Линкольн Чайлд - Реликварий

Д’Агоста просветлел – и тут же снова сделался мрачным.

– Официально? – спросил он.

– Боюсь, я могу действовать лишь полуофициально. Теперь мне дозволено более или менее самостоятельно определять сферу своей деятельности. Весь последний год я трудился над реализацией некоторых технических проектов, о которых мы можем поговорить в другое время. Если быть точным, то я получил санкцию оказывать помощь Нью-Йоркскому управлению полиции конкретно в этом деле. Конечно, мне предписано – как деликатно сказано! – “отрицать свое участие” в расследовании. На данный момент нет никаких указаний на то, что совершено преступление федерального значения. Моя беда в том, – он изящно махнул рукой, – что я не в силах быть в стороне от интересного расследования. Весьма неприятная привычка, но от неё крайне трудно отказаться.

Д’Агоста с любопытством посмотрел на спецагента:

– Так вот, значит, почему я не видел вас без малого два года? Надо думать, в Нью-Йорке была масса интересных дел.

– Не для меня, – покачал головой Пендергаст.

– Это первое приятное событие в нашем расследовании, – повернулся д’Агоста к Хейворд.

Пендергаст посмотрел на Хейворд и снова перевел взгляд на лейтенанта. Его ясные, внимательные глаза резко контрастировали с грязной кожей.

– Вы мне льстите, Винсент, – улыбнулся он. – Однако вернемся к делам. Поскольку мой внешний вид, судя по всему, оказался для вас обоих достаточно убедительным, теперь я смогу проверить его и под землей. Если вы, конечно, введете меня в курс всех дел.

– Значит, вы тоже согласны с тем, что убийство Памелы Вишер связано с убийствами бездомных? – спросила Хейворд, до сих пор подозрительно поглядывавшая на гостя.

– Согласен, как нельзя более согласен, сержант… ээ… Хейворд, кажется? – Пендергаст выпрямился и со значением добавил: – Лаура Хейворд, не так ли?

– Даже если и так – ну и что?

Пендергаст снова поудобнее устроился в кресле и негромко сказал:

– Превосходно. Позвольте мне вас поздравить с вашей недавней статьей в “Журнале анормальной социологии”. Очень интересный анализ кастовой структуры подземных жителей.

В первый раз с момента их знакомства д’Агоста увидел, как Хейворд смутилась. Лицо её залилось краской, и она отвернулась. Видимо, не привыкла к комплиментам.

– Сержант? – строго спросил д’Агоста.

– Я должна получить степень магистра в Нью-Йоркском университете, – глядя в сторону, ответила она и тут же, посмотрев ему прямо в глаза, чуть ли не воинственно добавила: – Моя диссертация посвящена проблеме насилия в подземных общинах.

– Так это же здорово! – восхитился д’Агоста, несколько удивленный её агрессивностью. Он чувствовал себя слегка обиженным. “Почему она мне ничего не сказала? Неужели она считает меня дураком?”

– Но почему вы публикуетесь в столь малоизвестном журнале? – продолжал Пендергаст. – Мне кажется, “Правоохранительный бюллетень” был бы лучше.

Хейворд негромко рассмеялась – к ней снова вернулась привычная уверенность в себе.

– Вы, наверное, шутите, – улыбнулась она.

И тут д’Агоста все понял. Этой симпатичной крошке и без того трудно работать “чистильщиком” в транспортном отделе, сформированном, как на подбор, из крутых амбалов. Если те узнают, что она пишет диссертацию о людях, которых “чистит”… Д’Агоста покачал головой, представив, каким насмешкам она подвергнется.

– Ах да, понимаю, – кивнул Пендергаст. – Что же, так или иначе, но я весьма рад знакомству с вами. Однако вернемся к делам. Мне необходимо ознакомиться с результатами анализа мест преступления. Чем больше мы узнаем о подземном мире, тем скорее сумеем найти его. Или их. Ведь он, кажется, не насилует свои жертвы, не так ли?

– Нет. Ничего подобного.

– Не исключено, что он фетишист. Он – или они, – судя по всему, получают удовольствие от своих трофеев. Нам следует поднять досье на всех бездействующих ныне серийных убийц и на лиц, склонных к подобным поступкам. Кроме того, думаю, было бы полезно проверить базу данных о всех жертвах, с тем чтобы попытаться выяснить общие черты. Неплохо бы сделать то же самое и в отношении пропавших без вести. Мы должны искать все точки совпадения, даже самые незначительные.

– Я займусь этим, – сказала Хейворд.

– Великолепно. – Пендергаст поднялся и подошел ближе к столу. – Теперь, если мне будет позволено взглянуть на досье…

– Прошу вас, сядьте, – взмолился д’Агоста. – Ваша маскировка чересчур убедительна, если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Конечно, понимаю, – рассмеялся Пендергаст, возвращаясь в кресло. – Убедительна до отвращения. Сержант Хейворд, вас не затруднит передать мне документы?

