Ещё через секунду ему в грудь упёрлись две тяжёлые лапы, крепко прижимая к стене. Когти медленно рассекали плоть, вдвигаясь в тело. Смерть была близко, её дыхание касалось глаз крепыша, вдруг понявшего, за что ему приходится так расплачиваться...
Клыки сомкнулись на его шее в тот момент, когда один из когтей достиг сердца. Тело слабо трепыхнулось, и голова покатилась по земле, широко раскрытыми глазами глядя в ночное небо…
…Курмин вынырнул в холодный воздух января из очередного наваждения, занявшего, судя по всему, какие-то крохи времени.
- Ну, чего, задрот горбатый? - Человек-гора продолжал трясти деньгами около лица Михаила. - Давай, заработай хоть раз честно, всю жизнь потом вспоминать будешь…
- Да пошёл ты! - Курмин размахнулся пакетом с покупками и попытался ударить толстого.
Он никогда не умел драться, и удар вышел попросту никаким.
Толстый увернулся, а потом, резко подавшись вперёд, правой ладонью всем весом пихнул Михаила в грудь. Курмин отлетел метра на два назад, упал. Пакет порвался, покупки разлетелись по снегу. Бутылочка с коньяком стукнулось о бетонное ограждение парковки. Стекло треснуло, и снег в этом месте стал цвета янтаря. Позвоночник снова отозвался болью, Михаил застонал, ворочаясь на промёрзлом асфальте.
- Давить вас всех, гнид, чтобы людям жить не мешали… - Толстый настороженно зыркнул по сторонами (не бежит ли кто на помощь этому уроду?), развернулся и быстро пошёл на парковку.
Курмин принялся подниматься. Получалось плохо, позвоночник болел, вдобавок, он сильно ударился локтем, падая на асфальт.
- Ой, сынок, за что это он тебя так? - Появившаяся невесть откуда сердобольная бабуля, принялась помогать ему встать.
- Если б я знал…
Вернувшись домой, Михаил почти сразу же завалился спать. Позвоночник подуспокоился и не тревожил, а от пережитых впечатлений неудержимо клонило в сон.
Проснулся он к вечеру, часов через семь, когда за окнами уже окончательно стемнело. Немного полежал, пытаясь вспомнить, что же ему снилось, но так и не смог. Снова какие-то размытые образы, мельтешение не стыкующихся друг с другом эпизодов - явно не из его жизни. И даже - не из фантазий. И неизбежное присутствие тревоги. Той самой, не покидающей его сны в последнее время.
То ли рано поужинав, то ли поздно пообедав, Курмин засобирался на вечерний променад. Интернет не работал - какие-то сволочи умыкнули кабель, и отремонтировать обещали только к завтрашнему вечеру. Таращиться в «мозгомоечную машину» не хотелось, читать - тоже.
Погода, вроде бы, нормализовалась, снегопад иссяк. Неизвестно, из скольких кож вывернулись сегодня коммунальные службы, но дороги и тротуары были относительно расчищены. Курмин шёл бесцельно, не спеша, дыша морозным воздухом. А куда, собственно, торопиться? Мать с отчимом живут в отдельной квартире, перезваниваясь пару раз в неделю, а навещая раз в месяц. Курмин изредка заходил к ним в гости, но последний раз он был там пять дней назад. Потревожить их сейчас значило нарваться на расспросы категории «Всё ли в порядке?». Этого ему абсолютно не хотелось.
Михаил машинально топал вперёд, не выбирая маршрута, автоматически сворачивая в какие-то улочки и переулки. Голова опять занялась попытками распутать участившиеся в последнее время сны, эти пропитанные злой тревогой короткометражки из полусумасшедшего репертуара подсознания. Ничего не получалось. Не хватало какого-то ключика, основной частички, скрепляющей всё - в единое целое.
Сердце вдруг резануло, коротко, но довольно болезненно, скомкав мир до бьющегося сгустка, в котором находится боль. Курмин остановился, Сунул ладонь под пальто, к левой стороне груди. Пережидая, когда же утихнет эта в первый раз возникшая помеха. Тоскливая помеха, иногда напоминающая многим, что все мы в этом мире - гости, случайное мельтешение биомассы, по чьему-то капризу наделённой амбициями, эмоциями…
Полегчало довольно скоро. Нежданно появившееся неуютство в сердце испарилось, словно его и не было. Будто это был кадр одного из этих, не дающих душевного покоя снов.
Но другая проблема, явившаяся взгляду, осталась на виду и не собиралась исчезать после простого прикладывания ладони к груди. Серьёзная проблема, имеющая вид одного из самых криминализированных районов города под названием "Перевёртовка". Именно отсюда в приснопамятные девяностые вышло наибольшее количество живущих «по понятиям» личностей.
Понятно, что криминальное ремесло не располагает к долгожительству, и до нынешнего времени дожили очень немногие из «перевёртышей» - прошедшие через весь сопутствующий ремеслу негатив. В основном, приняв вид респектабельных бизнесменов-меценатов-спонсоров. Девяностые в своём беспредельном великолепии сгинули, как плешивый бес после первого петушиного крика. Но, видимо, над "Перевёртовкой" концентрация тех самых, перенасыщенных криминальным духом, флюидов была ещё довольно высока.
Здесь до сих пор не обходилось без взятых на гоп-стоп, поддавших мужичков, неважно - были они одеты в Dirk Bikkemberg или в замызганный пуховик "Мэйд ин Чайна". Трупов, практически, не было, но кровушку пускали, иногда и без особой надобности, в виде сувенира из "Перевёртовки". Появиться здесь просто так, особенно, в вечернее время суток, не имея среди "перевёртышей" ни кореша, ни родственника, способного "кинуть за тебя подписку", было почти стопроцентной гарантией неприятностей. Чтобы не забывали, в каком районе города живут самые крутые перцы.
Закусив губу от досады на самого себя, Курмин быстро осмотрелся, прикидывая, далеко ли он углубился в этот криминал-сити. Похвастаться частым посещением района он не мог, последний раз был здесь лет семь назад - даже уже и не помнил, зачем. Но довольно цепкая память подсказывала, что не всё так погано. Условная граница района, за которой можно было чувствовать себя в относительной безопасности, пролегала примерно метрах в шестистах от места, где он сейчас находился.
Ждать, когда же, наконец, появятся местные ухари и сурово поинтересуются насчёт никотина, Курмин не стал. И самым быстрым шагом, который позволяло самочувствие, направился в нужном направлении.
Пятьдесят метров, сто, двести, триста…
…три силуэта вынырнули из-за угла наперерез Михаилу, когда было пройдено чуть больше половины расстояния. До Курмина донёсся отрывок разговора, из которого он уяснил, что троицу недавно не пустили в ночной клуб, и они крайне возмущены этим обстоятельством.
«Перевёртыши» увидели Курмина, лихорадочно вспоминающего, кто из его знакомых мог иметь хоть какое-то отношение к "Перевёртовке" в сугубо "правильном" плане. Это была очень хрупкая, слабенькая - но надежда, что всё закончится благополучно. В крайнем случае - доброй порцией матюгов и пожеланием больше не видеть его "лоховскую вывеску".
