Множество «духовных» упражнений индуизма сводится к немногим практическим основам, это – идолопоклонство (поклонение изваянию или изображению «божества» с разными приношениями, курениями и иными ритуалами); «джапа», или повторение санскритской мантры, данной ученику при посвящении (то есть повторение магической формулы–заклинания); «пранаяма» – дыхательные упражнения в сочетании с джапой. Есть и другие практические упражнения, относящиеся к тантре, или – поклонение «богу» как «матери» – женскому началу, силе, энергии, эволюционному и действенному. Они полны неприкрытого зла и достаточно отвратительны. Так, Свами Вивекананда – монах–индуист, появился в Парламенте Религий в Чикаго в 1893 г., ставил целью обращение западного мира в индуизм, конкретнее – в учение веданты (мистического индуизма) говорил: «Я поклоняюсь Ужасной! Ошибочно полагать, что всеми людьми движет только тяга к наслаждению. Столь же многие имеют врожденную тягу к мукам. Будем же поклоняться Ужасу ради него самого. Немногие дерзали поклоняться смерти, или Кали. Будем же поклоняться смерти!» И вот еще слова Свами о богине Кали: «Есть еще кое‑кто, кто смеется над существованием Кали. Но ведь сегодня она здесь – в толпе. Люди вне себя от страха, и солдаты призваны сеять смерть. Кто может утверждать, что Бог не может проявлять себя в виде зла, как и в виде добра? Но только индуист осмеливается поклоняться ему как злу!» Он заклинал свою богиню: «Приди, о Мать, приди! ибо имя твое – Ужас!», и его религиозным идеалом было «слиться воедино с Ужасной навсегда!..» И вот такая целенаправленная деятельность зла практикуется с твердой уверенностью, что это – добро!
— Какова же по вашему цель этой религии? – со сдерживаемой злобой спросила Элизабет.
— Цель индуизма — создание вселенской (универсальной) религии, — цель, весьма желанная диаволу, дающая ему возможность подставить этой лжерелигии лжебога — антихриста и в лице его добиться наконец поклонения себе, как богу, всего мира. Такая вселенская религия не может признавать «индивидуалистических, сектантских» идей, она не желает иметь с христианством ничего общего. Эта «религия грядущего» будет опустошительным пожаром, пожравшим христианство. Если христианин согласится с утверждением индуистских проповедников, что различия у них с нами только кажущиеся, а не реальные, — тогда индуистские идеи получают свободный доступ в его душу, а развращающая сила индуизма непомерна — она приводит к самому порогу поклонения злу.
— Мне кажется, что вы очень однобоко на это смотрите, — как можно мягче сказала Элизабет, внутри которой клокотало желание убить экскурсовода. – Для нас это связано с другими воспоминаниями, здесь есть много того, что связано с нашими представлениями о жизни, которые отличаются от ваших. Вы могли бы разрешить нам побыть полчаса вдвоем в этом месте?
— Ну, конечно, — смутилась Елена. Посетители выглядели так респектабельно, она мысленно упрекнула себя, что взялась им рассказывать о том, что они знают по–другому и возможно обидела их.
Когда девушка вышла Элизабет бросилась на шею Григорию. Она просила его в знак их любви сделать надрез на руке, и пролить на ставший музейным экспонатом жертвенник Кали немного своей крови. Решающим аргументом для Григория оказалось то, что Лиз сказала, что она и есть Кали; что он делает для Кали, он делает для нее. А разве жаль ему для нее каких‑то поллитра крови? И Григорий, несмотря на то, что его впечатлило услышанное от Елены, не смог отказать.
Лицо Элизабет возбужденно заблестело, она стала похожа на вампиршу. Ритуальное место вновь обрело силу, Григорий пока еще не стал совсем их, но то, что он совсем ее и пойдет дальше, куда она прикажет, Лиз не сомневалась. Она позвала Елену и сухо сказала ей, что ее спутник нечаянно порезался, и они очень извиняются.
А Елена застыла в ужасе, чувствуя, что в помещении появилось что‑то, чего до этого не было. Но что это, помимо большого пятна крови на жертвеннике Кали, она сказать не могла…
Сэр Джон и Валентина
К Валентине отправился сам сэр Джон. Он думал, что ему удастся обставить свое появление максимально эффектно, пройдя сквозь стену. Но дом Валерия Петровича был освящен, его хозяин регулярно читал в нем молитвы. Поэтому какая‑то сила (и он даже знал какая) не дала Эктону войти так, как он хотел. Пришлось звонить в дверь.
Валентина очень испугалась, увидев англичанина на своем пороге.
— Вы?.. Как вы здесь оказались? – залепетала она испуганно.
— Ты же сама меня позвала, — улыбнулся лорд. — Помнишь, ты захотела все вернуть назад? У нас сейчас есть шанс это сделать. Ты официально отречешься от христианства – ты ведь уже отреклась от него своей жизнью, пройдешь через несколько древних ритуалов. Скучно тебе точно не будет, это я обещаю!
Валентина так перепугалась, что слова не могла вымолвить.
— Ну же, говори! – потребовал сэр Джон. – Мне не нужно что‑то вымученное под страхом, которое является недействительным. Ты отрекаешься от Христа?
— Нет, — пролепетала Валя.
— А ты по–прежнему ненавидишь мужа и Ольгу?
— Не знаю…
— Если бы была возможность их убить так, чтобы тебе за это ничего не было, ты пошла бы на это? – продолжал свой допрос сэр Джон.
— Нет, он мой муж, а она моя подруга, — неожиданно твердо сказала Валентина.
— Так зачем ты сдернула из Англии занятого человека? За это придется ответить! – резко сказал Эктон.
Он взмахнул рукой, в надежде, что уж ему‑то удастся сделать с Валей то, что не удалось в свое время сделать Зое с ее мужем. Но он лишь напугал женщину, которая от страха залезла под стол и тряслась там так, что вся мебель в комнате ходуном ходила.
— Надеюсь, она сошла с ума, — подумал сэр Джон.
Когда Валерий Петрович пришел домой, он увидел жену побелевшей от страха, дрожащей под столом. Сначала он хотел вызвать «скорую», но, узнав из сбивчивых рассказов Валентины, что приходил сэр Джон, пригласил отца Аристарха. Тот покропил напуганную женщину святой водой, дал ей ее попить, после чего Валя немного успокоилась. Священник долго и мягко объяснял ей, что происшедшее с ней – следствие той жизни, которую она ведет. И если в этот раз служителю сил зла не удалось подчинить ее себе или убить, или свести с ума, то в следующий раз у него может это получится, если Валентина не покается в том, что делала, и не изменит свою жизнь. Та согласно кивала.
И уже следующим утром Валерий Петрович привез жену в храм на службу, где она со слезами на глазах исповедалась архимандриту Аристарху, а потом причастилась. Но с тех пор она стала бояться оставаться дома одна, и попросилась работать в интернате. Муж взял ее старшей медсестрой одного из отделений. Работая рядом с мужем и Ольгой, Валентина увидела, что между ними ничего нет, все ее выдумки беспочвенны. А уход за больными не только занял время, которое она не знала куда деть, но и дал чувство защищенности, что она больше уже не окажется беспомощной перед силами зла. Она изменила отношение к мужу, прекратила истерики, даже внешне изменилась, потому что сильно похудела из‑за пережитого стресса. Валерий вновь увидел перед собой ту девушку, которой совсем недавно делал предложение. И их семейная жизнь наладилась.
