Статуя. Черная, искрящаяся. Женщина из камня. Сандро лежал у ног своего творения. Он видел эти незаконченные каменные ступни – все другое было затянуто дымом. Почему он не закончил работу? Чего ждал? Эти мысли мелькали в голове Сандро где-то далеко, за стеной обреченности и боли. Еще один день работы – и его единственное в жизни настоящее творение было бы готово. Его вдохновение. Он вложил в него часть себя.
Сандро увидел, как вздрогнули заточенные в камень ступни женщины, но не поверил своим глазам. Черный камень вспыхнул россыпью звезд. Такого не может быть, он сходит с ума. Ступни статуи сбросили, словно грязь, с себя лишние остатки камня. Женщина ожила. Ее движения были скованными и неуверенными, подобно первым шагам младенца. Казалось, еще одно мгновение, и она рухнет, разобьется, разлетевшись тысячью осколков. Но женщина из камня продолжала идти. У ворот мастерской она остановилась. Ее руки сжались в кулаки. Треск горящих досок смешался с грохотом ударов камня о дерево. Ворота затрещали, рассыпались. Черная статуя неуклюже развернулась. Сандро подумал, что уже умер и видит ангела смерти, который пришел за ним. Ангел поднял его на руки и понес в темную бездну, окруженную желтыми языками пламени. «Интересно, это рай или ад? – думал Сандро. – А может быть, просто пустота?»
Сандро отключился. Статуя вынесла его из пылающей мастерской и уложила на холодную землю.
* * *
Сандро заметили, лишь когда рассеялся дым. Мастерская сгорела. Пострадала часть дома. Пожарная машина продолжала поливать дымящуюся крышу, но огонь уже был локализован.
– Папа, папа! – закричал Матео, увидев отца.
Сандро лежал на земле, вдали от дома. Рядом с ним стояла статуя – женщина из черного камня. Старая дикая яблоня скрывала от взглядов статую и ее творца. На лице Сандро были ожоги. Часть его одежды обгорела. Ариэнна увидела статую и тихо выругалась. Сначала, когда Матео сказал, что нашел отца, она обрадовалась, что муж не погиб, теперь она чувствовала раздражение и злость. Неважно, как начался пожар, главное, что Сандро предпочел спасать свою чертову женщину из черного камня, вместо того чтобы бежать в дом и спасать жену и детей.
– Какая же ты скотина! – зашипела на Сандро Ариэнна, когда сознание вернулось к нему.
Он поднялся на ноги. Ожоги начинали болеть. Голова гудела. Сломанная челюсть мешала говорить.
– Где твой брат? – спросил он. Ариэнна с трудом поняла его, снова выругалась. Сандро схватил ее за руку, требуя ответа.
– Когда начался пожар, он разбудил меня и детей. Он, понимаешь, а не ты. Потом они уехали. Ты ведь знаешь, им сейчас не нужны неприятности. А тут пожарные и полиция… – Ариэнна посмотрела на дом и неожиданно расплакалась.
Сандро не заметил этого. На нетвердых ногах он пошел прочь, за дом, где была могила. Вико и Уиллис закопали яму. Но теперь Сандро знал, кто лежит на ее дне. Он обернулся, пытаясь отыскать взглядом жену и детей. Они стояли возле статуи. Возле женщины из черного камня, которая спасла его, вынесла из горящей мастерской, подожженной Вико и Уиллисом, чтобы избавиться от свидетеля. Затем Вико пошел в дом и разбудил сестру и своих племянников. Они не могли причинить ему вред. Он не мог причинить им вред.
