Мысль о лете, о теплом, согревающем лицо, ветерке, о запахе нагретого тротуара и влажных колосьев, реальность всего этого, наполнила Майка энергией и словно раздвинула его грудную клетку. Так что, когда прибыл грузовик, и Майк подхватил и рассортировал газеты, вложив в некоторые из них свои записки и сунув их в отдельный карман сумки, и даже тогда, когда он уже колесил по утренним улицам, засовывал газеты в почтовые ящики, выкрикивал свое «С добрым утром!» женщинам, вышедшим за молочными бутылками, и мужчинам, направлявшимся к машинам, чтобы ехать куда-то дальше, реальность всего этого, подъемная сила лета, продолжала удерживать его на подъеме даже тогда, когда Майк прислонил велосипед к стене костела Св. Малахия и вихрем ворвался в прохладно-фимиамную сень сияющего темной позолотой храма. Это было место, которое он любил больше всего на свете.
А Дейл в тот день проснулся поздно, уже после восьми. В комнату вливался яркий солнечный свет, чуть приглушенный легкой тенью огромного вяза за окном. Через занавески лился теплый воздух. Лоуренса в комнате уже не было; зато из гостиной на первом этаже доносились лай и хохот, это его брат смотрел мультики про Хекла и Джекла, и про Раффа и Редди.
Дейл встал, заправил свою и Лоуренса кровати, натянул джинсы, футболку, чистые носки и кеды, и пошел вниз завтракать.
Сегодня мама приготовила его любимые хлопья и кексы с изюмом. Она сидела за столом веселая и оживленная, болтая о фильмах, которые будут показывать сегодня в парке во время Бесплатного Сеанса. Отец Дейла уже уехал из дому, территория, на которой он вел торговлю, охватывала целых два штата, но он должен был вернуться в тот же день к вечеру.
Из гостиной послышался голос Лоуренса, который громко призывал брата поторопиться, иначе он пропустит мультяшку про Раффа и Редди.
– Ну, это для маленьких! – крикнул Дейл в ответ. – Мне это уже не интересно. – Но сам стал есть быстрее.
– О, смотри-ка что лежало в сегодняшней газете, – сказала мать. И положила рядом с его кружкой записку.
Дейл улыбнулся при виде знакомого листочка. Он сразу узнал дешевый блокнот и аккуратный почерк Майка. Но еще раньше он узнал ужасающую грамматику своего приятеля:
ВСЕ ВСТРИЧАИМСЯ В ПЕЩЕРЕ В ДЕВИТЬ ТРИТЦАТЬ.
М.
Дейл торопливо подобрал с тарелки последние крошки кекса, гадая, что могло случиться такого важного, что всем нужно отправляться в эдакую даль. Пещера была зарезервирована ими для особых случаев – разоблачение тайн, экстренные сходки, особые слеты Велосипедного Патруля – еще тогда, когда они были маленькими и для них имели значение такие вещи.
– Надеюсь, это не настоящая пещера, Дейл? – спросила мама с ноткой легкого беспокойства в голосе.
– Не-а, мам. Ты же знаешь, что нет. Это всего лишь старая дренажная штольня за забегаловкой «Под Черным Деревом».
– Хорошо, только не забудь, пожалуйста, что ты обещал мне подстричь газон перед домом. После обеда к нам в гости придет миссис Себерт.
Отец Дьюана Макбрайда не выписывал газет, издаваемых в Пеории, он не читал ничего, кроме «Нью-Йорк Таймс», да и ту лишь изредка. Поэтому Дьюан не получил записку от Майка. Зато около девяти утра в его комнате зазвонил телефон. Дьюан не торопился подходить: их линия была спарена с несколькими соседними коттеджами, один звонок означал, что звонят Джонсонам, их ближайшим соседям, два – звонок им с отцом, три – шведу Олафсону, жившему дальше по дороге. Сейчас телефон прозвонил дважды, затем умолк, и снова зазвонил.
– Дьюан, – послышался в трубке голос Дейла Стьюарта. – Я так понимаю, что ты уже справился со своими домашними делами?
– Справился, – ответил Дьюан.
– Отец дома?
– Нет, он уехал в Пеорию купить кое-что.
Трубка на некоторое время замолкла. Дьюан прекрасно знал, что Дейл прекрасно знает, что его Старик после своих субботних поездок, называвшихся «купить кое-что», часто возвращается поздно вечером в воскресенье.
– Слушай, мы тут собираемся в пещере к половине десятого. Майк хочет что-то сообщить.
– Кто это «мы»?
Дьюан скосил глаз на свой блокнот. После завтрака он прорабатывал навыки описания главных действующих лиц. Над этим отрывком он работал с апреля и все страницы были заполнены набросками, пояснениями, вычеркнутыми абзацами и даже перечеркнутыми страницами, примечаниями, мелко набросанными на полях. Он знал, что это упражнение будет также далеко от совершенства, как и все предыдущие.
– Сам знаешь, – ответил Дейл, – Майк, Кевин и Харлен, и, может быть, Дейзингер. Не знаю. Я сам только что получил записку в газете.
– А как насчет Лоуренса?
Дьюан выглянул за окно, перед фермой расстилался океан поднимающегося зерна – почти по колено – с каждой стороны дороги, ведущей к их дому. Его мама, когда она еще была жива, запрещала сажать на передних двадцати акрах что-нибудь выше гороха. «Когда колосья вырастают, я чувствую себя отрезанной от мира, – жаловалась она дяде Арту. – Своего рода клаустрофобия». Старик подшучивал над ней, но сам и вправду сажал только горох. Но теперь Дьюан уже не помнил время, когда приход лета не означал бы постепенного выхода их фермы из остального мира. «В День Независимости – по пояс видимость» гласила старая поговорка, но в этой части Иллинойса к четвертому июля кукуруза уже достигала плеча Дьюана. А потом уже казалось, что не так зерно растет, как ферма съеживается, уменьшаясь в размерах. Дьюану было даже не видно окружную дорогу, если только он не поднимался с этой целью на второй этаж. Но ни он, ни Старик больше не поднимались на второй этаж.
– Что насчет Лоуренса? – переспросил Дейл.
– Он придет?
– Конечно, придет. Ты же знаешь, он всегда болтается с нами.
Дьюан тонко улыбнулся.
– Просто хотел убедиться, что ты не забыл о своем маленьком братике, – сказал он.
В трубке послышалось сердитое сопение.
– Слушай, так ты придешь или нет?
Дьюан подумал о той работе по дому, которая ему предстояла в этот день. Закончить все он успеет, только если начнет прямо сейчас.
– Я сегодня довольно занят, Дейл. Говоришь, не знаешь, что там Майк надумал?
– Ну, точно не знаю, но думаю, что это что-нибудь, связанное с Старым Централом. И исчезновением Тубби Кука. Сам знаешь.
Дьюан помолчал.
– Ладно, приду. В девять тридцать, значит? Чтобы успеть мне придется выйти прямо сейчас и всю дорогу бежать.
– Гос-споди, – прошипел Дейл, – у тебя все еще нет велосипеда?
– Если бы Господь хотел видеть меня разъезжающим на велосипеде, –ответил Дьюан, – думаю, сначала он бы позаботился о том, чтобы наградить меня фамилией Швинnote 8. До встречи. – И он повесил трубку, не дожидаясь ответа.
