В дрожащей темноте они беспомощно смотрели друг на друга.
Из дневника Франни Голдсмит
6 июля 1990 г.
После непродолжительных уговоров мистер Бейтмен согласился пойти с нами. Он сказал, что после всех его статей («я писал их, используя громкие слова, так что никто и не догадается, насколько они просты по своей сути», — сказал он) и двадцати нудных лет преподавания социологии он решил, что не может отвергнуть выпавшую ему возможность.
Стюарт захотел узнать, какую возможность Глен имеет в виду.
— Я думаю, что и так все ясно, — заметил Гарольд в своей НЕВЫНОСИМО РАЗДРАЖИТЕЛЬНОЙ манере (иногда Гарольд бывал очень милым, но он мог быть и настоящим злюкой, а сегодня он был именно таковым). — Мистер Бейтмен…
— Пожалуйста, называй меня Гленом, — очень спокойно сказал он, но по тому, как Гарольд взглянул на него, можно было подумать, что тот обвинил его в некоей социальной болезни.
— Глен, как социолог, в первую очередь видит возможность лично изучить формирование нового общества, так я считаю. Он хочет проверить, насколько теория совпадает с практикой.
Чтобы длинный рассказ сделать короче, скажу, что Глен (которого с этого места я так и буду называть, раз ему нравится такое обращение) согласился, мол, отчасти так оно и есть, но добавил:
— У меня есть также определенные теории, которые я записал, и я надеюсь проследить, подтвердятся они или нет. Я не считаю, что человек, восставший из пепла супергриппа, будет таким же, как и человек, вышедший из истоков Нила с кольцом в носу и с женщиной, которую он таскает за волосы. Это одна из моих мыслей.
Стью в своей обычной спокойной манере заметил:
— Это потому, что все лежит вокруг, ожидая, чтобы его снова подобрали. — Он был таким хмурым, произнося эти слова, что я удивилась и даже Гарольд как-то странно посмотрел на него.
Но Глен просто кивнул и сказал:
— Это правильно. Технологическое общество ушло с поля, образно говоря, но оно оставило после себя баскетбольные мячи. Придет кто-то, кто помнит правила игры, и научит оставшихся. Довольно-таки изящно, не правда ли? Я должен буду записать это позднее.
(Но я записала это позже сама — на тот случай, если он позабудет. Кто знает?)
Итак, Гарольд сказал:
— Вы говорите так, будто считаете, что все начнется снова — гонка вооружений, загрязнение окружающей среды и так далее. Это еще одна из ваших теорий? Или вывод из предыдущих?
— Не совсем так, — начал было Глен, но, прежде чем успел что-то добавить, Гарольд подбросил собственную кость. Я не смогу пересказать все слово в слово, потому что, волнуясь, Гарольд говорит слишком быстро, но то, что он говорил было важнее того, как он это делал, даже если он и был не слишком высокого мнения о других людях. Он все же не считал их такими уж непроходимыми тупицами. Он высказал мысль, что в данное время должны быть выработаны определенные законы. Никто не должен иметь преимущества в обладании ядерным оружием и всеми такими прочими вещами. Я действительно помню одно, сказанное им, потому что это был очень живой образ: «Только лишь потому, что Гордиев узел был разрублен для нас, нет никаких причин снова завязывать его».
Я понимаю, что он только искал повода для спора — одной из причин, делавшей Гарольда не очень приятным в общении, была та радость, с которой он выказывал свою эрудицию (конечно, он действительно много знает, невозможно отнять это у него. Гарольд просто вундеркинд), — но Глен только ответил: «Время покажет, ведь так?»
Все это закончилось около часа назад, а теперь я сижу в спальне наверху, рядом со мной на полу лежит собака. Отличная собака! Здесь довольно-таки уютно, напоминает мне мой дом, но я пытаюсь поменьше думать о доме, потому что от этого мне хочется плакать. Знаю, это звучит довольно глупо, но мне действительно хочется, чтобы кто-то согрел со мной эту постель. У меня даже есть кое-кто на примете.
Выбрось это из головы, Франни!
Итак, завтра утром мы отправляемся в Стовингтон, и я знаю, что Стью не очень-то нравится эта идея. Он боится этого места. Мне очень нравится Стью. Ах, если бы Гарольд хоть немного лучше относился к нему! Гарольд только обостряет обстановку, но, я думаю, что виной всему его непримиримый характер.
Глен решил оставить здесь Кина. Ему очень грустно делать это, хотя у собаки не будет особых проблем с добычей пропитания. И все же делать нечего, если только мы не найдем мотоцикл с коляской, но и тогда бедная собака может испугаться и выпрыгнуть. Пораниться или разбиться насмерть.
В любом случае завтра мы выезжаем.
Не забыть: У «Техасских рейнджеров» (бейсбольная команда) был подающий мячи по имени Нолан Райан, который проделывал на поле просто невозможные вещи. И еще были такие телекомедии со вставками смеха — это была запись, звучавшая в смешных местах, предполагалось, что так интереснее смотреть. Люди привыкли покупать, замороженные торты и пирога в супермаркетах, их нужно было только разморозить и съесть. Лично я больше всего любила клубничный торт Сары Ли.
7 июля 1990 г.
Не могу писать очень долго. Весь день ехали на мотоцикле. Зад у меня теперь как гамбургер, а спина будто побита камнями. Прошлой ночью мне опять снился тот ужасный сон. Гарольду тоже снился тот? Мужчина? и это чертовски расстроило его, потому что он не может объяснить, как это нам обоим может сниться один и тот же сон.
Стью говорит, что ему продолжает сниться сон о Небраске и о старой негритянке, живущей там. Она продолжает говорить, что он обязан навестить ее. Стью считает, что она живет в городке под названием Холланд Хоум, или Хоумтаун, или что-то вроде этого. Говорит, что он может разыскать ее. Гарольд смеется над ним и пускается в пространные разглагольствования о том, что сны — это психо-фрейдистские проявления того, о чем мы не смеем даже подумать, когда не спим. Стью злился, мне кажется, но сдерживался. Я так боюсь, что эта неприязнь между ними может перейти в открытую вражду. Я НЕ ХОЧУ, ЧТОБЫ ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ!
И все же Стью сказал: «А как же насчет того, что вам с Франни приснился один и тот же сон?» Гарольд пробормотал что-то насчет совпадения и замял тему.
Стью сообщил Глену и мне, что он хочет, чтобы после Стовингтона мы отправились в Небраску. Глен пожал плечами и сказал: «А почему бы и нет? Куда-то же нам нужно ехать».
Гарольд, конечно, станет возражать, хотя бы из принципа. Черт тебя побери, Гарольд, когда ты, наконец, повзрослеешь!
