— Я благодарю бога, что это не рак.
Он подумал… и едва не сказал, что ей легко оставаться снаружи, только наблюдать за градацией ужаса. Но он не сказал этого, его чувства, наверное, проявились на лице, потому что ее выражение усталости усилилось.
— Извини, — сказала она. — Это… уже, кажется, трудно сказать что-то, что было бы верным.
Снова сверкнула ненависть, горячая и жгучая. Вдобавок к джину, это только заставило его почувствовать себя более угнетенным и физически нездоровым. Потом чувство дискомфорта исчезло, оставив стыд. Кожа Гари превращается в бог знает что, пригодное только для показа в балагане. Дункан Хопли может чувствовать себя великолепно, или же Вилли поджидает там еще что-то похуже.
Черт, потеря веса, это ведь не самое плохое, а?
Вилли разделся, позаботившись сначала выключить лампу, обнял Хейди. Она сперва казалась застывшей, но потом, когда он уже начал думать, что из его затеи ничего не выйдет, размякла. Он услышал ее рыдания, которые она пыталась сдержать в себе, и бесстрастно подумал, что если все книги правы, если можно обрести благородство в бедствии и выковать характер в несчастье, тогда он оказался паршивым работником как в приобретении благородства, так и в укреплении характера.
— Извини, Хейди, — попросил он.
— Если бы я могла сделать хоть что-нибудь, — всхлипнула она. — Если бы я только смогла, Вилли, ты же знаешь.
— Ты можешь, — сказал он и коснулся ее груди.
Они занялись любовью. Он начал думать: «Этот раз будет только для нее», но обнаружил, что в конце концов занялся собой. Вместо того, чтобы видеть испуганное лицо Леды Россингтон, ее блестящие в темноте глаза, он уснул.
Утром весы показали 176 фунтов.
Вилли договорился о кратком отпуске для проведения серии анализов на метаболизм. Кирк Пеншли почти сразу с неприличной поспешностью согласился посодействовать его просьбе, оставив Халлека лицом к лицу с правдой, о которой он еще недавно не подозревал: они хотели от него избавиться. Со своими исчезнувшими двумя из трех подбородков, с выступившими скулами, проступившими костями лица, он превратился в привидение — призрак своей формы.
— Конечно, да! — ответил Пеншли почти прежде, чем Вилли успел выговорить свою просьбу. Пеншли говорил с чрезмерно сердечной интонацией, голосом, который люди приобретают тогда, когда знают, что имеют дело с чем-то серьезным, но не желают это показывать. Опустив глаза туда, где раньше находилось брюхо Вилли, Пеншли добавил: — Берите отпуск на любой срок, Вилли.
— Трех дней вполне хватит, — ответил Халлек, а потом перезвонил из платного телефона кофейни Баркера, сказать, что потребуется еще три дополнительных дня. Может быть, больше трех дней, да… но может быть, не для тестов метаболизма… Идея вернулась, поблескивая… Еще не надежда, что-то обещающая, но уже что-то.
— Сколько еще дней? — спросил Пеншли.
— Не знаю точно, — ответил Халлек. — Может, две недели или месяц.
На другом конце линии замолчали. Халлек понял, что Пеншли разбирает подтекст. «Что я хочу сказать, Кирк, так это то, что не вернусь никогда. Они окончательно поставили диагноз рака. Когда вы увидите меня, Кирк, я буду лежать в длинном ящике с шелковой подушкой под головой».
И Вилли, который за последние шесть недель в основном только боялся, почувствовал первые гневные позывы.
«Это совсем не то, что я хочу сказать, черт возьми!»
— Никаких проблем, Вилли. Дело Худа придется передать Рону Бейкеру, но все остальное может пока подождать, я думаю.
«… ты думаешь. Ты начнешь передавать мои дела персоналу сегодня же в полдень, а разбирательство Худа перешло к Бейкеру еще на той неделе. Ты же звонил во вторник спросить, куда Салли задевала документацию Кон-Газа. А что касается твоей мысли насчет подождать, то подождать могут только жареные цыплята в субботу на твоей вилле в Вермонте. Так что не пытайся нае…ь».
— Я присмотрю, чтобы к нему перешла вся документация, — сказал Вилли, и не смог удержаться, чтобы не добавить: — Мне кажется, что папка Кон-Газа уже у него.
Задумчивая тишина на конце провода.
— Ну… если я смогу чем-нибудь помочь…
— Можете, — ответил Вилли. — Хотя это будет звучать немного в духе «Мелодии Лунатика».
— В чем дело? — теперь голос Пеншли звучал настороженно.
— Вы помните неприятности ранней весной? Случившийся инцидент?
— Д… да…
— Женщина, которую я сбил, была цыганкой. Вы это знали?
— Это было в газетах, — неохотно ответил Пеншли.
— Она была членом… э… чего? Шайки… думаю, так можно сказать. Цыганской шайки. Они стояли лагерем здесь в Фэрвью. Они договорились с местным фермером, которому нужны были наличные…
— Подождите, подождите секунду, — заговорил Кирк Пеншли голосом, в котором зазвучали деловые нотки, совершенно не похожие на его прежний траурный тон платного плакальщика. Вилли слегка ухмыльнулся. Он знал этот тон, и этот тон нравился Вилли бесконечно больше. Халлек мог представить себе сорокапятилетнего Пеншли, лысого, едва ли пяти футов ростом, хватающего записную книжку и авторучку. Переключаясь на первую скорость, Кирк был самым ярким и деятельным человеком, которого Халлек знал. — Хорошо, давайте дальше. Кто был этим фермером?
— Ларс Арнкастер. После того, как я сбил женщину…
— Как ее звали?
Вилли прикрыл глаза, вытягивая имя из памяти. Забавно… столько всего. Он даже не вспоминал ее имя со дня слушания.
— Лемке, — сказал он наконец. — Ее имя было Сюзанна Лемке.
— Л-е-м-п-к-е?
— Без «п».
— Хорошо.
— После инцидента цыгане обнаружили, что Фэрвью для них очень негостеприимен. У меня есть основания считать, что они отправились в Рэйнтри. Я хочу знать, не можете ли вы проследить их путь, дальнейший путь. Мне нужно знать, где они сейчас. Я заплачу за расследование из своего кармана.
— Черта с два вы будете платить, — добродушно возразил Пеншли. — Если они направились на север в Новую Англию, мы найдем их след, но если они двинулись на юг в Джерси, вряд ли. Вилли, тебя беспокоит тот процесс?
— Нет, — ответил Халлек. — Но я должен поговорить с мужем той женщины. Если это, конечно, был муж…
— Да… — протянул Пеншли, и снова Вилли смог прочесть его мысли так же ясно, как если бы он высказал их вслух. «Вилли Халлек подводит баланс, устраивает свои земные дела. Может, он хочет вручить старому цыгану чек, а может, только извиниться и дать человеку возможность врезать ему в глаз».
— Спасибо, Кирк, — сказал Халлек.
— Не стоит благодарности, — ответил Пеншли. — Просто постарайся скорее выздороветь.