Сандро вспомнил, как Вико ударил его. Он мог поклясться, что видел, как кастет приближается к его челюсти, словно в замедленном действии. Видел, но не мог пошевелиться, избежать удара. Это воспоминание принесло боль. Челюсть, онемевшая прежде, вспыхнула огнем. Сандро застонал, качнулся, с трудом устояв на ногах. Ему было тяжело дышать. Глаза слезились. Но самое плохое осталось в прошлом. Сандро не сомневался в этом. Вико уехал. Уехал навсегда. Это стоило сломанной челюсти. Его взгляд снова устремился к семье. Он не может им ни о чем рассказать. Не имеет права. Да и то тело на дне могилы… Кому оно принадлежит? Еще одному бандиту, как Вико? Кто будет искать его? Кто будет оплакивать?
А статуя? Сердце неприятно сжалось в груди. Все было как в тумане. Воспоминания стерлись. «Я, должно быть, действительно спятил, если спас кусок камня вместо семьи», – подумал Сандро, потому что поверить в это было проще, чем в то, что женщина из черного камня ожила и спасла его от смерти.
Октябрь 1962 года. Оскода. Мичиган.
Огиманс всегда говорил, что современный человек живет на низком уровне жизненной энергии, не умеет страдать, ничего не знает об истинно творческом потенциале своего тела. Его друг детства Джин Рэмси смеялся и называл все это детством, которое должен отвергнуть каждый человек, став взрослым.
– И превратиться в существо, которое совершает массу движений без какого бы то ни было реального интереса? – спрашивал Огиманс. – Посмотри на себя, Большой Джин, ты либо скучаешь, либо раздражаешься. Ты потерял способность чувствовать, потерял спонтанность. Ты можешь лишь хорошо рассказывать о человеческих трудностях в своих газетах, но ты понятия не имеешь, как с ними справляться. Вся твоя жизнь – это бесконечные интеллектуальные упражнения, а твои статьи – море слов, в котором тонешь ты и твои читатели.
– Откуда ты знаешь, о чем мои статьи, если ты никогда их не читал?
– Я читаю тебя, Большой Джин. Этого для меня достаточно.
Потом они всегда долго молчали и изучали духов, приходящих к ним из мира, лежащего за гранью реальности, двери в которую открывали древние индейские обряды – в их силу верил Огиманс. Что касается самого Джина Рэмси, то он верил лишь в силу мескалито, употреблявшегося на этих церемониях.
Когда Джину было девять, его мать застала его отца с любовницей и хотела уехать к родителям в Калифорнию. Она посадила Джина в машину, бросила в багажник чемодан с вещами и покинула Нью-Йорк. Но когда до дома родителей оставался день пути, Бриджит засомневалась, остановилась в отеле недалеко от индейской резервации и взяла паузу на раздумья. Пауза затянулась. День, неделя. Бриджит встретила мужчину, с которым у нее в отместку мужу завязался роман. Бурный, страстный. Тогда-то предоставленный самому себе маленький Джин и познакомился с Огимансом – мальчиком своих лет из индейской резервации.
Старший брат Огиманса, Макадэваквад, работал в отеле и каждый день приводил с собой младшего брата. Джин и Огиманс сблизились. Завязалась дружба, которая сохранится на долгие годы. Позже, когда Джину будет уже двадцать, Огиманс и его старший брат Макадэваквад разрешат Джину принять участие в их древних ритуалах. Мескалито пробудит в Джине воспоминания его первой встречи с Огимансом. Духи придут в образе отца, приехавшего за ним и матерью в отель возле индейской резервации. Еще один дух станет матерью Джина, рассказывающей отцу о любовнике, с которым она отомстила за измену. Отец молчит. Лицо у него серое, словно камень. Джин никогда не любил его. Не любил, даже когда отец прощал его или его мать за их шалости, измены. Духи показывали что-то еще, но Джин уже не знал, что из этого калейдоскопа было правдой. Лишь первые картинки, лишь роман матери с незнакомцем и то, как она рассказывает об этом отцу. Тогда, в девять лет, Джин хотел уйти, не слушать. Сейчас, в двадцать, духи заставили его остаться и досмотреть эту ссору до конца. Мескалито заставил.
