Я с ним еще не виделась, но Айви говорила, что он держится скромно и формально-вежливо, и она была бы рада лучше его узнать. Раз он ее мастер, то в какой-то момент кровавое свидание им положено — уж такое правило. Я думаю, что его еще не было, но Айви такие вещи держит про себя, вопреки своей вполне оправданной репутации. Наверное, я должна быть рада, что он не назначил Айви своей наследницей и не превратил мою жизнь в ад. Ринн привез свою наследницу, и эта женщина, кажется, была единственным живым вампиром, прибывшим с ним из Вашингтона.
Так что после смерти Кистена у Айви появился новый мастер-вампир, а у меня — бильярдный стол в прихожей. Я знала, что целомудренная в смысле крови ведьма и живой вампир надолго друг с другом не останутся, но несмотря на это я Кистена любила, и когда я узнаю, кому Пискари отдал Кистена как отдают в благодарность поросенка, я наточу колья и приду разбираться. Поисками занималась Айви, но власть Пискари над ней была так велика, что почти ничего, относящегося к последним дням его существования, она не помнила. Зато хотя бы сейчас она не думала, что сама убила Кистена в слепой и дикой ярости.
Я села на край бильярда, вдыхая как благовония вампирский аромат и сигаретный дым, въевшиеся в сукно стола. Они соединялись с запахом томатной пасты и меланхолическими звуками джаза из глубины церкви, приводя мне на ум те утра, которые я проводила на чердаке танцевального клуба Кистена, неопытной рукой гоняя шары и дожидаясь, пока он закроет заведение.
Закрыв глаза и ощущая ком в горле, я подтянула колени к груди, поставила пятки на борт стола, обняла колени руками. Длинная люстра ар-нуво, которую повесила над столом Айви, жарко и близко грела мне голову.
Глаза наполнились слезами, и я оттолкнула от себя боль. Плохо мне без Кистена. Без его улыбки, его уверенного, надежного вида, просто без его присутствия. Мне не нужен мужчина, чтобы чувствовать себя полноценной, но взаимное чувство двоих — это то, что стоит страдания. Может быть, пора перестать говорить «нет» каждому, кто меня приглашает. Уже три месяца прошло.
Так мало значил для тебя Кистен? — безмолвно прозвучал обвиняющий вопрос, и я задержала дыхание.
— Не сиди на сукне, — произнес голос Айви, выдернув меня из водоворота чувств, и я сразу открыла глаза.
Айви стояла у начала коридора, ведущего вглубь церкви, держа в одной руке тарелку с крекерами и маринованной селедкой, а в другой две бутылки воды.
— Не порву, — ответила я, садясь по-турецки. Мне не хотелось двигаться, потому что единственное место, где еще можно было бы сесть, было напротив нее. И проще сохранять дистанцию, чем бороться с нарастающим желанием Айви всадить в меня зубы и моим желанием, чтобы она это сделала — мы обе знали, что этого не надо. Один раз мы попробовали, и получилось не очень. Но я из тех девушек, которым обязательно надо снова забраться на норовистую лошадь — даже понимая, что не стоило бы.
Мои пальцы почти по собственной воле поднялись к шее, к почти незаметному бугорку шрама, отметившего безупречно гладкую кожу. Увидев это движение руки, Айви грациозно уселась в кресло за тарелкой с крекерами, покачала головой в мой адрес, отчего короткие и черные, как грех, на зависть прямые волосы ее вспыхнули золотом на кончиках, и поморщилась, как рассерженная кошка.
Я опустила руку и сделала вид, что читаю лист на планшете, лежащем теперь у меня на коленях. Айви, хотя и скривилась, но не помрачнела. Она опустилась на черную кожу кресла с видом приятной усталости от дневного фитнеса. На ней был длинный серый бесформенный свитер поверх облегающего трико, но он не мог скрыть ее подтянутой, спортивной фигуры. Овальное лицо еще розовело от усилий, а карие глаза не отрывались от меня: при ее неожиданном появлении я не успела скрыть испуг, и это вызвало у Айви легкий приступ жажды крови, который она сейчас пыталась подавить.
Айви — живой вампир, последний живой наследник состояния Тамвудов, предмет восхищения всех живых вампиров своего клана и зависти всех неживых. Как у всех высокородных живых вампиров, у нее приличная порция сил, свойственных неживым, но ни одного из их недостатков — вроде уязвимости для света или непереносимости освященной земли и освященных предметов. Она даже живет в церкви, чтобы вызывать раздражение неживой матери. Зачатая как вампир, она превратится в нежить в мгновенье ока, если умрет невредимой — чтобы вирусу вампиризма не пришлось залечивать повреждения. Только низкорожденным, они же гули, нужна дальнейшая помощь при этом прыжке в бессмертие проклятых.
Мы с Айви все время ведем рожденный феромонами непрекращающийся танец желания и долга, жажды обладания и воли. Но мне нужен защитник от неживых, которые могут меня себе подчинить из-за моего «ничейного» шрама, а ей нужен кто-то, кто не жаждет ее крови и у кого хватит воли сказать «нет» соблазну восторга, который несет в себе укус вампира. Ну, и еще — мы просто друзья, еще с тех пор, когда вместе работали в ОВ — опытный оперативник показывал чайнику, чего как делать. Ну, да, чайником была я.
Жажда крови у Айви вполне настоящая, но кровь для нее хотя бы не жизненная необходимость, как для нежити. Меня вполне устраивало, что она удовлетворяет свои инстинкты на стороне: Пискари так вывихнул ей душу, что теперь Айви не может отделить любовь от крови или секса. Она бисексуальна, так что для нее тут препятствий нет. Сама я натуралка — ну, насколько я помню, — но теперь, когда я узнала, как восхитительно бывает кровавое свидание, все как-то запуталось.
У меня на это ушел год, но наконец я призналась себе, что не только уважаю Айви, но и люблю ее — в каком-то смысле. Однако я не буду с ней спать лишь для того, чтобы она всадила в меня зубы — если только меня не потянет к ней по-настоящему, а не просто, чтобы она заставляла гореть мою кровь в мучительном желании заполнить дыру, которую прогрызал Пискари у нее в душе год за годом, укус за укусом…
Наши отношения сильно усложнились. Либо мне придется с ней спать, чтобы делиться кровью безбоязненно, либо мы сведем наши отношения к обмену кровью, рискуя, что она потеряет самообладание и мне придется вмазать ее в стену, чтобы она меня не убила. Говоря словами Айви, либо мы будем делиться кровью без травм, если будет любовь, либо делиться кровью без любви, но будут травмы. Середины нет. И как это вам понравится?
Айви кашлянула — очень тихо, но пикси замолкли сразу же.
— Сукно порвешь, — почти прорычала она.
Я приподняла брови и повернулась взглянуть на стол, хотя знала его уже как свои пять пальцев.
— А то оно в таком отличном состоянии? — спросила я сухо. — Вряд ли будет хуже. На борту возле левой передней лузы вмятина будто от локтя, а здесь в середине заштопано — дырки полукругами были, как от ногтей.
