— Шерстобитов пропал, — шепотом пояснил Артем.
— Как — пропал? Когда? Ночью?
— Ну, не совсем ночью, так, под утро. Спускайся, только пока Леру не буди. Решим, что делать, тогда и скажем.
Заботится, — подумала Варвара. Уж такая она у нас нежная…
Варвара выбралась из спальника, поспешно натянула свитер, пригладила пятерней взъерошенные волосы.
— Ладно, — она пошарила в наружном кармане рюкзака в поисках расчески, — Ты иди, я сейчас…
Анджей и Меланюк уже сидели за столом. От плиты тянуло жаром, но комната все равно почему-то казалась нежилой. И даже больше, чем раньше.
Артем возился в сенях, все время что-то роняя — рюкзак собирает, подумала Варвара.
— Доброе утро, — автоматически произнесла она, спускаясь по лестнице.
— Не сказал бы, — Меланюк явно провел плохую ночь; глаза красные, воспаленные, он тер их рукой, словно пытаясь проснуться…
— А Пудик где? — спросила Варвара.
— Пошел к Угрюмовым. Ружье одалживать. На всякий случай.
— А который час?
Анджей бросил рассеянный взгляд на запястье и отвернулся.
Всегда мне приходится по нескольку раз переспрашивать…
— Восемь двадцать, — сказал Меланюк.
— Рано же еще. Может, он, как вчера — просто затемно вышел?
Наверняка из-за той пленки, подумала Варвара, хотел опять отснимать свои невидимые сущности…
— Это все из-за той пленки, — тут же пояснил Меланюк.
— Я и говорю, — согласилась Варвара, хотя ничего такого не говорила.
Но Меланюк имел в виду совсем другое.
— Он решил, что кто-то из наших вчера ее уничтожил. Нарочно.
Варвара пожала плечами.
— Это глупо, по-моему.
— Тем не менее. Поэтому он и пошел один. Сказал, что никому больше не доверяет.
— Ну, так он просто вернется попозже… Почему вы думаете, что он пропал?
— Анджей его видел, — пояснил Артем, высовываясь из сеней.
— То-то и оно, что не видел, — с досадой отмахнулся Анджей, — я проснулся, он собирается, ну, думаю, надо с ним. Уж очень обижается. Да еще эта пленка…
Ага, подумала Варвара, бунт подавлен в зародыше.
— Догнал его во дворе. А он говорит — возвращайся. Запретил сопровождать.
— А почему? — спросил Меланюк.
— Да из-за собаки Баскервилей этой дурацкой! Информационный сгусток, мол, не терпит, когда его боятся — ну, вы же знаете, какие у него идеи…
— И вы так вот бросили его и пошли домой? — брезгливо спросил Меланюк.
— Нет, я ж не настолько… подождал немного, и тихонько пошел за ним. Чтобы он не заметил.
— Ну?
— Какое-то время он держался впереди. Я слышал, как кусты трещат. Потом все стихло… Я боялся себя выдать, затаился, но он так и не показался. Тогда уж я начал звать его. Он не ответил. Побежал. Никого — он словно испарился. Я еще полчаса рыскал кругами, прибежал домой…
— Где это было?
Вот и стал он формальным лидером из неформального, наконец-то, — подумала Варвара.
— У того озера.
— В трясине он утонуть не мог? — предположила Варвара.
Провалился сразу, и все! — с замиранием подумала она, — даже крикнуть не успел.
— Там, вроде, не видно было трясин никаких.
— Если не видно, это не значит, что их нет, — сказал Меланюк, — бывают такие ямы, наполненные водой… В общем, собираемся и выходим. Все вместе. Никто дома не остается, ясно?
Анджей явно мялся, медлил, но потом выпалил, словно пересилив себя:
— А что, если это действительно пришельцы? А мы помешаем?
— Если из-за этого человечество упустит свой шанс, значит, так тому и быть… не в первый раз. Собаку привел, Саша?
— Да, — Пудик вошел в горницу, держа на веревке смущенного Бардака. Тот поджимал хвост и пытался ускользнуть обратно, — еле высвистел. Он у причала в лодочном сарае прятался, выходить не хотел.
— И правильно делал. В инспекции есть кто-то? Из мужчин?
— Иван с островов вернулся, — Пудик откинул капюшон штормовки, — и ветеринар с ним.
— Одностволку ты взял?
— Нет.
— Жаль. Я думал, Иван все-таки отдаст.
— А нету одностволки, — охотно пояснил Пудик, размачивая в чае сухарь, — ее еще вчера Федор забрал.
— А Федор где?
— А хрен его знает!
— Что ж… так или иначе — нужно прочесать лес. Доброе утро, Лера. Собирайте, девочки, поесть чего-нибудь, только быстренько, и выходим. Анджей, там какие-то вещи Вадима остались?
Наверняка, вонючие носки, подумала Варвара, виновато одергивая себя.
— Его что, обучали по следу ходить? — Анджей недоверчиво покосился на дрожащего Бардака, который совсем уж увел хвост под брюхо, — какой смысл?
— Это лайка. Умение идти по следу у нее врожденное.
— Да он не хуже тебя все понимает, — вступился Пудик за жавшегося к его колену Бардака.
Лера молча оглядывала собравшихся. За ночь, к ужасу Варвары она стремительно поблекла, словно иная, глубинная женственность, торжествовавшая здесь, высосала соперницу досуха, превратила в тень, призрак, говорящую куклу.
На нее избегали смотреть.
Один Артем ничего не замечал.
— Шерстобитов пропал, — милосердно объяснил он, — выходим на поиски. Ты это… оденься потеплее.
— Я не пойду, — вдруг быстро сказала Лера, — останусь здесь!
— Все идут, — твердо сказал Меланюк, — больше дома никто один не остается.
— Это вы из-за пленок не хотите? — торопливо произнесла Лера, — думаете, я их смыла? Чтобы отомстить хоть как-то? Потому что все из-за него, все это из-за него, да? Что он привез нас сюда и все пошло не так, да?
— Ничего мы такого не думаем. Собирайся.
— Да шевелитесь же, бабы, — сказал, теряя терпение Пудик, — время тикает!
— Вот, — Анджей держал двумя пальцами мятую футболку, — специально для вашего Мухтара!
— В пакет ее надо положить, — сказал Меланюк, поднимаясь, — в пластиковый. А как выйдем на улицу, дадим понюхать. Может и получится, как знать. Все? Тогда пошли.
***
Темные фигуры бродили между стволов, то и дело пригибаясь и пропадая в подлеске…
…Бардак доверия не оправдал — понюхав подсунутую под нос майку, неуверенно вильнул хвостом, ткнулся в колени идущим и вновь пристроился рядом с Пудиком, которого явно на всякий случай решил выбрать хозяином.
— Чертова собака, — ворчал Пудик.
— Не отпускай, — сказал Меланюк, — мало ли…
— Да я не отпускаю.
Варвара тащилась следом за Артемом, который, выломав жердину, деловито шарил в густой высокой траве. Тут же шла Лера, все время оборачиваясь на дом, пока он скрылся за деревьями. Шла она, охватив плечи руками, вздрагивая, словно за шиворот капала холодная вода. Варвара поднесла руки к губам и крикнула:
— Эгэ-эй!
