Он мог видеть себя глазами Закарии, и это было весьма поучительно. Плоть Боливара неплохо служила Владыке, и он с интересом отмечал, что мальчик реагирует на его внешность. Ведь Боливар представлял собой привлекательную личность. Артист. Звезда. А это в сочетании с темными талантами Владыки действовало на мальчишку безотказно.
То же самое работало и в отношении Владыки, который ловил себя на том, что говорит с Закарией не с высоты своего положения, а как старший с младшим. Подобный диалог был ему в диковинку. На протяжении многих веков он общался с самыми жестокими и безжалостными душами. Соглашался с ними, подчинял своей воле. В том, что касалось жестокости, он не имел себе равных.
Но энергия Зака была чистой, его существо имело сходство с существом отца. Идеальный объект для изучения и растления. Все это усиливало любопытство Владыки в отношении молодого Гудвезера. Вампир за многие века довел до совершенства методику чтения человеческих мыслей не только в невербальной коммуникации (известной под названием «молчу»), но даже и при ее отсутствии. Специалисты по поведению могут предчувствовать или обнаруживать ложь по набору микрожестов. Владыка умел предчувствовать ложь за два мгновения до ее формирования. Не то чтобы это заботило его с нравственной точки зрения, но обнаружить истину или ложь в договоренности было для него жизненно важно. Это означало доступ или его отсутствие — сотрудничество или опасность. Люди для вампира были насекомыми, а он — энтомологом, живущим среди них. Энтомология утратила всякую притягательность для Владыки тысячи лет назад, но сейчас интерес к ней вновь проснулся. Чем больше пытался утаить от него Закария Гудвезер, тем больше удавалось ему выуживать из него, а юноша даже не подозревал, что сообщает собеседнику все, что тому нужно знать. Через молодого Гудвезера Владыка собирал сведения об Эфраиме. Забавное имя. Второй сын Иосифа и Асенефы, женщины, которую когда-то посетил ангел. Эфраим, известный только своими детьми, сгинувшими в библейских текстах без всякого смысла и цели. Вампир улыбнулся.
Таким образом, поиски продолжались на двух фронтах: Владыка искал «Люмен» с серебряными накладками, скрывавший тайну Черного урочища, а еще искал Эфраима Гудвезера.
Владыке не раз приходило в голову, что он обнаружит то и другое одновременно.
Он был убежден, что Черное урочище находится где-то поблизости. Все указывало на это, все улики вели сюда. Пророчество, которое заставило его пересечь океан. И в то же время рабы вели раскопки в разных отдаленных частях света — не обнаружится ли там что-нибудь. Делать это вынуждала его избыточная осторожность.
Черные скалы Негрила. Горный хребет Черные холмы в Южной Дакоте. Нефтяные поля в городе Пуант-Нуар[5] на западном побережье Республики Конго.
Тем временем Владыка почти добился полного уничтожения ядерного оружия. Немедленно и повсеместно подчинив себе вооруженные силы путем прямого распространения вампиризма среди солдат и офицерства, он теперь имел доступ к арсеналам во всем мире. Полный захват и уничтожение оружия государств-изгоев, включая так называемые неподконтрольные ядерные боеприпасы, потребует еще некоторого времени, но конец уже близок.
Владыка оглядел каждый уголок своей планетарной фермы и остался доволен.
Он взял трость Сетракяна с рукоятью в виде волчьей головы — ту самую, что всегда носил при себе охотник за вампирами. Когда-то эта трость принадлежала Сарду, а впоследствии была переделана и оснащена потайным серебряным клинком. Теперь эта трость была обычным трофеем, символом победы Владыки. Столь малое количество серебра не беспокоило вампира, хотя он и избегал прикасаться к волчьей голове.
Владыка принес трость в башню замка — в самую высокую точку парка — и вышел под маслянистый дождь. За хилыми верхними ветвями голых деревьев сквозь густую дымку тумана и загрязненный воздух виднелись грязно-серые здания, Ист-Сайд и Вест-Сайд. В мерцающем изображении тепловидения перед ним представали тысячи и тысячи пустых окон, похожих на холодные мертвые глаза мертвых свидетелей. Над ним баламутилось черное небо, проливая грязь на побежденный город.
Внизу, образуя дугу вокруг скального фундамента, стояли охранники замка числом в двадцать. За ними в ответ на телепатический зов Владыки на Большом лугу площадью в пятьдесят пять акров собралось целое море вампиров, каждый смотрел в его сторону черными лунами глаз.
Ни радостных криков. Ни приветствия. Ни ликования. Тихое, спокойное собрание, безмолвная армия, ждущая его приказа.
