– Ну, есть. И что?
Лацис посмотрел Коновалову в глаза и сказал:
– Думай. Решай.
Несколько секунд Коновалов осмысливал услышанное, а потом выпучил на приятеля глаза:
– Ты что, намекаешь, чтобы я…
– Я ни на что не намекаю, – отрезал Лацис. – Я всего лишь говорю, что тебе давно пора взять инициативу в свои руки!
Коновалов-младший провел по раскрасневшемуся лицу ладонью. Посмотрел на Лациса и сипло проговорил:
– Он меня пришибет.
– Сомневаюсь, – невозмутимо возразил Лацис. – Помнишь, ты рассказывал, что в девяностых твой отец побывал в переделках? Все его бизнес-партнеры отправились на тот свет. А он выжил. И прибрал все к своим рукам.
– Ну…
– Твой отец – железный парень. Но и ты тоже. Он должен это понять.
Коновалов задумался, и Лацис подлил масла в огонь:
– Он будет орать, топать ногами… Но потом поймет. Поймет, что ты не слабак. Что ты – его настоящий сын, его копия. Что ты – такой же, как он.
Максим сжал кулаки и прорычал:
– Он не круче меня!
– Верно, не круче, – согласился Лацис. – Но ты должен это доказать. Поступи так, как поступил бы он. Возьми то, что тебе принадлежит. Сделай это – и он тебя зауважает. Твое здоровье!
Лацис поднял бокал и пригубил коньяк.
На широкое лицо Коновалова-младшего легла тень глубокой задумчивости. Он долго сидел молча, неподвижно, наморщив широкий лоб, и в глубоко упрятанных глазах его разгорался недобрый огонек. Лацис молча наблюдал, предоставив приятелю самому принять решение.
Наконец Максим вышел из задумчивости. Устремив на приятеля пылающий взгляд, он хрипло спросил:
– Ты поможешь мне?
– Конечно, – поблескивая очками, спокойно ответил Лацис.
Глаза Коновалова слегка сузились, взгляд стал более внимательным.
– Почему?
– Что?
– Почему ты хочешь мне помочь?
Лацис пожал плечами:
– Мои дела плохи, Макс. Я сильно поиздержался, и мне бы не помешала бы небольшая финансовая поддержка.
Коновалов хмыкнул:
– Вот почему ты меня на это подбиваешь! Хочешь меня использовать?
– Немного, – иронично отозвался Лацис.
– Хваткий ты парень.
– А разве в нашей стране можно выжить иначе?
Несколько секунд Коновалов в упор разглядывал Лациса, затем рассмеялся сухим, колючим смехом.
– Ладно, – сказал он и хлопнул ладонью по столу. – Давай дернем по маленькой. За успех предприятия!
– Ты уверен?
– Да, твою мать, я уверен! Разливай.
Лацис наполнил бокалы. Максим взял свой бокал и быстро его опорожнил, не дожидаясь Лациса. Облизнул губы и сказал:
– Ключ от сейфа висит у папаши на шее.
– Ты можешь его добыть? – поинтересовался Лацис.
– Только когда папаша уснет. Но сон у него чуткий. И, кстати, спит он в кабинете, рядом с сейфом.
– Эту проблему можно решить, – сказал Лацис. – У меня есть снотворное. Пара капель – и твой старик будет спать как убитый. Сможешь подмешать ему в еду или в напиток?
На мгновение лоб Коновалова прорезала морщинка озабоченности, но через минуту исчезла.
– Он выпивает перед сном микстуру от желудка. Можно подмешать снотворное в нее.
– Отличная идея, – одобрил Лацис. Взглянул на приятеля своими холодными глазами, такими же прозрачными, как стеклышки его очков. И добавил с улыбкой: – Сегодня у нас есть план, Макс. А завтра у нас будут деньги!
В кабинете Коновалова-старшего царил полумрак, подсвеченный мягким тускловатым светом настольной лампы.
Максим приоткрыл дверь пошире и проскользнул в кабинет отца. На цыпочках подошел к кожаному дивану, на котором лежал Федор Сергеевич. Отец был одет в синий шелковый халат, его непокорные пепельные волосы торчали во все стороны, глаза были закрыты, он был бледен и спал тихо, как младенец.
На антикварном журнальном столике стоял хрустальный стакан, из которого отец обычно пил микстуру. Рядом – два флакона и бутылка с минеральной водой.
Максим осторожно протянул руку к шее отца, подцепил ногтем стальную цепочку и вытянул ее из-под халата вместе с электронным ключом. Ключ был прямоугольный, плоский, похожий на безопасное бритвенное лезвие. Повозившись немного с накручивающимся, как в женских бусах, замочком, Максим разомкнул его, снял ключ с цепочки, повернулся и, стараясь двигаться бесшумно, прошел к картине в роскошном золоченом багете, висевшей на стене.
Картина была заурядная: деревья, полянка, дорога, купол деревенского храма, торчащий над деревьями, но Максим знал ее секрет. С недавних пор, сам не зная зачем, он завел привычку следить за отцом. Подглядывать за ним – из окна, в дверную щель, – да, в общем, как придется. Он использовал любую возможность для наблюдения, благодаря чему дважды видел своими глазами, как отец нажимал пальцами на часть резного украшения рамы.
Максим остановился перед картиной, поднял руку, провел пальцами по золоченой резьбе, остановился на выпуклом завитке и с силой нажал на него.
Завиток ушел внутрь, и тут же между рамой и стеной образовалась узкая щель. Максим, подрагивая от волнения, просунул туда пальцы и потянул картину на себя. Она отошла от стены, подобно дверной створке, и глазам Максима предстала ровная стальная дверца сейфа.
Максим шагнул вперед и вставил электронный ключ в прорезь. А потом сделал то же, что и его отец: трижды повернул ключ по часовой стрелке, выждал пару секунд, а затем повернул его в обратную сторону. Раз. Два. Три. Четыре… Послышалось тихое жужжание, после чего замок легонько щелкнул, и дверца отошла от корпуса.
Коновалов взялся за стальную ручку и распахнул дверцу. Утроба сейфа осветилась изнутри неярким желтым светом, и Максим увидел аккуратные денежные брикеты.
– Твою мать… – хрипло прошептал он. – Здесь двести кусков – не меньше! Хороша заначка!
За спиной у Максима что-то шелохнулось. Он резко повернулся и увидел перед собой знакомое очкастое лицо. Ровный пробор в светлых волосах, белесые глаза…
– Артурчик? Что ты здесь де…
Послышался легкий щелчок – так бывает, когда лезвие ножа выскакивает из рукоятки. Коновалов среагировал мгновенно: он схватил со стеллажа толстую хрустальную пепельницу и с размаху ударил ею чухонца по лицу.
Белобрысая голова дернулась в сторону, золотые очки слетели, Лацис сделал шаг назад, но тут же вновь повернул голову и уставился на Коновалова своими холодными глазами. Мякоть левой щеки чухонца повисла алыми клочьями… Максим не медлил: он набросился на противника и осыпал его градом ударов пепельницей. Бил по голове, по лицу, но противник не падал, а лишь отступал под его натиском.
Наконец Максим оступился и грохнулся на пол, но тут же вскочил и повернулся, готовый встретить противника новым ударом.
