Почти сразу же импульсы света, пробивающиеся сквозь щели, стали чаще и свет стал ярче и его мозг раскололся от агонизирующего крика:
Больно! Мне бооооо…
Он двинулся прочь от сарая и пошел обратно к дому.
Он лежал долгое время без сна, ожидал, что они выйдут снова, ожидал, что его раскроют.
Отлично, я могу попробовать положить конец «превращению», подумал он. Но это не сработает, если я не попаду внутрь корабля. Смогу ли я сделать это?
Он не знал. Бобби, по-видимому, не сомневалась, но Бобби и остальные были теперь другими. О, да, и сам он также «превратился», выпавшие зубы свидетельствовали об этом, способность читать мысли тоже. Он изменил слова на экране компьютера, просто подумав о них. Но шутить с собой не было смысла; он был далеко вне конкурса. Если Бобби выживет после путешествия на корабль, а ее старый приятель Гард упадет замертво, обронит ли кто-нибудь из них, включая саму Бобби, слезу? Он так не думал.
Может, это то, чего они хотят. Включая Бобби. Чтобы ты вошел внутрь корабля и от мощных гармонических радиоизлучений твой мозг раскололся бы на части. Это избавило бы Бобби от угрызений совести. Убийство без слез.
То, что они настаивают на том, чтобы избавиться от него, уже не вызывало у него никаких сомнений. Но он думал, что Бобби — старая Бобби — позволит ему прожить достаточно, чтобы увидеть внутренности странной штуковины, над откапыванием которой они трудились так долго. По крайней мере так чувствовалось. И, наконец, это не имело значения. Если убийство было тем, что планировала Бобби, реальной защиты не было, ведь верно? Он должен был войти внутрь корабля. Если он этого не сделает, идея его, безумная без всякого сомнения, не имела ни одного шанса на успех.
Надо попробовать, Гард.
Он решил попробовать, еще пока они были внутри, и, возможно, это будет завтра утром. Теперь он подумал, что, может быть, ему следует протолкнуть свою удачу еще дальше. Если он будет действовать в соответствии с шумом и скандалом, что, как он предполагал, нужно назвать «оригинальным планом», не будет никакой возможности сделать что-нибудь для маленького мальчика. Мальчик должен был появиться в первую очередь.
Гард, он, возможно, уже мертв.
Может быть. Но старик так не думал; старик думал, что маленького мальчика еще можно спасти.
Один ребенок не имеет значения — по сравнению со всеми остальными. Ты знаешь это тоже — Хэвен похож на большой атомный реактор, который готов для аварии. Содержимое плавится. Отчекань фразу.
Это было логично, но это была логика банкомета. Точнее, логика убийцы. Логика энергетика Теда. Если бы он хотел играть таким образом, он бы и не беспокоился даже.
Ребенок имеет значение, или вообще ничего не имеет значения.
И может быть, так ему удастся спасти даже Бобби. Он так не думал; он думал, что Бобби зашла уже слишком далеко для спасения. Но он попытается.
Шансы неравны, Гард, старина Гард.
Конечно. На часах минута до полуночи., и мы принимаемся считать секунды.
Размышляя об этом, он погрузился в темноту сна. Кошмары следовали один за другим, где он плавал в прозрачной зеленой ванне, привязанный толстыми коаксиальными кабелями. Он пытался кричать, но не мог, потому что кабели выходили у него изо рта.
Укрывшись в чрезмерно украшенной «Баунти Таверн» — потягивая долларовый «Хейникен» и смеясь над Дэвидом Брайтом, который потонул в пучине пошлого юмора, и как раз заканчивая сравнение Джона Леандро с приятелем супермена Джимми Ольсеном, — Леандро колебался. Ему бесполезно рассказывать что-либо другое. Он в самом деле колебался. Но дальновидные люди всегда должны были терпеть колкости насмешек, и не один был сожжен или распят или вздернут на инквизиторской дыбе на пять-шесть дюймов за свою дальновидность. Выслушивать за пивом в «Баунти» колкости Брайта на тему «а как работают секретные наручные часы нашего супермена?» вряд ли было самым страшным, что с ним могло случиться.
Его отпуск начался в прошлую пятницу, он надеялся съездить в Хэвен в тот самый день. Но он жил со своей овдовевшей матерью, и она так рассчитывала, что он отвезет ее в Новую Шотландию повидаться с сестрой, так она сказала, но если у Джона есть какие-то обязательства, то почему бы и нет, она все понимает; в конце концов она стара и, вероятно, уже не очень интересна, просто она та, кто готовит ему еду и стирает ему белье, и это прекрасно, поезжай Джонни, поезжай и поймай свою сенсацию, я только позвоню Меган по телефону, может, через неделю или две твой двоюродный брат Элфи привезет ее сюда повидаться со мной. Элфи ведь так добр к своей матери, и т. д., и т. п. до бесконечности.
В пятницу Леандро отвез мать в Новую Шотландию. Конечно, они задержались и к тому времени, когда они вернулись в Бангор, суббота была потеряна. Что до воскресенья, то это плохой день, чтобы начинать какое-нибудь дело.
Воскресенье всегда оставляло о нем чувство возвышенности. И изнуренности.
Итак в понедельник, 15 августа, перед тем, как Леандро наконец бросил свои любимые желтые блокноты, свой магнитофон «Сони», свою камеру «Никон» и сумку с принадлежностями, полную пленок и разных объективов, на переднее сиденье своего подержанного «Доджа» и приготовился выехать в Хэвен… и надеялся он на журналистскую славу.
День был тихим и приятным, очень теплым, но при этом без той ужасающей жары, которая стояла последние несколько дней. Это был день, который любой человек в мире запомнил бы навсегда. Джонни хотел, чтобы что-то произошло, но он забыл или никогда не слышал старой пословицы, которая гласит: «Бог говорит: бери все, что хочешь… и плати за это».
Он завел «Додж» и начал отъезжать от края мостовой.
— Не забудь обед, Джонни! — окликнула его мать. Она, запыхавшись, подбежала к нему, держа в руке коричневый бумажный мешок. Большие масляные пятна уже расплылись по коричневой бумаге; еще в начальной школе любимыми сэндвичами Джонни были болонские — с ломтиками бермудского лука и вессоновского масла.
— Спасибо, мамочка, — сказал он, высунувшись и беря сумку, и поставил ее на пол. — Хотя и не стоило тебе беспокоиться. Я мог бы перехватить где-нибудь гамбургер…
— Я тебе тысячу раз говорила, — сказала она, — ни в коем случае не заходи в эти «придорожные загрызочные», Джонни. Ведь ты не знаешь чистая у них кухня или нет.
— Ма, я должен еха…
— Ты ведь не можешь увидеть микробы, — сказала она. — Ты ведь знаешь, повара могут быть грязными. Они могут не мыть рук после туалета. У них под ногтями может быть грязь и даже экскременты. Понимаешь, не хотелось бы это обсуждать, но иногда мать должна проинструктировать своего сына. Поев в такой столовой, можно очень, очень заболеть.
