Однако это блаженство длилось недолго.
Не успела я по-настоящему заснуть, как вдруг какой-то неясный звук заставил меня открыть глаза, а горло сдавила тревога, неуловимая, как ночные тени.
Мне показалось, что на меня кто-то смотрит. Стоит рядом, совсем близко, и разглядывает мое лицо.
Приподнявшись на локтях, я оглядела комнату и, конечно же, никого не увидела, но неприятное ощущение не уходило, наоборот, усилилось настолько, что все мое тело покрылось мурашками. Я чувствовала на себе пристальный взгляд, словно сам дом, его толстые каменные стены, мощные дубовые балки под потолком и два оконных проема изучают незваную и от этого нежеланную гостью.
Так бывает, когда в воскресной толпе по спине внезапно начинает ползти холодок, ты оборачиваешься и в первую минуту никого не видишь, а потом сталкиваешься с чьим-нибудь взглядом. Или не видишь никого, кто бы явно смотрел на тебя, но холод расползается внутри и не отпускает, пока ты не вернешься к себе домой и не хлопнешь дверью, избавляясь от чужого присутствия, даже гипотетического.
Я села на постели и, обхватив руками колени, подслеповато вглядывалась в темноту, еле разбавленную светом огня, тлеющего за каминной решеткой. Вскоре мои глаза привыкли, и в лунном мареве, проникающем сквозь неплотно задернутые шторы, начали проступать очертания предметов. Сначала я различила края кровати, затем два кресла и угол шкафа, туалетный столик с зеркалом у двери в ванную.
Все было на своих местах, но я никак не могла успокоиться. В невнятных ночных шорохах, наполнявших старый дом, мне чудилось чье-то незримое движение, а в еле слышном поскрипывании – приглушенные всхлипы. Вокруг ощущалась таинственная, смутная, неизвестно откуда исходящая угроза. По углам спальни сгустились тени.
Довольно быстро от напряжения у меня свело плечи. Однако ничего не происходило. Сон тоже не шел. Я решила зажечь свечи и выяснить, который час, чтобы узнать, сколько мне удалось поспать. Но для этого требовалось встать с кровати!
Минут через пять мужества накопилось достаточно, и я спустила на пол ноги в теплых шерстяных носках, посидела так, озираясь по сторонам, словно мои движения могли спровоцировать что-то в ответ.
Ничего.
Я вздохнула и заставила себя подняться. Сколько бы глаза ни привыкали к темноте, стрелки на часах мне все равно не разглядеть. Три шага до каминной полки, на которой лежали спички, показались мне переходом через горный перевал: с таким трудом они мне дались!
Первую спичку я сломала. Вторая потухла, не успев поджечь толстый фитиль. Третья спичка, сжалившись надо мной, затеплилась и горела ровно столько, сколько мне понадобилось, чтобы зажечь три свечи в массивном подсвечнике.
За ужином я не придала значения освещению дома, а теперь вспомнила об этом, и мне показалось странным, что в Розе Ветров везде царил полумрак, в котором маленькими пятнышками пульсировали огоньки свечей. Словно здесь, на острове, упорно не признавали такое благо цивилизации, как электричество. Хотя мне казалось, что внизу, в холле, я видела лампы, которые, впрочем, не горели.
В отведенной мне спальне ламп не было, и только пододвинув тяжелый подсвечник поближе к часам, я разглядела, что стрелки показывают полчаса до полуночи. Выходит, проспала я совсем недолго, однако спать мне больше не хотелось.
Я подошла к окну, где замерла, стоя в одной ночной рубашке. Внизу, там, где скалы постепенно переходили в лесные заросли, виднелись черные ветви деревьев, покачивающиеся в густых волокнах лунного света. Здесь, на острове, он был не таким, каким я привыкла видеть его на небе большого, наполненного людьми и машинами Портленда. Лунный свет мегаполиса был робким и задушенным неоновым ночным освещением, а здесь выглядел иначе – живым, пугающим и… властным. А тени, которые он порождал на каменистой почве, в гуще кустарника, вызывали у меня необъяснимую тревогу.
Картина была настолько ирреальной, неправдоподобной, что я тряхнула головой, отгоняя вязкую муть полуночного наваждения. Еще вчера при взгляде в ночное окно взору открывалась освещенная неяркими фонарями улица, утопающая в старых вязах и яблонях, огоньки на верандах соседних домов и блеклое городское небо, почти лишенное звезд. Этот вид был знакомым и оттого умиротворяющим. Он навевал мысли о безмятежном предопределенном будущем, семье, надежности дома и общей закономерной упорядоченности существования. Как славно было любоваться летними сумерками, сидя рядом с папой на качелях в саду, пока тени не окутывали дорожку к дому и ноги не покрывала щекочущая вечерняя роса!
Это было словно в другой жизни.
То, что я видела перед собой в настоящий момент, было полной противоположностью моим мимолетным приятным воспоминаниям и никак не располагало к покою. Я с горечью размышляла о том, что с уходом папы все необратимо изменилось: и мир вокруг, и само его восприятие. Тени за окном теперь казались не прозрачными, а зловещими; роса липла к щиколоткам и заставляла вздрагивать от соприкосновения с ее ледяными крупинками. Даже безобидный лунный свет струился между деревьями, как призрачный отблеск безвозвратно потерянного прошлого, а не как тайная надежда на будущее.
Я со вздохом забралась обратно в постель, но, покрутившись под одеялом, поняла, что заснуть, увы, никак не удается.
Надо же, мне так хотелось спать, а сейчас сон не шел!
Я снова встала и походила по комнате, пока не решила, что было бы неплохо почитать какую-нибудь книгу. Обычно это помогало мне справиться с бессонницей. Возможно, и сейчас тягучий сюжет какого-нибудь исторического романа помог бы мне заснуть, а если не повезет, то хотя бы скоротать ночь… Да, книга бы мне пригодилась!
К сожалению, я не захватила с собой в поездку даже журнала, а в комнате ни журналов, ни книг не оказалось. Зато я вспомнила, что Стив показал мне дверь библиотеки, как раз рядом с гостиной, где я впервые увидела Ричарда. Немного поколебавшись, я пришла к выводу, что никого не потревожу, если тихонько спущусь и выберу себе книгу, хотя мне и было немного совестно за подобное самоуправство.
Я подошла к двери и, приоткрыв ее, боязливо выглянула в коридор. Его высокий свод, укрепленный мощными балками, потемневшими от времени, мерцал отблесками свечей в настенных канделябрах. Путь до лестницы был хорошо виден, а внизу, я помнила, нужно было пересечь холл и повернуть налево.
Преодолев это расстояние, я вошла в нужный коридор на первом этаже и на миг замерла, прислушиваясь к звукам ночного дома. Нет, все было тихо. Несмотря на это, сердце мое колотилось и словно наполняло своим гулом узкое пространство, вытесняя сонную тишину.
