Потом цыгане расставят кругом свои машины, как их пращуры ставили в круг телеги и кибитки двести, четыреста, восемьсот лет назад. Они получали разрешение на разведение огня и по ночам болтали и смеялись, безусловно передавая из рук в руки бутылку-другую.
Об этом думал Халлек. Но согласился ли с этим Хопли? Так он позволил бы цыганам некоторое время существовать. Те, кто хотел купить, что бы там ни продавали цыгане, мог выехать по западной дороге к местечку Арнкастера. По крайней мере, оно не было на виду. Сама ферма Арнкастера была чем-то вроде бельма на глазу — фермы, которые находили цыгане, всегда считались такими. А потом цыгане поехали в Рэйнтри и исчезли из поля зрения.
Но только после инцидента, после того, как старый цыган сделал нежелательный шаг, появившись на ступеньках здания суда и коснувшись Вилли Халлека, их присутствие перестали терпеть.
Хопли дал цыганам два дня, вспомнил Халлек, и, когда они не выказали желания отправиться дальше, «отправил» их сам. Сначала Джи Роберто отменил их разрешение на разведение огня. Хотя почти каждый день всю предыдущую неделю шли проливные дожди, Роберто заявил, что угроза пожаров резко повысилась. И кстати, сообщил, что те же самые правила, которые касались лагерных костров и огня для приготовления пищи, касаются пропановых плиток, угольных жаровень и светильников.
Потом Хопли посетил несколько местных бизнесменов, у которых Ларс Арнкастер пользовался кредитом — обычно просроченным кредитом. Он побывал в магазине сельскохозяйственной техники, магазине продуктовых товаров, в фермерской кооперации и еще кое-где. Хопли даже заглянул в коммерческий банк… банк, который держал закладные на земли Арнкастера.
Все это было только частью служебного долга. Чашка кофе с одним, случайная встреча за ленчем с другим, бутылка пива с третьим.
К закату следующего дня каждый, каждый, кто имел право на чек хоть с крошечной части задницы Ларса Арнкастера, нанесли ему визит, вскользь замечая, как хорошо было бы, если бы эти чертовы цыгане тронулись дальше… и как все были бы благодарны.
Результат оказался именно таким, как рассчитывал Хопли. Арнкастер пошел к цыганам, возместил баланс заранее обговоренной суммы за аренду и, отказавшись слушать протесты, выгнал цыган (Халлек подумал о молодом жонглере, который, очевидно, еще не совсем сознавал непостоянство своей жизненной позиции). Оказалось, что у цыган не было подписанного договора, который мог бы выдержать разбирательство в суде.
В трезвом виде Арнкастер мог сказать им, что им еще повезло. Честный человек возместил неиспользованную часть того, что они оплатили. В пьяном виде (Арнкастер употреблял две бутылки за ночь) он мог быть чуть выразительнее и многословнее. Появились силы, которые желали убрать цыган из города, так мог сказать он. На него оказали нажим, давление, которое не под силу бедному, грязному фермеру типа Арнкастера. В особенности, когда половина так называемых «добропорядочных жителей» уже вытащила ножи.
«И никто бы из цыган (за исключением жонглера), — подумал Халлек, — не нуждался бы в подобном пояснении».
Вилли поднялся и вяло побрел домой под холодным дождем. В спальне горел свет: Хейди ждала его.
Не патрульный жокей. Тут не было нужды в возмездии. И не Арнкастер… отвернулся от денег, потому что не мог поступить иначе.
Дункан Хопли?
Хопли, возможно. «Очень возможно, — поправил себя Вилли. — С одной стороны, Хопли всего лишь некая порода натренированного пса, чьи инстинкты направлены на сохранение хорошо смазанного деньгами Статус Кво Фэрвью.» Но Вилли сомневался, что старый цыган примет во внимание такую хладнокровную социологическую точку зрения, и не только потому, что Хопли так успешно отправил их восвояси сразу после слушания. Изгнание было только частью дела. К изгнаниям они привычны. Промахи Хопли с расследованием инцидента, который отнял жизнь старой цыганки…
А вот это уже посерьезней, не так ли?
«Промахи с расследованием? Черт, Вилли, не смеши меня! Упущение в расследовании — это грех невнимательности. А что сделал Хопли, так это облил грязью жертву, объявив ее виновницей происшествия. Начав с подозрительного отсутствия анализа выдоха. Явно покрывательство. Ты знал это, и Гари Россингтон знал». Ветер становился все сильнее. Дождь — безжалостнее, Вилли видел, как капли молотят по лужам улиц. Вода имела необычный, полированный вид под янтарным освещением высоконадежных уличных светильников Фонарного проезда. Наверху потрескивали, жаловались сучья деревьев, Вилли встревоженно поднял голову.
«Я должен повидаться с Дунканом Хопли».
Что-то блеснуло. Что-то, что могло стать искоркой идеи. Потом Халлек вспомнил одурманенное, изможденное лицо Леды Россингтон… «С ним сейчас трудно говорить, это происходит и внутри у него, понимаешь?»
Не сегодня. На сегодня достаточно.
* * *
— Где ты был, Вилли?
Она лежала в постели. Лампа для чтения освещала ее лицо. Сейчас она отложила книгу на покрывало, взглянула на него, и Вилли увидел темные, коричневые провалы у нее под глазами. Эти провалы не переполнили его жалостью… по крайней мере, сегодня.
Мгновение он раздумывал, не сказать ли: «Я заходил к Гари Россингтону, а поскольку его не было, я прикончил несколько порций мартини с его женой. Столько выпивки, что хватило бы Зеленому Великану, будь он в настроении. И ты никогда не отгадаешь, что она рассказала мне, Хейди, милая. Оказывается, Гари Россингтон, который как-то в полночь на Новый год ухватил тебя за молочную железу, превратился в аллигатора. А когда он помрет, они смогут сделать на нем бизнес: новые бумажники из кожи судьи!»
— Нигде, — ответил он. — Просто гулял. Бродил.
— Ты пахнешь так, словно свалился в можжевеловый куст.
— Образно говоря, ты права. Только я свалился в пивную.
— Сколько ты выпил?
— Пару.
— По запаху ближе к пяти.
— Хейди, ты ведешь перекрестный допрос?
— Нет, дорогой, но я хотела бы, чтобы ты не тревожился так. Эти врачи определят, что с тобой, когда изучат результаты тестов на метаболизм.
Халлек хмыкнул.
Она повернула к нему взволнованное, испуганное лицо.
— Я благодарю бога, что это не рак.
Он подумал… и едва не сказал, что ей легко оставаться снаружи, только наблюдать за градацией ужаса. Но он не сказал этого, его чувства, наверное, проявились на лице, потому что ее выражение усталости усилилось.
— Извини, — сказала она. — Это… уже, кажется, трудно сказать что-то, что было бы верным.
Снова сверкнула ненависть, горячая и жгучая. Вдобавок к джину, это только заставило его почувствовать себя более угнетенным и физически нездоровым. Потом чувство дискомфорта исчезло, оставив стыд. Кожа Гари превращается в бог знает что, пригодное только для показа в балагане. Дункан Хопли может чувствовать себя великолепно, или же Вилли поджидает там еще что-то похуже.
