И лишь через некоторое время сообразила, что это проволока.
Кто-то натянул ее поперек лыжни.
Никто не мог предупредить Шона.
И уже через секунду он налетел на нее.
Проволока врезалась ему в горло.
И отсекла голову.
По обеим сторонам от серебристой линии растеклись красные пятна.
А я по-прежнему стояла как вкопанная, не в силах поверить своим глазам.
И все остальные тоже замерли.
Мы безмолвно застыли на краю обрыва.
Серебристая проволока обезглавила Шона.
Я видела, как его тело продолжало катиться вниз, преодолев еще несколько метров.
А голова валялась на снегу, глядя на нас мертвыми глазами.
Из нее все вытекала и вытекала кровь, окрашивавшая снег в темный цвет.
Ну вот я наконец-то и вспомнила. Вспомнила все.
И, опустившись за свой стол, уставилась на портрет Шона, вглядываясь в его серьезные глаза.
Я представляла его голову, лежащую на снегу, на чистом белом снегу. И глаза, глядевшие на нас, стоявших на холме.
Потом обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.
Но меня бил озноб. Все тело сотрясалось в конвульсиях. Мне было холодно и страшно. Как будто я вновь оказалась на склоне. И вновь глядела на эту жуткую серебристую линию. Объятая беспомощным ужасом.
Ко мне вернулись воспоминания. Ясные и четкие. И мне опять стало плохо.
Я принялась вытирать слезы обеими руками. Даже и не заметила, когда расплакалась.
Теперь мое горло лишь издавало приглушенные стоны.
Шон. Бедный Шон…
И я вспомнила еще кое-что.
Свою ссору с ним. Страшную ссору.
Я поругалась с ним. А потом он погиб.
Да, предыдущей ночью мы поссорились.
И после этого его не стало. Приехали полицейские. Мне вспомнилось то, как их синяя форма выделялась на белом снегу.
Вспомнились мрачные лица, покрасневшие от мороза. И глаза, глядевшие на меня изучающе.
А еще — вопросы. Бесконечные вопросы.
Нас всех допрашивали. Несколько часов подряд.
А что потом?
Этого я еще не вспомнила.
И все-таки я узнала достаточно.
Аарон прав — лучше бы этого совсем не помнить.
Я еще крепче обхватила себя, пытаясь унять дрожь.
И тут снова зазвонил телефон.
Это была Адриана.
— Я все вспомнила! — выпалила я. — Адриана, ко мне вернулась память! Только что!
— Представляю, каково тебе сейчас, — вздохнула она. — Осознать такой ужас!
— Да, — ответила я. Мне хотелось сказать еще много чего, но слова как будто застряли в горле.
— Нам всем пришлось несладко, — пробормотала Адриана. — И с того дня мы…
— Послушай, а эта проволока… — оборвала я ее. — Неужели кто-то планировал убийство?
После долгой паузы она ответила:
— Не знаю. И никто не знает.
— Как?! — воскликнула я. — А полиция? Неужели они ничего не выяснили?
Адриана вздохнула:
— От нас мало чего добились. Мы орали и бегали из стороны в сторону, думая лишь о себе. Лауре даже пришлось дать снотворное. А Иван чуть не сошел с ума.
— Но что же полиция… — повторила я.
— Они допросили нас. Осмотрели проволоку. Потом увезли ее в лабораторию. Но так и не выяснили, кто и почему ее натянул.
Слезы катились по моим щекам, а я больше не вытирала их, прислушиваясь к словам подруги. Кажется, она тоже заплакала.
— Я… я… я… ничего не знаю. Все так ужасно. Словно кошмарные сон.
Снова наступила пауза. Потом Адриана продолжала дрожащим голосом:
— Я до сих пор не пришла в себя. С тех пор у меня и началась бессонница. Кошмар не оставлял меня ни на одну ночь. Он повторялся снова и снова.
— Адриана, — начала я.
— Я ни на чем не могу сосредоточиться, — всхлипнула она. — Не слышу, что говорит учитель. Не могу делать уроки. И мои оценки… мои оценки…
Меня затрясло так, что я чуть не выронила трубку. Потом сжала ее покрепче.
— Адриана, — выдавила я. — Уж не думаешь ли ты, что кто-то из нас убил Шона?
— А что же тут еще думать? — крикнула она с неожиданной яростью. — Кроме нас там никого не было. Никого. Кто же тогда мог натянуть проволоку?
Проволоку.
Серебристую проволоку.
Я снова представила ее.
В самом деле, кто же еще мог натянуть проволоку?
Только мы могли убить Шона.
— Пожалуй, я приду к тебе, — сказала вдруг Адриана. — Ведь ты самая несчастная из нас. То потеряла память, то стала рисовать Шона снова и снова.
— Да, но я ничего не понимаю. Мне понадобилось слишком много времени, чтобы все вспомнить.
И тут в моем сознании вспыхнул вопрос, который я боялась себе задавать.
Почему потеряла память именно я? Почему такого не случилось с остальными?
Почему я приняла смерть Шона так близко к сердцу? Почему она произвела на меня столь сильное впечатление?
Может быть, я чувствовала вину из-за того, что мы накануне поссорились? В его последнюю ночь?
Почему? Почему?
Может быть, кто-то поможет мне найти ответ? Хотя бы Адриана.
— Да, пожалуйста, приходи, — попросила я. — Прямо сейчас.
— Бегу, — ответила она негромко и повесила трубку.
А я крепко задумалась. Мои мысли бешено крутились.
У кого были причины убивать Шона?
Кто мог желать ему смерти?
Иван? Он сам привел его к нам, потому что они дружили!.
Аарон? Лаура? Джастина?
Нет, нет. Конечно, нет.
Шон нравился всем. Буквально всем.
Я открыла дверцу шкафа, решив переодеться к приходу подруги, и достала полинявшие джинсы.
Как хорошо, что Адриана придет ко мне. Может быть, теперь мы сможем как следует все обсудить. Расставить по местам.
Для нее это тоже будет полезно. Ведь и ей досталось будь здоров. Родители затеяли мировую войну, а брат, кажется, пустил свою жизнь под откос.
За окном просигналила машина.
Я выронила джинсы и наклонилась поднять их.
Но тут увидела коричневую сумку.
— Ой! — вскрикнула я, вспомнив ее.
Именно эту сумку я брала тогда с собой.
Почему же она сейчас лежит в глубине шкафа? Неужели я забыла ее разобрать? Запихнула сюда, и все?
Я вытащила сумку из шкафа и открыла дрожащими руками.
Да она битком набита. Сверху оказалась мятые свитера и джинсы.
Да, в самом деле не разобрала.
Видимо, мне было не до того.
Я вытащила еще какие-то тряпки. Потом косметичку. И старую расческу.
А после…
— Неееет! — заорала я так, как не орала никогда в жизни. Меня захлестнула волна ужаса.
На самом дне что-то блестело. Это была туго свернутая проволока. Серебристая проволока. А еще — кусачки.
Неужели от нее откушен тот отрезок, что прикончил Шона?
