтом — небольшая новенькая винтовка с прикладом из амбрового дерева, амортизирующим затыльником и оптическим прицелом. Весила она всего полтора килограмма. Он осторожно пронес ее по зоопарку, наводя на разные цели. Он хотел пострелять, но не знал, сколько внутри патронов. Винтовка была однозарядная, и он не был абсолютно уверен, что сможет ее перезарядить, даже если ему дадут патроны. Зак прицелился в табличку с надписью «ТУАЛЕТЫ» и прикоснулся к спусковому крючку — даже не нажал, но винтовка прыгнула в руках. Приклад ударил в плечо, отдача отбросила юношу назад. Раздался громкий выстрел. Зак охнул, увидев дымок, выходящий из ствола, потом посмотрел на табличку: между буквами «у» и «а» зияла дыра.
Следующие несколько дней Зак тренировался в точности стрельбы, выбрав в качестве целей изящных и причудливых бронзовых животных на часах Делакорта.[4] Часы все еще каждые полчаса играли мелодии. Фигуры двигались по кругу, и Зак прицелился в бегемота со скрипкой. Первые два заряда вообще никуда не попали, а третий угодил в козу с дудками. Зак с разочарованием перезарядил винтовку и, усевшись на скамейку неподалеку от часов, стал ждать следующего круга, но задремал под звуки далеких сирен. Колокола разбудили его тридцать минут спустя. На этот раз он целился с учетом движения, а не прямо в выбранное животное. Три выстрела в бегемота — он отчетливо слышал, как рикошетят пули от бронзы. Два дня спустя коза потеряла кончик одной из своих дудок, а пингвин — часть барабанной палочки. Теперь Заку удавалось поражать фигуры быстро и точно. Он чувствовал, что готов.
Обиталище снежного барса состояло из водопада и леска, в котором березы перемежались бамбуком, и все это под натянутой высоко сеткой из нержавеющей стали. Площадка резко уходила вверх, в склон были вделаны похожие на туннели трубы, которые вели в смотровую зону и заканчивались окнами.
Барс стоял на скале и смотрел на Зака — появление мальчика у него ассоциировалось с кормежкой. От черного дождя шкура самки потемнела, но вид она сохраняла величественный. Оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, она при желании — например, преследуя дичь — могла прыгнуть на двенадцать или пятнадцать метров.
Она сошла со скалы, описала круг. Выстрелы насторожили зверя. Почему Владыка хотел, чтобы Зак убил ее? Какой цели послужит ее смерть? Это походило на жертвоприношение, словно Зака просили убить храбрейшее животное ради спасения остальных.
Мальчик был потрясен, увидев, что барс в несколько прыжков приблизился к сетке и обнажил зубы. Голодный зверь разочаровался: появление человека не сопровождалось запахом еды, к тому же его встревожил выстрел, хотя Заку казалось, будто дело не только в этом. Он отпрыгнул назад, но потом твердо встал на ноги и прицелился в барса в ответ на его низкое устрашающее рычание. Самка описала небольшой круг, ни на секунду не сводя глаз с Зака. Она была ненасытна, и Зак понимал, что она будет есть и есть, а если корм закончится, она без малейших угрызений совести вцепится зубами в руку, которая кормила ее. Если понадобится — оторвет и ее. Бросится в атаку.
Владыка был прав. Зак боялся этого зверя. И не без оснований. Но кто здесь кто — кто из них главнее? Разве Зак не работал на нее много месяцев, не кормил ее? Он принадлежал ей в той же мере, в какой она принадлежала ему. И вдруг, держа винтовку в руках, он понял, что это несправедливо.
Он ненавидел ее за самоуверенность, за силу воли. Мальчик обошел вольер, снежный барс следовал за ним по другую сторону сетки. Зак вошел на площадку «ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА», откуда кормили зверя, посмотрел в оконце над дверкой, через которую бросал мясо или запускал живность. Глубокое дыхание Зака, казалось, заполнило все помещение. Он нырнул в опускную дверь, и она захлопнулась за ним.
