Так что Монти рискнул. Он нарушил главное условие своего контракта. Если кто-нибудь поймает его на горячем, последует немедленное увольнение. Он взял экземпляр статьи, выскользнул из редакции в располагавшийся неподалеку офис «Пронтапринт», и отправил текст факсом — с приложенным счетом на 400 фунтов — в редакцию «Дейли Пост» в Лондон.
Пока он не поднял взор, его вполне можно было принять за инопланетянина. Он стоял на Нельсон-роуд, изучая дом номер 66 сквозь тонированный щиток своего мотоциклетного шлема. Его тело, упакованное в кожу от тяжелых ботинок до перчаток, могло бы запросто оказаться продуктом внеземных технологий, выполненным в форме гуманоида — эдакого Человека в Черном, посланного, чтобы взять обет молчания с Эллы и ее семьи.
Но он не был пришельцем. Он был корреспондентом по паранормальным явлениям.
Затянутая в перчатку рука потянулась к визору, и под ним обнаружились льдисто-голубые глаза. Они не выражали ничего — ни тени замешательства, усталости или неуверенности. Таковы были глаза Питера Гунтарсона.
Гунтарсон внимательно разглядывал дом Уоллисов, В застегнутом на молнию кармане мотоциклетной куртки лежала копия факса, посланного Монти Беллом из «Геральд». Статейка с первого же слова вызывала усмешку, но одно из ее утверждений уже доказало свою истинность: во внешности дома Эллы не было решительно ничего, что отличало бы его от соседних.
Между входной калиткой и дверью было всего четыре ступеньки. Вдоль террасы тянулась кирпичная стена по пояс высотой, обеспечивая каждому коттеджу крошечный палисадник. Как и у большинства других домов, у номера 66 в палисаднике рос какой-то куст. Его явно аккуратно подстригали, так, чтобы в единственное обращенное на улицу окно первого этажа попадало как можно больше света. Многие жители, и Уоллисы в том числе, заменили обычные рамы на современные, алюминиевые.
Черепичная крыша террасы нависала над входной дверью, напоминая коротенькую юбочку, или тулью шляпы.
Наверху тоже одно окно — главной спальни. Во всех домах окна занавешены тюлем. У дома 66 общая каминная труба с домом 68. Оконные рамы выкрашены в оранжевый цвет — единственные оранжевые рамы на улице. Больше смотреть было не на что.
Гунтарсон бросил взгляд вдоль улицы, туда, где его фотограф отстегивал кофр с камерой от своей «Ямахи-850». Оба они, зажав подмышками сверкающие черные шлемы, направились к калитке дома 66 и позвонили в звонок.
Когда Элла оторвала взгляд от телевизора, газетчики уже протискивались в дверь. Ей показалось, что они заполнили собой всю комнату. Их головы, торчащие из наглухо застегнутых кожаных воротов, непропорционально маленькие, наводили на мысль о рыцарях в полном вооружении, только почему-то без шлемов. Толстые черные кожаные валики делали их и без того широкие плечи еще массивнее. Грудь защищали «ребра» из черных набивных прослоек, которые резко сходили на нет на поясе. Кожа, туго обтягивающая бедра, матово поблескивала. Ниже бугрились наколенники, а здоровенные ботинки на двухдюймовой подошве по всей высоте икр были застегнуты пряжками.
Показавшиеся из-под краг «Дайнезе»[19] кисти их рук показались неестественно белыми.
— Эти люди проделали долгий путь из Лондона только ради того, чтобы встретиться с тобой, Элла, — проговорила Джульетта.
Один из них, тот, у которого были зачесанные назад светлые волосы, и сияющие голубые глаза, протянул руку.
— Нас прислала «Дейли Пост».
Так значит, они пришли не для того, чтобы защитить ее. Право, смешно, но несколько секунд она действительно думала: а вдруг это отец нанял этих людей в кожаных доспехах телохранителями, которые спасут ее от журналистов.
Вместо этого они сами оказались журналистами.
Она отвернулась, и уставилась на экран.
— Они так долго ехали, чтобы кое о чем тебя расспросить, — настойчиво повторила Джульетта, протянув руку, чтобы выключить телевизор.
— Я не хочу разговаривать.
— Твой папа хочет, чтобы ты была умницей, и ответила на их вопросы.
Элла продолжала смотреть на погасший экран.
— Прошу прощения, с нашей девочкой иногда бывает довольно трудно. Это моя вина — если бы я воспитывала ее построже, она могла бы вести себя лучше…
Блондин не обратил на Джульетту никакого внимания. Отодвинувшись на пару шагов от стула, на котором сидела Элла, и присев на корточки, он расстегнул на груди молнию скрипучей кожаной куртки, будто хотел раскрыть ей свое сердце.
На коже его экипировки был вытиснен логотип «Дайнезе», похожий на лисенка. Элле нравились лисята.
— Привет, я Питер, — на его улыбающемся лице играл румянец «кровь с молоком», который так часто бывает у людей с очень белой кожей. Он без тени смущения глядел ей прямо в глаза. — Это — Джоуи. Он делает фото. Я пишу тексты. У твоего папы договор с нашей газетой. Он получит деньги — много денег, а наша газета в обмен получит возможность напечатать пару статей. О тебе. О твоей семье. Он тебе об этом говорил?
— Он не разговаривает о деньгах.
— Ладно. Ну, тогда я о них буду говорить.
— Нет никакой необходимости забивать голову такой девочке, как Элла, деловыми вопросами, — встряла Джульетта.
Питер Гунтарсон бегло ей улыбнулся, но ничего не ответил.
— У тебя уже брала интервью местная газета, так? Они вам ни пенни не заплатили, зато опубликовали всю эту историю с «одержимостью» и «экзорцизмом», и еще кучу подробностей вашей частной жизни. И я готов биться об заклад, что они и словом не обмолвились о том, что ваша история будет напечатана на первой странице, с огромными заголовками, фотографиями и всем прочим. Я прав?
— Они со мной вообще ни о чем таком не говорили, — призналась Элла. — Им в основном папа был нужен.
Между прочим, статья Монти Белла Гунтарсону очень понравилась. Он отлично поработал с родителями Эллы и дядей Робертом, пригвоздив их собственными же словами, выставив их персонажами жутковатыми, слегка чокнутыми — и жестокими по отношению к растерянной маленькой девочке.
Но это был не тот сюжет, который нужен Гунтарсону. Он смотрел на дело совсем по-другому.
— Послушай, для тебя это было нелегко, — начал он. Она по-прежнему прямо смотрела ему в лицо. Он не отвел взгляд. Это был отличный способ послать мысленный раппорт. И уж всяко не Питеру Гунтарсону отводить глаза перед четырнадцатилетней девчонкой! — Я хочу, чтобы наше сотрудничество было приятным. Чтобы мы понимали друг — друга с самого начала. Я здесь, чтобы помочь — Гунтарсон бросил взгляд на Джульетту. — Вы не могли бы сделать нам по чашке чаю? И я бы стащил с себя эти шкуры — что-то жарковато стало.