Рядом появилась Келли Гудвезер, а следом за ней мальчик. Вампиршу он вызвал, а мальчик пришел из чистого любопытства.
Приказ Владыки доходил до всех вампиров.
Гудвезер.
На зов повелителя никто не отозвался. Ответом будет действие. Придет время, и он убьет Гудвезера — сначала его душу, потом тело. Невыносимые страдания — вот что ждет человечишку.
Уж он об этом позаботится.
До того как на острове Рузвельта в конце ХХ века появились жилые кварталы, здесь размещалось городское исправительное учреждение, психиатрическая клиника, больница для зараженных оспой. Среди населения это место прежде было известно под названием «Социальный остров».
Остров Рузвельта всегда был пристанищем для нью-йоркских изгоев. Каким теперь стал и Фет.
Он решил, что лучше поселиться в изоляции на этом узком клочке суши длиной в три километра посреди Ист-Ривер, чем в уничтоженном вампирами городе или его зараженных пригородах. Жить в оккупированном Нью-Йорке ему было невыносимо. Страдающим водобоязнью стригоям этот спутник Манхэттена был ни к чему, а потому вскоре после захвата города они очистили остров от всех жителей, а дома сожгли. Подвесная канатная дорога к трамваю на Пятьдесят девятой улице была перерезана, мост на остров в район вокзала в Куинсе уничтожен. Под рекой проходила ветка F метрополитена, но станцию на острове надежно замуровали.
Правда, Фет знал иной путь из подводного туннеля в географический центр острова. Вспомогательный туннель, проложенный для обслуживания пневматического трубопровода уникальной островной системы сбора и утилизации мусора. Бо́льшая часть острова, включая и ныне разрушенные многоэтажки, из которых открывался великолепный вид на Манхэттен, лежала в руинах. Но Фет нашел несколько почти неповрежденных подземных квартир в роскошном комплексе, сооруженном вокруг Октагона, в прошлом главного здания психиатрической больницы. Там в укрытии руин он завалил ход на выгоревшие верхние этажи и соединил четыре подвальные квартиры. Водопроводные трубы и электрические кабели, проложенные под рекой, остались целы, и когда городские сети восстановили, у Фета появились электричество и питьевая вода.
В темноте дня контрабандисты высадили Фета с его русской ядерной бомбой на северной оконечности острова. Он извлек из схрона в больничном здании близ берега тележку из магазина строительных товаров и отвез бомбу, рюкзак и небольшой пенополистироловый охладитель в свое убежище.
Фет с нетерпением ждал встречи с Норой, у него даже голова кружилась от предвкушения. Так бывает, когда возвращаешься домой. К тому же она была единственным человеком, который знал, что он встречался с русскими, и потому он шел со своим грузом, как школьник, получивший отличную отметку и ждущий похвалы от родителей. Ощущение хорошо сделанного дела усиливалось предвкушением возбуждения и энтузиазма, с которыми встретит его Нора.
Но обугленная дверь, ведущая внутрь, в подвальное помещение, оказалась приоткрыта на пять-шесть сантиметров. Доктор Нора Мартинес никогда бы не совершила такой ошибки. Фет быстро вытащил меч из рюкзака. Ему нужно было закатить тележку внутрь, чтобы не оставлять под дождем. Он оставил ее в поврежденном пожаром холле и спустился по частично расплавившемуся лестничному пролету.
Василий открыл незапертую дверь и вошел. Его убежище не нуждалось в особых мерах безопасности, потому что было хорошо спрятано и потому что, кроме редких контрабандистов, рисковавших пройти вдоль побережья Манхэттена, ничья нога не ступала на остров.
Скромная кухня была пуста. Фет питался в основном снеками, украденными и накопленными после первых дней блокады, крекерами, батончиками мюсли, кексами «Литл Дебби», бисквитами «Твинки» — срок хранения всех этих продуктов либо истек, либо истекал, но, вопреки всеобщему убеждению, они оставались съедобными. Фет пытался ловить рыбу, но сажистая речная вода настолько кишела водорослями и насекомыми, что никакие способы обработки не могли обеззаразить добытую в такой грязи еду.
Проверив на скорую руку кладовки, он прошел по спальне. Его вполне устраивали матрасы на полу, пока мысль о том, что Нора может остаться на ночь, не заставила его отправиться на поиски кровати. Скромная ванная, где Фет держал дератизационное оборудование, которое забрал с витрины своего прежнего магазина в Флэтлендсе (он никак не мог расстаться с этими предметами, сохранившимися от его предыдущей профессии), была пуста.