Марго заняла место в огромном зале Линнея, расположенном в самом сердце старого здания Музея естественной истории, и с любопытством осмотрелась по сторонам. Строительство старого здания было завершено в 1882 году. Над стенами, обшитыми темными дубовыми панелями, возносились ввысь арки. По нижнему краю купола шел резной фриз: Эволюция во всем её эволюционном величии, начиная от изящно исполненных одноклеточных и кончая большой фигурой Человека.

Марго посмотрела на Человека во фраке, в цилиндре, с прогулочной тростью. Прекрасный памятник раннедарвиновскому представлению о ходе эволюции, как о постоянном и неуклонном движении от простого к сложному. Человек венчал процесс эволюции. Марго знала, что теперь преобладает иной взгляд на ход развития. Эволюция зависит от целого ряда случайных факторов и имеет множество тупиковых ответвлений и удивительных извращений. Доктор Фрок, сидящий сейчас неподалеку от неё в кресле-каталке, внес огромный вклад в новое понимание эволюционного процесса, выступив с теорией “фрактальной эволюции”. Биологи более не считали человека венцом творения и относили его к незначительной тупиковой ветви, не склонной к быстрому развитию подгруппы млекопитающих. С некоторой долей иронии Марго подумала о том, что слово “человек” – в его первоначальном смысле “мужчина” – тоже во многом утратило былую популярность.

Повернув голову, она покосилась на кинобудку, размещенную высоко в задней стене. Теперь старинный величественный зал был превращен в современное лекционное помещение с грифельными досками, подвижными киноэкранами и компьютеризированной аудиовизуальной аппаратурой.

Наверное, в сотый раз за день Марго задала себе вопрос, кто мог распространить информацию об участии музея в расследовании. Кем бы ни был этот человек, он определенно не знал всего – о чудовищных деформациях второго скелета, например, ничего не сообщалось. Она была рада тому, что не стала хлопотать за Смитбека. Радость возросла ещё более после того, как Марго узнала, что означают следы зубов на костях. Она с ужасом ждала доставки тела Биттермана, не сомневаясь, что новые следы только подтвердят сделанные выводы.

Громкое гудение вывело Марго из задумчивости. Огромный белый экран, опускаясь откуда-то сверху, закрывал просцениум и кулисы.

В зале, рассчитанном на двухтысячную аудиторию, сейчас сидели семеро.

Фрок тихонько мурлыкал мелодию из какой-то вагнеровской оперы, отбивая пухлыми пальцами ритм на потертом подлокотнике кресла. На его лице была маска безразличия, но Марго знала, что профессор просто кипит от негодования. Протокол требовал, чтобы о результатах исследования докладывал главный судмедэксперт Брамбелл, и столь вопиющая несправедливость выводила Фрока из себя. Чуть ближе к экрану, рядом с толстенным типом в мятом мундире и двумя жутко усталыми с виду детективами из отдела убийств сидел лейтенант д’Агоста.

Свет в зале погас, и теперь Марго видела только удлиненное лицо и сверкающую лысину Брамбелла. В руке патологоанатом держал похожий на рапиру предмет – пульт дистанционного управления и по совместительству лазерную указку. Брамбелл выглядел, как оживший мертвец. Борис Карлов в лабораторном халате.

– Может быть, перейдем сразу к вещественным доказательствам? – спросил Брамбелл. Его высокий и почему-то радостный голос прозвучал сразу из всех динамиков, висящих на стенах.

Марго почувствовала, как напрягся сидящий рядом Фрок.

На экране появилось гигантское изображение кости, осветив зал каким-то потусторонним мертвенным светом.

– Перед вами снимок третьего шейного позвонка Памелы Вишер. Обратите внимание на четко различимые отпечатки зубов.

Слайд сменился следующим.

– Теперь вы видите след зуба, увеличенный в двести раз. А это – он же в поперечном разрезе. Как вы можете заметить, зуб явно принадлежит млекопитающему.

На следующей серии слайдов были представлены результаты лабораторных исследований различных костей, там же приводились цифры: давление на квадратный дюйм, необходимое для нанесения подобных деформаций.

– Нами было обнаружено более двадцати проколов, царапин или вдавливаний, оставленных зубами на костях обеих жертв, – продолжал Брамбелл. – Кроме того, на костях имеются следы, оставленные неизвестным нам тупым инструментом. Следы слишком правильные для зубов и чересчур грубые для хорошо наточенного ножа. Подобные следы характерны для примитивного топора или каменного ножа. Эти следы преимущественно наблюдаются на шейных позвонках, видимо, указывая нам способ обезглавливания. Что же касается следов зубов, то необходимое давление, – Брамбелл провел световым лучом по цифрам, – лежит в диапазоне от 500 до 900 фунтов на квадратный дюйм. Это значительно ниже нашей первоначальной оценки в 1 200 фунтов на квадратный дюйм.