— Земляк, домкратом не выручишь? — спросил цыган через открытое окно «опеля». — А то наш сломался, не поднимает.
— Нет, — ответил снайпер, одной рукой закрывая крышку ноутбука, а другой держа в кармане пистолет. — Я его, как назло, в гараже…
Но договорить он не успел. Цыган резко взмахнул рукой, из его рукава вылетел увесистый свинцовый шарик, закрепленный на резинке, с глухим костяным стуком ударил снайпера в лоб и молниеносно вернулся в рукав.
— Ну и не надо, не очень-то и хотели! — пробормотал цыган и громко позвал брата.
Снайпер уронил голову на ноутбук и затих. Цыгане быстро скрутили ему скотчем руки и ноги, залепили рот, забросили его на заднее сиденье «опеля», и обе машины понеслись в сторону поселка.
Пленник еще не успел прийти в себя, а Захар уже все знал про него, в том числе о конторе, на которую он работал, и о человеке, чей заказ он исполнял.
— Эх, Ванька, Ванька… — шептал он про себя, меряя ногами просторную гостиную. — Надеялся я, что не пойдешь ты больше на это… И чего тебе неймется, чем же я тебе так мешаю? Когда же ты поймешь, что другие не дурнее тебя? Ну ладно! На этот раз ты меня достал!
Что-то решив, он остановился и вытащил из кармана трубку:
— Василий Андреевич? Вансович… Да, надо встретиться. Вам грозит серьезная опасность. Да, лично вам. Нет, по телефону не могу… Хорошо, в одиннадцать пятнадцать в Сокольниках… До встречи.
Снайпер очнулся только через час — в своей машине. Голова у него раскалывалась от боли. Он осторожно дотронулся до лба и обнаружил огромную шишку. Оглянувшись по сторонам, он увидел, что машина стоит совсем не там, где ему прилетело в лоб, а в каком-то совершенно незнакомом месте. Не оказалось при нем и ноутбука. А пистолет цыгане не тронули, видно, он не представлял для них никакой ценности. Снайпер достал телефон, начал набирать номер, но передумал, захлопнул трубку и, заведя машину, поехал искать дорогу на Москву.
Ровно в пятнадцать минут двенадцатого в районе Сокольников рядом остановились две машины. Из одной из них вышел Захар и быстро пересел в машину Романова.
— Здравствуйте, Захар Фомич, — сказал генерал, протягивая руку. Несмотря на полученное по телефону предупреждение, он не выказывал ни малейшего признака беспокойства. — Что на этот раз случилось?
— Три часа назад меня хотели убить, — ответил Захар. — Следующий на очереди вы. Но стрелять в вас они не будут, постараются обставить все как несчастный случай или болезнь. У вас же недавно был гипертонический криз? Да знаю я, не скрывайте! А если знаю я, то могут узнать и они…
— Так кто же эти «они»? — перебил его Романов.
— А вы проверьте охранную фирму «Арбалет». Именно оттуда ноги растут.
Рука генерала с зажигалкой, которую он поднес к сигарете, замерла. «Арбалет» был той фирмой, на которую он обратил внимание в связи с Карлом Вайсманом и от которой его внимание старательно отвлекали. А следующие слова, произнесенные Захаром, вовсе лишили его спокойствия:
— И знаете, через кого фирма получила заказ на нас обоих? Через нашего старого знакомого Сидорина…
В течение двух последующих дней с треском провалились все покушения на людей из списка Фотиева, кроме одного. Молодой мужчина высокого роста и атлетического сложения, с длинными русыми волосами и аккуратной темной бородкой, выйдя из магазина, сел за руль «фольксвагена», под днище которого агент конторы подложил взрывное устройство, — и был разорван в клочья вместе с автомобилем. Во всяком случае, другой агент, наблюдавший это издалека в бинокль, клялся и божился, что все было именно так, а камера, которой он должен был запечатлеть акцию для отчета, неожиданно вышла из строя.
На самом деле Виктор, ближайший помощник и друг Захара, вовсе не садился в автомобиль, так как был заранее предупрежден, да и сам вовремя почувствовал опасность. Агент конторы получил мощный мысленный сигнал, исказивший для него действительность, и даже проверка на полиграфе подтвердила, что он говорит истинную правду. Захар приготовил хитрый ход, для осуществления которого Фотиев должен был думать, что Виктора нет в живых.
Фирма «Арбалет» за три дня понесла такие материальные и моральные потери, каких не знала за все годы своего существования. Положение заместителя директора пошатнулось, и в ближайшее время нечего было и думать об исполнении заказа на генерала Романова.
Как только квартиры в Москве снова стали продавать, а не «давать» их очередникам по списку, Лейла без колебаний прервала ответственную командировку и на три месяца вернулась в Россию. Один из них она потратила на то, чтобы расселить жильцов из замызганной, провонявшей кислой капустой и жареным салом коммуналки в одном из старых переулков внутри Бульварного кольца. Остальное время ушло на придание квартире вида, который она имела в начале двадцатого века. Для этого Лейла познакомилась со всеми антикварами и букинистами Москвы и раздала им эскизы и описание мебели, которой когда-то была обставлена квартира, и списки книг, стоявших некогда на полках.
Все это обошлось в немыслимую сумму, но к концу отпущенного срока квартира приобрела прежний вид, превратившись в почти точную копию той, где Лейла провела счастливейшие годы своей жизни. Когда ремонт был закончен и мебель расставлена, она с замиранием сердца переступила порог, прошлась, вспоминая прошлое, по всем пяти комнатам — и больше ни разу не возвращалась туда, поручив старому другу Бойцову присматривать за порядком. Рухнула тайная надежда вернуть былое. Удалось восстановить только внешний антураж, но не дух ушедшего счастливого времени. В квартире пахло старьем…
Какие уж там меры принял Степан, она не знала, но ни у муниципальных чиновников, ни у грабителей ни разу не возникло интереса к пустующей квартире, хотя она даже не была поставлена на сигнализацию. Все эти годы раз в неделю приходила нанятая уборщица и наводила в квартире порядок. А Лейла, приезжая в Москву, останавливалась в гостевых комнатах резиденции ордена — особняке благотворительного медицинского фонда.
Но теперь, вернувшись, как она понимала, надолго, Лейла решила занять свою пустующую квартиру. Не то чтобы ее перестал удовлетворять уровень комфорта, нет, все оставалось по-прежнему. Ее начала раздражать воцарившаяся в особняке с появлением нового хозяина атмосфера нововведений и перемен, которые в разговоре со Степаном Лейла язвительно назвала «перестройкой». Кирилл напоминал ей яростных либералов, которые не так давно обличали с трибун прошлое правление. Только Кирилл пошел еще дальше. Обличая, он тут же призывал все простить и зажить в мире и согласии.
