– Я не знаю.
– Лео?
– Что?
– Для меня это очень важно, потому что Гарольд мне нравится. У меня к нему двойственное чувство. Тебе когда-нибудь приходилось двойственно относиться к кому-нибудь?
– Мое чувство к нему однозначно.
– И что же это за чувство?
– Страх, – просто ответил Лео. – Мы можем пойти домой к маме-Надин и маме-Люси?
– Конечно.
Они пошли по Арапахоу. Лео продолжал играть с шариком для пинг-понга.
– Извини, что тебе пришлось так долго ждать, – сказал Ларри.
– Все о'кей.
– Да нет, действительно, если б я знал, я бы поторопился.
– Мне было чем заняться. Я нашел это у того парня на лужайке. Шарик для понг-пинга.
– Пинг-понга, – поправил Ларри машинально. – Как ты думаешь, почему Гарольд задергивает шторы?
– Чтобы никто не мог заглянуть внутрь, наверное, – сказал Лео. – Он занят какими-то тайными вещами. Он там прячется, как труп.
Они дошли до угла Бродвея и повернули на юг. Им встретился Дик Воллмен. Он приветственно махнул Ларри и Лео. Они помахали ему в ответ.
– Тайными вещами, – вслух повторил Ларри.
– Может быть, он там молится темному человеку, – небрежно обронил Лео, и Ларри дернулся, словно его ударило током.
– Ты действительно так думаешь? – спросил Ларри, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.
– Я не знаю. Но он не похож на нас. Он часто улыбается Но мне кажется, там какие-то черви у него внутри. Они заставляют его улыбаться. Большие черви, которые пожирают его мозг.
– Джо… то есть Лео…
Глаза Лео – темные, отсутствующие, китайские – внезапно прояснились. Он улыбнулся.
– Смотри, вон Дайна. Мне она нравится. Эй, Дайна! – закричал он, приветственно махнув рукой. – У тебя есть жвачка?
Дайна, занятая тем, что смазывала звездочку гоночного велосипеда, обернулась и улыбнулась. Она полезла в карман рубашки и достала пачку «Джуси Фрут». Со счастливым смехом Лео побежал к ней.
Эта мысль о белых червях за улыбкой Гарольда… как это Джо («Нет, Лео, его зовут Лео») пришла в голову такая сложная – и такая кошмарная – идея? Мальчик был наполовину в трансе. И не только он один. Сколько раз за те немногие дни, что он пробыл здесь, Ларри замечал, как кто-нибудь останавливается на улице, как вкопанный, мгновение смотрит в пустоту, а потом идет дальше? Все изменилось. Казалось, само человеческое восприятие поднялось на новый уровень.
Это было чертовски страшно.
Ларри направился туда, где Лео и Дайна делили жвачку.
В тот день Стью застал Фрэнни за стиркой на маленьком дворике за их новым домом. Она обернулась и увидела его в воротах.
– Ха-ха, очень смешно. Сколько ты там уже стоишь, красавчик?
– Пару минут. Чем это ты занимаешься? Похоже на брачный танец дикой лесной утки.
– Ха-ха. – Она посмотрела на него холодно. – Еще одна такая шуточка, и спать тебе придется на кушетке. А можешь отправляться на Флэгстафф со своим дружком Гленом Бэйтменом.
– Послушай, но я не хотел…
– Здесь, между прочим, и ваша одежда, мистер Редман. Хоть вы теперь у нас и отец-основатель, но это не мешает вам иногда пачкать трусы дерьмом.
Стью усмехнулся, а потом вынужден был рассмеяться.
– Грубовато, радость моя.
– В данный момент я не склонна к вежливости.
– Когда моя жена занималась ручной стиркой, – сказал Стью, – она пользовалась стиральной доской. Помнится, у моей матери их было штуки три.
– Я знаю, – раздраженно сказала Фрэнни. – Мы с Джун Бринкмейер обошли пол-Боулдера в поисках этой штуки, но ни одной не нашли. Прогресс ушел далеко вперед.
Он снова заулыбался.
Фрэнни уткнула руки в бока.
– Уж не пытаешься ли ты поиздеваться надо мной, а?
Улыбка исчезла с его лица, и он обнял ее.
– Ты знаешь, как я тебе благодарен за то, что ты стираешь мою одежду, – сказал он, – и я знаю, что беременной женщине лучше известно, чем ее мужчине, что ей можно делать, а что нет. Но, Фрэнни, к чему эти хлопоты?
– К ЧЕМУ? – Она посмотрела на него в недоумении. – Ну а что ты будешь носить? Будешь ходить в грязной одежде?
– Фрэнни, магазины полны одеждой. И у меня часто встречающийся размер.
– Ты хочешь сказать, что одежду надо выбрасывать, только потому что она грязная?
Он неуверенно пожал плечами.
– Ну уж нет, – сказала она. – Это старые штучки. Вроде тех коробок, куда упаковывали Биг-Маки, и одноразовых бутылок. Нет смысла начинать все сначала.
Он нежно поцеловал ее.
– Хорошо. Только следующая стирка – моя, ясно?
– Прекрасно, – сказала она лукаво. – А как скоро это будет? Когда я рожу?
– Когда мы починим электричество, – сказал Стью. – Тогда я притащу тебе самую большую стиральную машину на свете и сам запущу ее. А пока нам надо кое о чем поговорить.
– Предложение принимается. – Она крепко поцеловала его, и он ответил на ее поцелуй. По всему ее телу распространилось тепло («Не тепло, а жар, не надо стесняться, я вся горю, и так бывает всегда, когда он целует меня»), от которого напряглись ее соски, и появилась приятная тяжесть внизу живота.
– Прекрати, – сказала она, слегка задыхаясь, – а то одной беседой дело у нас не ограничится.
– Поговорим попозже.
– Одежда…
– Пусть помокнет – грязь лучше отойдет, – сказал он серьезно. Она засмеялась, и он закрыл ей рот поцелуем. Он повел ее к дому, и она удивилась, как жарко светит солнце. «Бывало ли раньше так жарко? Может быть, это ультрафиолетовые лучи? Или высота? Неужели так бывает каждым летом? Так жарко?»
Уже на лестнице он стал раздевать ее, и жаркая волна подхватила ее тело.
* * *
– А теперь садись, – сказал он.
– Но…
– Говорю тебе, садись.
– Стюарт, я туда высыпала полпачки стирального порошка. Одежда просто слипнется.
– Не беспокойся.
Она села на раскладной стульчик под навесом. Стью снял ботинки и носки и закатал брюки по колено. Когда он шагнул в таз и начал с серьезным видом топтать одежду, она захихикала.
– Хочешь провести ночь на кушетке?
– Нет, Стюарт, – сказала она покаянным тоном и снова начала хихикать… пока слезы не полились у нее из глаз и не заболели мускулы живота. Овладев собой, она спросила: – В третий и последний раз: о чем ты хотел со мной поговорить?
– Этим вечером у нас будет первое заседание, – сказал Стью.
– У меня есть две коробки пива, сырные крекеры, пепперони…
– Не о том речь, Фрэнни. Сегодня приходил Дик Эллис и сказал, что хочет выйти из комитета.
