— Я уже почти… почти ухватила это.
— Почти ухватила что?
— Не знаю. То, что мне нужно. Еще секунда, и это придет. Ее зовут Зои. Пойди оплати счет. Отвлеки ее. Постарайся, чтобы она не смотрела на меня, а то мне очень трудно.
Он сделал, как она просила, и ему это удалось, несмотря на то, что Зои все время старалась заглянуть через его плечо и увидеть Лоис. При первой попытке сунуть чек в кассовый аппарат у Зои выскочила общая сумма — $234.20. Она нетерпеливо стерла цифры, а когда подняла глаза на Ральфа, лицо ее было бледным, а взгляд — расстроенным.
— Что с вашей женой? — спросила она Ральфа. — Я ведь извинилась, верно? Почему же она смотрит на меня так?
Ральф знал, что Зои не могла видеть Лоис, поскольку он едва не приплясывал, только чтобы заслонить Лоис, но он также знал, что официантка права: Лоис уставилась на нее.
Он попытался выдавить улыбку:
— Не знаю, о чем…
Официантка вздрогнула и с удивленным раздражением обернулась на повара.
— Перестань так греметь своими кастрюлями! — заорала она, хотя единственное, что доносилось до Ральфа из кухни, это легкая музыка по радио. Зои снова взглянула на Ральфа: — Господи, грохочет, словно Вьетнам там устроил. А вы могли бы сказать вашей жене, что это невежливо — так пяли…
— Пялиться? Она и не думает. Правда не думает. — Ральф отошел в сторону. Лоис стояла у двери спиной к ним и смотрела на улицу. — Видите? Несколько секунд Зои не отвечала, не отрывая глаз от Лоис. В конце концов она повернулась к Ральфу и сказала:
— Конечно, вижу. А теперь почему бы вам с ней не отправиться по вашим делам? — Ладно. Расстались друзьями? — Как хотите, — буркнула Зои, но так и не взглянула на него.
Когда Ральф догнал Лоис, он увидел, что ее аура стала прежней, более расплывчатой формы, но была намного ярче, чем раньше.
— Устала, Лоис? — мягко спросил он.
— Нет. Кстати говоря, теперь я чувствую себя отлично. Пошли.
Он начал открывать дверь перед ней, а потом застыл:
— Ты взяла мою ручку?
— Черт, нет… Наверное, оставила ее на столе.
Ральф вернулся к столику. Под его посланием Лоис торопливой скорописью приписала:
В 1989 году вы родили ребенка и отдали его на усыновление. Приют Святой Анны в Провиденсе, штат Род-Айленд. Зои, пойдите к врачу, пока не поздно. Это не шутка. И не фокус. Мы знаем, что говорим.
— Ну и ну, — сказал Ральф, догнав ее. — Это напугает ее до смерти.
— Если она отправится к врачу до того, как у нее лопнет печенка, мне наплевать.
Он кивнул, и они вышли на улицу.
6
— Ты узнала про ее ребенка, нырнув в ее ауру? — спросил Ральф, когда они шли по усыпанной листвой парковочной площадке.
Лоис кивнула. За стоянкой вся западная сторона Дерри сверкала ярким калейдоскопом цветов. Он возвращался — сильно, теперь очень сильно, — этот потаенный свет, струившийся вверх и вверх. Ральф вытянул руку и коснулся кузова своей машины. Дотрагиваться до него было все равно как пробовать на вкус густую микстуру от кашля с ликерной добавкой.
— Не думаю, чтобы я забрала очень много от ее… ее штуковины, — сказала Лоис, — но это было так, словно я проглотила ее всю.
Ральф вспомнил, что он читал не так давно в каком-то научном журнале.
— Если каждая клетка в нашем организме содержит полный срез информации о том, как мы сделаны, — сказал он, — то почему бы каждой частичке чьей-то ауры не содержать полной светокопии того, что мы есть?
— Звучит как-то не очень научно, Ральф.
— Пожалуй, не очень.
Она стиснула его ладонь и улыбнулась:
— Однако все-таки похоже на правду.
Он усмехнулся в ответ.
— Ты тоже должен взять немного, — сказала она. — Это по-прежнему кажется мне неправильным — вроде воровства, — но если ты не сделаешь этого, думаю, заснешь прямо на ходу.
— Как только смогу. Сейчас я только хочу поскорее оказаться в Хай-Ридж.
Однако стоило ему сесть за руль, как его рука отдернулась от ключа зажигания, как только он дотронулся до него.
— Ральф? В чем дело?
— Ни в чем… Во всем. Я не могу так вести машину. Мы врежемся в телеграфный столб или въедем в чью-нибудь гостиную.
Он глянул в небо и увидел одну из тех громадных птиц — на сей раз прозрачную, — сидевшую на тарелке спутниковой антенны, установленной на крыше дома напротив стоянки. Тонкая лимонного цвета дымка поднималась от ее сложенных доисторических крыльев.
Ты действительно видишь ее? — с сомнением спросила какая-то часть его разума. Ты уверен в этом, Ральф? Ты правда уверен?
«Еще как вижу. К счастью или к несчастью, но я ее вижу. Хотя если даже когда-нибудь и бывает уместно видеть такое, то явно не сейчас».
Он сосредоточился и услышал уже знакомый внутренний щелчок в глубине мозга. Птица исчезла, как образ призрака на телеэкране. Тепло мерцающая палитра красок, раскинувшихся в утреннем воздухе, утратила резонанс. Ральф продолжал воспринимать эту иную часть мира достаточно долго, чтобы увидеть, как цвета сливались друг с другом, образуя яркую серо-голубую пелену, которую он впервые увидел в тот день, когда зашел в «От обеда до заката» с Джо Уайзером выпить кофе и съесть пирог, а потом пелена тоже исчезла. Ральф ощутил почти непреодолимое желание свернуться в клубок, подложить руку под голову и заснуть. Вместо этого он начал делать долгие медленные вдохи, с каждым разом вдыхая воздух в легкие чуть глубже, а потом повернул ключ зажигания. Мотор ожил с ревом, сопровождаемым тем щелкающим звуком. Теперь он был гораздо громче.
— Что это? — спросила Лоис.
— Не знаю, — сказал Ральф, хотя полагал, что знает — или рулевая тяга, или поршень цилиндра. В любом случае, если не исправить это, у них будут неприятности. Наконец звук начал стихать, и Ральф нажал на сцепление. — Ты только толкни меня посильнее, Лоис, если увидишь, что я клюю носом.
— Можешь на меня рассчитывать, — сказала она. — А теперь поехали.
1
Закусочная «Данкин донатс» на Ньюпорт-авеню была похожа на веселую церквушку из розового сахара в окружении унылых, однообразных домов возле шоссе. Большинство из них были построены в одном и том же году — 1946-м — и теперь разваливались. Это и был Олд-Кейп, где бамперы старых машин с прикрученными проволокой глушителями и треснувшими ветровыми стеклами были утыканы наклейками вроде НЕ ВЗЫЩИТЕ, Я ГОЛОСОВАЛ ЗА ПЕРО и ВСЕГДА ПОДДЕРЖИМ НСА[65], где ни один дом не обходился без по меньшей мере одного мотоцикла, торчащего на унылой лужайке, где девчонки становятся взрывоопаснее динамита в шестнадцать лет и очень часто превращаются в толстозадых, тусклоглазых мамаш с тремя детьми к двадцати трем.