Глава 8. Месть чекиста
Смерть почему-то не приходила. Не бряцал своими ключами святой Петр, молчали трубы архангелов. Платов смотрел в небо, От луны осталась только половина и участковому хотелось думать, что этот блестящий сегмент олицетворяет собой надежду.
Удавка по-прежнему болталась на шее, но сейчас Платов уже мог если не встать, то хотя бы повернуться набок. Он так и сделал. Гусев стоял рядом, повернувшись спиной.
Душителю было не до участкового. Его внимание отвлек новый персонаж ночной драмы. Со второй попытки Ивану удалось сесть, и он смог получше рассмотреть очередного гостя кладбища, становившегося слишком многолюдным.
Впрочем, термин «человек» не относился к жуткому существу, облаченному черную кожанку и замызганные сапоги. Да и искусно сделанной маской это лицо назвать было нельзя. Вместо глаз на нем зияли черные провалы, уходившие в самые глубины ада. Пряди темных волос обрамляли низкий лоб и смешивались с лоскутами пожелтевшей кожи. Горло прикрывало подобие шарфа, давно превратившегося в лохмотья. Монстр медленно шел на Душителя.
Тот широко расставил ноги и протестующе выставил вперед обе ладони.
– Так ты существуешь? Смотри-ка, старый душегуб выполз из своей норы. А я ведь чувствовал, что арендую склеп не один! Ты постоянно прятался в самых темных углах, так? Почему молчишь?!
Чудище раздвинуло почерневшие губы и издало несколько клокочущих звуков. Оно продолжало надвигаться на Гусева и тот попятился.
– Какие слова! Сколько пафоса! Уходи гнилая чурка! Твое место занял более достойный!
Вместо ответа мертвый чекист вплотную приблизился к Гусеву, обвил руками его торс, легко оторвал от земли и поднял над головой. Вой Душителя, наверное, был слышен и в Липовке. Чудовище швырнуло свою жертву на ржавую ограду, с острыми, как наконечники копий прутьями. Гусев, из груди которого тут же выросли страшные стебли, умер не сразу.
– Б-более достойный, – прохрипел он, протянул руки к луне и бессильно их уронил.
Платов был уверен, что страшный призрак примется за него, но тот даже не посмотрел в сторону участкового и степенно двинулся вглубь кладбища. Уходя все дальше, монстр словно становился меньше ростом, но когда Иван пригляделся, то понял: привидение спускалось под землю по невидимым ступеням. Вскоре на поверхности осталась только его голова, но и она через секунду исчезла.
За спиной участкового раздался тихий стон. Иван, шатаясь как пьяный, пошел к Юле.
Он попытался развязать узел, но пальцы не слушались. Попытка разорвать чулок тоже ни к чему не привела. Платов беспомощно посмотрел на Юлю и увидел, что та пытается указать глазами куда-то вниз. Спички! Иван вытащил из кармана юбки коробок и пережег черный чулок. Девушка рухнула на колени.
– Он подкрался сзади и вытащил меня из коляски, – всхлипывала девушка. – Больше ничего не помню. Что здесь произошло? Кто эта женщина?!
Оставив вопросы без ответа, Платов пошел к кустам и, опустившись на четвереньки начал ощупывать траву. Назло Ляшенко пистолет нашелся. Иван вернулся к девушке, которая, прижавшись к стволу липы, всхлипывала, и осмотрел ссадины по краям ее губ.
– Смазать надо…
– Только не зеленкой! – моментально отреагировала Юля, перестав всхлипывать.
– Водкой, водкой смажем. Пошли к мотоциклу.
– А внутрь немножко можно? – робко улыбнувшись, поинтересовалась Сизова.
– Алкоголичка!
– Толстяк!
Устало переругиваясь, они добрались до мотоцикла. Иван взгромоздился на седло только с третьей попытки.
Юля откинулась на спинку кресла коляски.
– Это ты его так?
– А кто ж еще? Никому не позволю на тебя набрасываться.
Наградой за ложь был признательный поцелуй в губы.
– Мой герой! Никогда бы не подумала…
– Плохо ты меня знаешь! – крикнул Платов уже под рев двигателя.
Прежде чем вернуться домой, он заехал к Гусеву и к большому неудовольствию Юли минут десять возился в дальнем углу пасеки. Назад он возвратился с плоским свертком и передал его девушке.
– Спрячь под сиденье.
– Что это?
– Икона.
Заметив, что девушка смотрит на сверток так, будто в нем бомба с часовым механизмом, Иван устало улыбнулся.
– Просто икона. Помнишь, ты читала мне про полоцкого мастера Лазаря Богшу?
– Ну, да. Про того, что изготовил знаменитый крест.
– Уже тогда я должен был понять, что Гусев врет, и история с иконой от начала до конца – выдумка.
– Почему?
– Богша был ювелиром, а вовсе не иконописцем.
* * *
Пока Иван умывался, Юля успела достать из холодильника бутылку водки, а из аптечки – вату и бинт. Она перевязала Платову шею, а он смазал ссадины у рта.
– И как мне теперь, по-твоему, целоваться?
– Надо было сидеть дома, а не шляться по кладбищам. Вот и целовалась бы сколько душеньке угодно.
Юля разлила водку по рюмкам, но Иван от своей доли отказался.
– Боюсь уснуть, а у меня еще куча дел.
– А я не боюсь! После такого-то стресса!
Сизова залихватски тяпнула две стопки и размякла до того, что Платову пришлось отнести ее в кровать на руках. Он укрыл девушку одеялом.
– Знаешь, Юлька, а ведь он прав.
– Он?
– Тот козел, что висит сейчас на ограде. Накануне он сказал, что такая умная жена, как ты способна сделать из лейтенанта генерала.
– И обязательно сделаю, мой герой! – прошептала Юля уже сквозь сон.
Дождавшись пока дыхание девушки станет ровным, Иван подошел к телефону и, с трудом попадая пальцами в отверстия диска, набрал «02».
Голос дежурного был сонным и Платов с садистским удовольствием сообщил:
– Тут, Миша, у меня еще два трупика образовалось. Ага, не пьяный я. Буди всю банду, включая Ляшенко. И можешь передать этой паскуде, чтоб перед выездом своим рапортом на меня подтерся.
* * *
– И что за лапшу ты мне на уши вешаешь? – майор Ляшенко смотрел на подчиненного не просто недоверчиво, а, как на выходца из дурдома, которого по недосмотру недолечили. – Недавно по твоей Липовке зловещие мертвецы толпами гуляли, а вчера ты уже с Джеком-Потрошителем бой вел! Считай, что допрыгался, Платов!
– С Душителем, товарищ майор…
Вид у Ивана действительно был такой, словно он сражался не с одним, а с целой ротой душителей. Заплывший глаз выглядел так, будто участковый его прищурил с целью поиздеваться над Ляшенко. Шея была обмотана бинтом, и повязка постоянно норовила сползти. Общую же картину дополняло злосчастное чернильное пятно. Однако, несмотря ни что, Платов начинал медленно, как трехведерный самовар, закипать.
– Это вы, майор, чушь городите! – неожиданно выпалил он. – Впрочем, как всегда!
Выражение лица Ляшенко стоило бы запечатлеть Рафаэлю. Майор вцепился пальцами в край стола и сжал его так, словно собирался выдавить из дерева сок. За считанные доли секунды его лицо побледнело, а затем приобрело пунцовый оттенок. Услышать такие слова от тихого рыжего толстячка было все равно, что получить оплеуху от цветочного горшка.
