Мне будто открылся доступ ко всему, что Нелли ему сказала, будто я взломала компьютерный файл, и полилась информация. Она говорила о своём мастере, которого Эвери никогда не видел. Мастер настоящий, не то что Малькольм. Мастер знает, как охотиться, как пить кровь, как быть истинным хищником. Эвери пытался от неё отделаться, но она не отцеплялась. Эта мысль привела к воспоминанию о Нелли и другой женщине-вампире. Та вампирша была похожа на Нелли как сестра, если не как близнец. Её звали Надин, и она была намного моложе и намного слабее. Но они были похожи, и когда я это увидела, я увидела, что они похожи на Эвери. Те же мягкие каштановые волосы, тот же нежный овал лица, светло-карие глаза. Они могли быть родными братом и сёстрами. Надин и Нелли стали ссориться после секса с ним — Надин не хотела делить Нелли постоянно ни с кем.
Эвери под каким-то предлогом снова порвал с ними, но Нелли в тот вечер появилась в клубе, и с ней была Моргана, и они сделали ему предложение, и он не отказался. Я ощущала его чувство вины — оно было настоящим. Он очень много нарушил церковных правил — клуб, стриптизерша, а Нелли опасна, это он знал, не знал только, насколько опасна.
Он пил от этой женщины, из её шеи, потом у них с Нелли был секс. Он решил было, что вечер окончен, но Нелли стала приставать к другой женщине. Она хотела, чтобы он пил из её бедра. В самом интимном месте. И что-то в этой мысли его перепугало. Может быть, выражение глаз вампирши. Приглушённо-карие глаза, но мы оба увидели в них что-то твёрдое, и он знал, что должен встать и уйти, иначе она его уговорит на что-то… на все.
Он схватил одежду, выбежал из спальни, оделся в гостиной и оставил Моргану живую и довольную в кровати с Нелли. Он пошёл в церковь, лёг в один из гробов, которые стоят в подвале на случай необходимости. И собирался рассказать Малькольму о Нелли и её страшноватом предложении, о мастере вампиров, который знает, как надо охотиться. О Мастере, который на самом деле набирает членов церкви в свою страшноватую группу. Но Эвери хотел подождать до конца службы, а тут пришла я, и планы переменились.
Я оторвалась от поцелуя, как выныривают на поверхность пруда, быстро и сильно, пробыв под водой слишком долго. Прерванный поцелуй вырвал у меня стон, и мы с расстояния в несколько дюймов взглянули в расширенные глаза друг друга. Если бы я могла думать ясно, я бы попыталась добыть ответ на следующий вопрос тем же способом, прикосновением и вампирскими фокусами — или это некромантские фокусы? Как бы там ни было, а смотреть в лицо незнакомца с нескольких дюймов и видеть на нем выражение, очень похожее на обожание, для меня было слишком. Жан-Клод, может, к этому привык, но я нет, и я сделала то, что всегда делаю, когда меня пугает какая-то новая метафизика. Я прибегла к ординарному и человеческому поступку.
— Сегодня есть в церкви кто-нибудь, кто связан с Нелли и её мастером? — спросила я вслух.
— Да, — ответил он, ещё не обретя голос после поцелуя, — Иона. Нелли сказала, что Иона видел её мастера, и мастер ему понравился. Она предлагала нам быть втроём — Иона, она и я. Я отказался.
Я все ещё была с ним в контакте настолько, чтобы понять: последние слова были самооправданием. Смысл, конечно, был в том, что он не лёг бы в кровать с другим мужчиной, даже если в этой же самой постели будет женщина. Если он думал, что так поднимется в моих глазах, то ошибся. Мне нравятся мужчины, достаточно уверенные в своей мужественности, чтобы делить меня с другим мужчиной. На самом деле, в последнее время это стало почти необходимым условием, чтобы со мной встречаться.
Эвери хмурился, глядя на меня, будто что-то из моих мыслей до него дошло. Но у меня не было времени тревожиться на эту тему, потому что Зебровски заорал:
— Он убегает!
Я успела вскочить на ноги и увидеть, что один из вампиров прыгает по спинкам скамей. Он едва касался ногами дерева, перепрыгивая все дальше и дальше. Почти левитация, но не совсем. Он ещё не умел летать. Я люблю молодых — их ловить легче.
