Глава 14
Интересно, почему очкарики выглядят такими беззащитными? Может, и не все, не знаю, но тот, которого я заметила неподалеку от каменной стены замка, выглядел именно таким. Худощавый юноша в чистенькой белой рубашке с закатанными по локоть рукавами и серых фланелевых брюках неловко переминался с ноги на ногу и упорно смотрел в одну точку, куда-то за мою спину. Его взгляд горел таким восторгом, что я не удержалась и обернулась, чтобы посмотреть, что могло вызвать такие сильные эмоции у юного очкарика.
За моей спиной не было ровно ничего интересного. Если не считать Ритку, конечно. Но в данный момент она представляла собой скорее плачевное зрелище. Злая, как фурия, и одновременно обиженная, как ребенок, которого незаслуженно лишили карамельки «Чупа-Чупс», она могла вызвать сочувствие, но никак не восхищение, и тем не менее юноша, позабыв про все на свете, таращился именно на нее.
Страдания страданиями, но от Ритки тоже не укрылось восхищение во взгляде молодого поклонника. В другое время ей это польстило бы, но сейчас, чувствуя себя обманутой в лучших чувствах, она лишь недовольно передернула обнаженным плечиком. Парнишка глаз не отвел, и Ритка через некоторое время перешла к более активным действиям. А именно – бодро направилась прямиком в его сторону. Такая решительность, насколько я знала, не предвещала ничего хорошего, а потому я заспешила следом, чтобы в случае чего спасти мальчика от неправедного гнева подруги.
Ритка подошла к юноше почти вплотную и угрожающе спросила:
– Чего уставился? – От злости она заговорила по-русски и опомнилась, только заметив его растерянный, непонимающий взгляд. – Француз, – констатировала она, презрительно скривив губы, и повторила свой вопрос по-французски.
Парень, испуганный ее тоном, отступил на шаг, сжимая под мышкой довольно большую деревянную раму, и быстро-быстро заговорил. У него оказался приятный глубокий голос, неожиданный для такого худощавого тела.
Выслушав его извинения, Ритка ничуть не смягчилась и все так же резко спросила:
– Тебя не учили, что глазеть на девушку так, как это делаешь ты, – неприлично? В России за это можно и по рогам схлопотать.
– Что такое «по рогам»? – спросил парень так искренно, что даже Ритка растерялась.
– Вот и поговори с ними после этого, – проворчала она. – Таких простых вещей не понимают.
Артур, услышав Риткины вопли, тоже подошел к нам. Узнав, в чем дело, он вступился за юношу.
– Это Марк, молодой художник, – пояснил он. – Он попросил разрешения написать вид, открывающийся со стены замка, поэтому можно считать, что он мой гость.
– Такой молодой и уже художник? – не поверила Ритка. – Ну-ка покажи, что у тебя там. – Ритка мгновенно почувствовала свою власть над Марком и совершенно беззастенчиво ею пользовалась. Тот безропотно протянул ей натянутый на деревянный подрамник холст, который сжимал под мышкой все это время.
– Какая прелесть! – воскликнула я, увидев очень талантливо выполненный пейзаж.
– Я же говорил, что он очень талантлив. И вовсе не так молод, как может показаться на первый взгляд, – сказал Артур. – Впрочем, ты, Тоня, как никто другой, должна понимать, что иногда такое случается.
Он снова издевался надо мной, намекая, что я выгляжу, как школьница.
– Если таким образом ты пытаешься меня задеть, то это напрасный труд: для женщины выглядеть моложе совсем неплохо.
– Нехорошо обманывать старших, – укоризненно покачал он головой, в его глазах ясно читалась насмешка. – В действительности тебя ужасно злит, когда люди принимают тебя за старшеклассницу.
Я почувствовала, как мои щеки покраснели от возмущения.
– Если ты выбрал меня объектом для своих шуток, то придется поискать кого-нибудь другого. Мне от них не смешно.
Я повернулась, чтобы уйти, но он удержал меня за руку.
– Ты похожа на ежика. Чуть что – выставляешь дыбом все колючки, – сказал он примирительно.
– Ежики не такие уж беззащитные существа, как можно подумать, – парировала я. Артур расхохотался.
Ритка тем временем, тщательно изучив картину Марка, спросила, строго глядя на него черными, как ночь, глазами:
– Ты когда это нарисовал?
– Сегодня. Только что закончил… – Марк немного удивился вопросу.
– Он врет. Смотрите сами. – Ритка продемонстрировала нам картину, которую мы уже видели пять минут назад.
Я наклонилась к ней и прошипела:
– Ты чего к нему привязалась?
– Потому что он врет. – Ритка упрямо стояла на своем. – Может, он не художник вовсе? Может, он наводчик? Помнишь, мы обнаружили царапины на замке?
– При чем тут это?! – взмолилась я.
– При всем. Смотри же внимательнее: он говорит, что нарисовал картину только что, но сейчас день, а у него на картине ночь, да еще какая-то противная. Туман и все такое. Где ты видишь туман? – Она раздраженно ткнула рукой в безоблачное небо.
– О, я могу все объяснить! – воскликнул Марк, когда понял, в чем дело. – Я видел это раньше, я имею в виду ночь, туман и все такое… – Последние слова он повторил, в точности копируя интонацию Ритки. Услышав это, она подумала, что он издевается, и едва не набросилась на парня с кулаками.
– Прекрати! – рявкнула я.
Марк продолжал:
– Я нарисовал лунную ночь по памяти, такое бывает только раз в месяц, в полнолуние. Вы сами скоро сможете убедиться… Полнолуние наступит через пять дней.
– В день карнавала? – в один голос ахнули мы с Риткой и переглянулись.
Марк, ничего не понимая, удивленно смотрел на нас.
Артура окликнули из замка. Когда он вернулся, вид у него был озабоченным.
– Что-то случилось? – спросила я.
– Даже не знаю… Мне сообщили, что один из рабочих, тот, что вскрывал дверь часовни, найден мертвым.
– Мне кажется, скоро должно произойти что-то ужасное.
– По моему, ужасное уже случилось, – мрачно ответила Ритка. Я не заметила, что произнесла вслух то, о чем думала все последнее время. Я понимала, что мы говорим с Риткой о разных вещах. Она имела в виду «измену» Гарика и то, что по моему настоянию мы отправились домой пешком. Последнее было действительно глупо – уже смеркалось, и дорога, такая безопасная днем, теперь выглядела неуютно. Шагая по камням и рискуя в любую минуту подвернуть ногу, я пожалела о своем решении. Ритка же была просто вне себя.
Удивительно, но она действительно переживала из-за ветреного блондина. А ведь она прекрасно разбиралась в людях и не могла не заметить его – как бы это помягче выразиться – влюбчивости. Гарик обладал огромным обаянием, и любая красивая – да и некрасивая тоже – девушка на какое-то время становилась объектом его пристального внимания. Но, увы, ненадолго. Очень скоро его увлекал новый объект, а лишенная его расположения бывшая пассия оставалась ни с чем. Как же Ритка могла так обмануться? К тому же она молчала, и это было еще более странным, чем если бы она сыпала проклятиями в адрес обидчика.
