– Думаешь, он ее…
– Мария Александровна! – окликнул Машу молодой криминалист Паша Скориков. – Мы тут нашли кое-что интересное!
Маша отбросила сигарету и быстро подошла к Паше, сидевшему на корточках возле обугленного тела.
– Что это? – спросила она.
– Кажется, бумажник.
Маша достала из кармана плаща фонарик и посветила на находку. Это и впрямь был бумажник – старомодный, из черной клеенки, заплесневевший по углам.
– Не часто преступник оставляет на месте преступления кошелек, – задумчиво проговорила Маша.
– Это уж точно.
– Он женский. Паш, попробуй его открыть, только осторожно.
Молодой криминалист осторожно раскрыл кошелек пальцами, обтянутыми белым силиконом перчаток.
– Это что – булавка?
– Да, Мария Александровна, похоже на то.
– А что на ней?
Майор Любимова и эксперт-криминалист Скориков внимательно осмотрели маленький круглый шарик с отверстием посередине, в которое и была продета заржавленная булавка.
– Глаз куклы? – предположил криминалист.
– Не знаю. Там, в кармашке, есть что-то еще. Достань, но осторожно.
Паша кивнул, вытащил стальной пинцет и осторожно извлек из кармашка бумажника несколько купюр старого образца.
– Ого! – воскликнул криминалист, напряженно улыбнувшись. – Будет, на что сегодня попить пива, ребята!
Его шутку никто не поддержал. Все взгляды были направлены на бумажник. Паша, ловко орудуя пинцетом, извлек из кармашка полуистлевший листок бумаги, на котором что-то было написано фиолетовыми чернилами.
– Что там? – спросил Данилов.
Паша поднес листок к глазам.
– Тут два слова, – сказал он. – «Ад тел».
– Не нравится мне это, – проворчал, сдвинув брови, подошедший к ним капитан Волохов. И смущенно перекрестился.
– Не понял, – насмешливо сказал Стас. – Ты же вроде атеист?
– Просто на всякий случай, – хмуро отозвался Толя.
– Ад тел, – задумчиво повторила Маша. – Мистика какая-то.
Она повернулась к Глебу, который спокойно потягивал свою эрзац-сигарету.
– Что скажешь? – спросила она.
– Скажу, что это оксюморон, – ответил Корсак. – Как известно, в ад попадают не тела, а души.
– Оксю… что? – не понял Стас.
– Оксюморон, – пояснил для него Глеб. – Сочетание противоречивых понятий. Типа – «горячий снег». Ну, или «умный мент».
Глаза Стаса сузились, он уже раскрыл рот, чтобы дать отповедь Глебу, но Паша его перебил.
– Тут есть что-то еще… – Он наморщил нос. – Мерзкое.
Паша достал из бумажника некий предмет – нечто темное, похожее на волосатое дохлое насекомое.
– Это еще что за гадость? – пробасил Толя и поморщился.
– Лаврененков! – позвала Маша. – Семен Иванович!
– Ну? – обреченно спросил пожилой эксперт, подходя к операм. – Какую еще пакость вы для меня припасли?
– Сегодня только приятные вещи, – проинформировал его насмешливый Стас. – Кукольный глаз, дохлый тарантул и адская записка.
– О! – утрированно обрадовался Лаврененков. – Мой любимый набор.
Он присел на корточки и положил на траву свой чемоданчик. Раскрыл его, достал щипцы, взял ими таинственный предмет и осторожно оглядел его.
– Это не паук, – сказал Лаврененков.
– А что тогда? – спросили в один голос Стас и Толя Волохов.
Лаврененков улыбнулся зловещей улыбкой старого маньяка и сообщил:
– Волосы. Комок свалявшихся человеческих волос.
Затем стал упаковывать все находки в пластиковые пакетики.
– Головы нет, а волосы есть, – пробасил задумчиво и недовольно капитан Волохов. – Что же, черт подери, все это значит? – Он взглянул на майора Любимову. – А, Маш?
Она вздохнула:
– Будем разбираться. Кстати, я, кажется, знаю, что такое: «Ад тел».
– И что же? – навострил слух Толя.
– То, что осталось от слов «адрес» и «телефон». Остальное истлело.
Стас подмигнул Толе:
– Вот тебе и мистика.
Маша швырнула окурок в мокрую траву и достала из сумки листы бумаги, чтобы продолжить составление протокола осмотра места происшествия.
Медсестра Лиза включила в палате мягкий ночной свет, затем помогла Андрею сесть на кровати.
– Все тело болит, – пожаловался он.
– Это из-за упражнений, – объяснила Лиза.
– Да. Знаю.
– Инструктор по физиотерапии сказал, что так и должно быть.
– Угу.
Андрей поморщился, вспомнив недавнюю гимнастику. Это было похоже на пытку – разминать и прокручивать сустав за суставом, постепенно включать в работу мышцы, сначала мелкие, потом более крупные.
Двадцать минут такой гимнастики совершенно измотали Андрея. И даже двухчасовой сон не помог ему восстановиться. Голова у него слегка кружилась, но он решил не обращать на это внимания.
Андрей пытался читать журнал, но вскоре понял, что не может вникнуть в суть прочитанного. Он попросил Лизу включить телевизор и добрых двадцать минут с мрачным видом созерцал какое-то ток-шоу, совершенно не понимая, что столь важное обсуждают эти люди, из-за чего они так горячатся.
Тогда он попросил Лизу выключить телевизор, а когда она это сделала, снова лег на кровать.
– Андрей Павлович, – участливо заговорила Лиза, глядя на его опечаленное лицо, – как вы…
– Просто Андрей, – мягко перебил он. – Называйте меня Андреем.
– Хорошо. – Она улыбнулась. – Андрей.
– Черт, я уже начинаю привыкать к тому, что мне сорок лет, – проговорил он с горечью и досадой.
– Сорок лет – самый расцвет для мужчины, – с улыбкой сказала Лиза.
– Не знаю. Мне не с чем сравнивать, поскольку я не был ни двадцатипятилетним, ни тридцатилетним. Пару недель назад мне было всего двадцать два. Примерно, как вам сейчас.
– Мне двадцать один, – уточнила Лиза. – Поэтому вы в любом случае старше меня.
Он делано улыбнулся. Потом помолчал, исподволь разглядывая девушку, после чего сказал:
– Лиза, можно вас кое о чем спросить?
– Конечно, – с готовностью кивнула она.
– Почему вы со мной так возитесь?
Худенькое лицо девушки порозовело.
– Что вы… – пробормотала она. – Вы ошибаетесь. Я одинаково хорошо отношусь ко всем пациен…
– Лиза, я больной, но не глупый, – перебил ее Темченко. – Так почему вы со мной возитесь? Чем я вам так дорог?
– Все дело… в моем отце, – сбивчиво начала она. – Он тоже был в коме. Четыре года. И все это время мы с мамой надеялись, что однажды он откроет глаза, улыбнется и скажет нам: «Привет! Я вернулся!»
– И как? Он действительно вернулся?
Лиза покачала головой:
– Нет. Он умер.
– Сожалею. Сколько вам тогда было?
– Одиннадцать. Послушайте… Хотите, я принесу вам что-нибудь из домашней еды? – неловко сменила она тему.