До этого Зак никогда не заходил в вольер барсов, теперь он поднял голову, посмотрел на высокий сеточный навес. На земле перед ним лежали обглоданные кости — остатки пиршеств.
Ему вдруг пришла в голову фантазия — войти в лесок и найти барса, посмотреть ему в глаза, прежде чем решить, убивать или нет. Но хлопок двери звучал как приглашение к обеду, и зверь тут же, крадучись, вышел из-за камня, специально расположенного так, чтобы скрыть зону кормежки от посетителей.
Самка резко остановилась, удивленная появлением Зака на площадке. На сей раз между ними не было стальной сетки. Она опустила голову, словно пытаясь переварить такой неожиданный поворот событий, и тут Зак понял, что совершил страшную ошибку. Он, не целясь, приставил приклад к плечу и нажал на спусковой крючок. Ничего. Он нажал снова — безрезультатно.
Мальчик передернул затвор — назад-вперед. Нажал спусковой крючок — и винтовка прыгнула в его руках. Он снова лихорадочно передернул затвор, спустил курок, до ушей дошел только звук выстрела, оглушивший его. Снова рука передернула затвор, снова палец нажал на крючок — винтовка прыгнула. Еще раз — холостой щелчок. Еще раз — патронник пуст.
И только теперь Зак понял, что барс лежит перед ним. Он подошел к животному, увидел кровавые пятна, расползающиеся по шкуре. Глаза зверя были закрыты, мощные лапы замерли.
Зак забрался на камень и сел там, положив на колени разряженную винтовку. Эмоции переполняли его — он вдруг затрясся в рыданиях. Он чувствовал себя одновременно победителем и побежденным. Он увидел зоопарк из клетки. Начался дождь.
После этого происшествия жизнь Зака изменилась. В магазин винтовки помещалось всего четыре патрона, и на протяжении какого-то времени он каждый день возвращался в свой зоопарк, чтобы потренироваться в прицельной стрельбе по табличкам-указателям, скамейкам, веткам. Он больше рисковал. Ездил на внедорожном мотоцикле по дорожкам парка, прежде принадлежавшим бегунам трусцой, раз за разом крутился вокруг Большого луга, сворачивал на пустые проезды Центрального парка, проезжал мимо разложившихся останков, висящих на фонарях, мимо кремационных костров. По вечерам Зак ездил с выключенными огнями. Это возбуждало, добавляло остроты — настоящее приключение. Он был под защитой Владыки и не чувствовал ни малейшего страха.
Но что он чувствовал, так это присутствие матери. Связь между ними, которая, казалось, окрепла после ее обращения, теперь начала блекнуть. Существо, бывшее Келли Гудвезер, теперь мало чем походило на его мать. Безволосая кожа на ее голове покрылась слоем грязи, бескровные губы утончились. Мягкие хрящи ее носа и ушей превратились в рудиментарные бугорки. С шеи свисала большая несимметричная кожная складка, а зачаточная алая бородка раскачивалась, когда она поворачивала голову. Груди усохли, туловище спереди уплощилось, руки и ноги покрылись коркой грязи, такой плотной, что ни один ливень не мог ее смыть. Почерневшие зрачки Келли плавали в безжизненных темно-красных глазных яблоках, по большей части безжизненных… оживали они только тогда, когда (может быть, это происходило только в воображении Зака) в них появлялся огонек узнавания, напоминавший ту женщину, какой она когда-то была. Не эмоция, не выражение, а некая тень, скользившая по ее лицу и скорее лишь слегка маскировавшая вампирскую природу, чем проявлявшая прежнюю человеческую сущность. Скоротечные мгновения, которые со временем случались все реже… но их было достаточно. Его мать в большей степени психологически, чем физически, оставалась на периферии его новой жизни.