Летать он не умел, и потому к окнам не рвался. Я не стала гнаться за ним, а бросилась по проходу у дальней стены. Там была дверь, ведущая в притвор. Летать он не умеет, ему нужна дверь.
Пистолет я уже достала, на ходу сбросила предохранитель и загнала патрон в камеру. Вампир спрыгнул с последней скамьи и приземлился на пол легче воздуха. Шагнул к дальней двери, и тут я заорала:
— Стой, а то стреляю!
Пистолет я направляла на него двумя руками. Это нелегко — идти вперёд и держать объект на мушке, но я была дальше от него, чем хотелось бы мне быть в переполненной церкви. Да, штатские послушно собрались с одной стороны, но пуля — штука упрямая, и если спустить курок, во что-нибудь она да попадёт. И я хотела быть поближе, чтобы, спуская курок, никого не подвергать опасности. Конечно, когда достали пистолеты, народ заметался в панике. Обычно это бывает быстрее, но по какой-то странной причине я оказалась в дальнем проходе, и выстрел мне никто не загораживал, пока толпа с криком не стала метаться и рассыпаться. И кое-кто стал рассыпаться совсем не туда, куда надо. Вдруг между мной и преследуемым вампиром оказалась вопящая толпа штатских.
— Ложитесь, мать вашу, ложитесь! — закричала я. — Держите его, черт побери!
Он добрался до двери, поскольку я не могла стрелять.
Но прямо за ним оказались двое вампиров. Двое из тех, кто были в проходе. Это я была виновата, когда крикнула держать его? Или просто это добропорядочные граждане? Один хрен, блин.
Я стала пробиваться сквозь вопящую толпу, за мной шёл Зебровски, Маркони и Смит — прямо за ним. Ствол я направила в потолок. Штатские кричали, видя пистолеты, видя меня. Кричали, потому что могли кричать.
Я слышала, как Зебровски у меня за спиной давал постовым у задней двери описание нашего подозрительного вампира. Мы уже почти прошли через толпу паникующих штатских, и тут я услышала иной вопль, перекрывающий высокий визг. Мужчины вопят, но не визжат. Высунувшись из-за двери как можно меньше, я выставила ствол. Нет, я не стала стоять столбом посреди дверей, подставляя себя под выстрелы — это в кино красиво, а в жизни надо прятаться за укрытием. О героическом виде можно беспокоиться потом, если выживешь.
В конце коридора шла драка. Наши штатские, один тёмный, один светлый, поймали нашего бандита. И вроде бы побеждали. Они повалили его на землю, хотя темноволосый штатский тоже лежал на земле. Я вышла из-за двери, держа рукоять двумя руками, Зебровски сразу за мной с криком:
— Полиция! Никто ни с места!
Штатские остановились посреди драки, будучи законопослушными гражданами. А законопослушные граждане выполняют распоряжения полиции. Это была всего лишь секунда — они ослабили хватку и оглянулись на нас. Этого хватило, поскольку они отвернулись от преступника, а он, преступник, на нас оглядываться не стал и драться не прекратил. В конце концов, терять ему было нечего. У меня уже есть ордер на его ликвидацию.
Двое вампиров прижимали его к земле, но когда они остановились, один из них, должно быть, ослабил хватку — чуть-чуть. Я увидела, как в руке бандита что-то серебряно мелькнуло.
— Нож! — крикнула я, но было поздно.
Лезвие ударило темноволосого в грудь. Что-то в этом ударе потрясло блондина, потому что он рухнул на колени рядом с другом. Может быть, он думал, что бандит уже у нас на прицеле. Он потянулся к упавшему товарищу, и если бы бандит поступил обыкновенно — вскочил и бросился к двери, он подставился бы под верный выстрел. Но вместо этого он широко распахнул дверь ударом и полувыполз, полувыкатился в неё. Двое штатских загородили нам выстрел намертво.
— Блин! — заорала я и бросилась бегом.
Глава шестьдесят седьмая
Мы перекрыли дальнюю дверь — Зебровски сверху, я снизу. Маркони и Смит за нашими спинами просматривали сектор. Мы оказались в зале собраний, и посреди всех этих длинных столов был тот вампир. Кожаной курткой он закрывался от пылающих крестов наших постовых. У них у каждого в одной руке был пистолет, в другой крест, как держат фонарь, так что они могли держать пистолет двуручной хваткой, не выпуская креста. Обучение даром не прошло.
